Почти женский роман… - 91

Однажды в такую минуту любовники были глаз на глаз. С участием склонясь на его плечо, Селтанета молвила:

—            Азиз(милый), ты грустишь, ты скучаешь со мной!

—            Ах, не клевещи на того, кто любит тебя более неба,— отвечал Аммалат,— но я испытал ад разлуки и могу ли без тоски вздумать о ней. Легче, во сто раз легче мне расстаться с жизнию, чем с тобою, черно­окая!

—- Ты думаешь об этом — стало быть, желаешь этого...

—            Не отравляй моей раны сомнением, Селтанета. До сих пор ты знала только цвести, подобно розе, порхать, подобно бабочке; до сих пор твоя воля была единственною твоею обязанностию. Но я мужчина, я друг; судьба сковала на меня цепь неразрешимую, цепь благодарности за добро... она влечет меня к Дербенту.

Долг! обязанность! благодарность! — произнесла Селтанета, печально качая головою.— Сколько золото­швейных слов изобрел ты, чтобы ими, как шалью, при­крыть свою неохоту остаться здесь. Разве не прежде ты отдал душу свою любви, нежели дружбе?.. Ты не имел права отдавать чужое! О, забудь своего Верховского, за­будь русских друзей и дербентских красавиц!.. Забудь войну и славу, добытую убийствами. Я ненавижу с тех пор кровь, как увидела тебя, ею облитого. Не могу без содрогания вздумать, что каждая капля ее стоит неосушимых слез сестре, или матери, или милой неве- сте. Чего недостает тебе, чтобы жить мирно, покойно в горах наших? Сюда никто не придет возмутить оружием счастия душевного. Кровля наша не каплет, плов у нас не купленного пшена; у отца моего много коней  и оружия, много казны драгоценной — у меня в душе много любви к тебе. Не правда ли, милый, ты не едешь, ты останешься с нами?

—            Нет, Селтанета, я не могу, я не должен здесь остаться! С тобою одной провести жизнь, для тебя кончить ее — вот моя первая мольба, мое послед­нее желанье; но исполнение обоих зависит от отца твоего. Священный союз связывает меня с русскими, и, покуда хан не примирится с ними, явный брак с тобою мне невозможен... и не от русских, но от хана...

—            Ты знаешь отца моего,— грустно сказала Селта­нета.— С некоторого времени ненависть к неверным усилилась в нем до того, что он не пожалеет при­нести ей в жертву и дочь, и друга. Особенно он сер­дит на полковника за то, что убил его любимо­го нукера, посланного за лекарством к гакиму Ибра­гиму.

—            Я уже не раз заводил речь с Ахмет-ханом о мо­их надеждах — и всегдашним ответом его было: по­клянись быть врагом русских — и тогда я выслушаю тебя!

—            Стало быть, надобно сказать «прости» надежде?

—            Зачем же надежде, Селтанета! Зачем не сказать только: прости, Авария!

Селтанета устремила на него свои выразительные очи.

—            Я не понимаю тебя,— произнесла она.

—            Полюби меня выше всего на свете: выше отца и матери и милой родины — и тогда ты поймешь ме­ня. Селтанета! жить без тебя я не могу, а жить с тобою не дают мне... Если ты любишь меня, бежим отсюда!..

Бежать! — дочери ханской бежать, как пленнице, как преступнице!., это ужасно... это неслыханно!

—            Не говори мне этого... Если необыкновенна жерт­ва, то необыкновенна и любовь моя. Вели мне отдать тысячу раз жизнь свою, и я кину ее с усмешкою, будто медную пулу;* брошу в ад душу свою за тебя, не только жизнь.

* Пул вообще деньги. Карапул — наша денежка, или полушка (которая произошла вовсе не от «пол-ушка», а от татарского: «пул»). Да и слово рубль происходит, по мнению моему, не от «рубки», а от арабского слова «руп» — четверть и перешло к нам от кочевых азиат- цов древности. Ногат — значит точка. (Замечание принадлежит автору)

—Ты напоминаешь мне, что ты дочь хана,— вспомни, что и мой дед носил, что мой дядя носит корону шамхальскую!.. Но не по этому сану, а по этому сердцу я чувствую, что достоин тебя; и если есть позор быть счастливым вопреки злобы людей и прихотей рока, то он весь падет на мою, не на твою голову.

—            Но ты забыл месть отца моего.

—            Придет пора, и он сам забудет ее. Видя, что дело свершено, он отбросит неумолимость. Сердце его не камень — да если б было и камень, то слезы повин­ные пробьют его, наши ласки его тронут!.. Счастие приголубит тогда нас крылами, и мы с гордостью ска­жем: «Мы сами поймали его!»

—            Милый мой — я мало живу на свете, а что-то в сердце говорит, что неправдой не изловить счастья! Подождем, посмотрим, что Аллах даст. Может, и без этого средства совершится союз наш.

Селтанета! Аллах дал мне эту мысль... вот его во­ля!.. Умоляю тебя: сжалься надо мною!.. Бежим, если ты не хочешь, чтобы час брака пробил над моею мо­гилою. Я дал честное слово возвратиться в Дербент и должен сдержать его, сдержать скоро... но уехать без надежды увидать тебя и с опасением узнать тебя женою другого! — это ужасно, это нестерпимо!! Не из любви, так из сожаления раздели судьбу мою... не лишай меня рая... не доводи меня до безумства... Ты не знаешь, до какой степени может увлечь обманутая страсть... я могу забыть и гостеприимство и родство... разорвать все связи человеческие, попрать ногами свя­тыню, смешать кровь мою с драгоценною мне кровью... шставить злодеев содрогаться от ужаса при моем имени и ангелов плакать от моих дел... Селтанета... спаси меня от чужих проклятий, от своего презрения... спаси меня от самого меня!.. Нукеры мои бесстрашны, кони — ветер... ночь темна: бежим в благодатную Россию, покуда перейдет гроза. В последний раз умоляю тебя: жизнь и смерть, слава и душа моя в одном слове твоем: да или нет?

• Назад
• Вперед