Почти женский роман… - 78

Капитан Бекович похвалился, что он отсечет кин­жалом (Очень забавно неверие европейцев к тому, что кинжалом можно отрубить голову: стоит пожить неделю в Азии для убеждения в про­тивном. Кинжал в опытной руке стоит и топора, и штыка, и сабли. (Замечание принадлежит автору))  голову буйволу, и сейчас привели две пары этих нескладных животных. Держали заклады, спо­рили, сомневались — капитан улыбался: взмахнул левою рукою огромный кинжал — и рогатая голова покатилась к ногам удивленных зрителей. Но за удивлением родилось желание сделать то же: давай рубить — все напрасно. В свите Алексея Петровича было много силачей и удальцов из русских и азиатцев,—- но для этого нужна была не одна сила.

— Дети вы дети! — сказал главнокомандующий и встал — велел принести свою саблю, свой меч, не ударяющий дважды, как говаривал он. Притащили огромную тяжелую саблю — и Алексей Петрович, как ни был уверен в силе своей, но подобен Улиссу в «Одиссее», намазывающему елеем лук свой, которого никто не мог натянуть,— сперва попытал лезвие, раза три махнул саблей в воздухе — и потом уже присту­пил к делу... Закладчики не успели ударить по рукам, как голова буйвола вонзилась рогами в землю. Удар был так быстр и верен, что туловище несколько минут стояло на ногах и потом тихо, тихо рухнуло. Крик изумления вырвался у всех; Алексей Петрович хлад­нокровно посмотрел, не иззубрилась ли сабля, стоя­щая нескольких тысяч, и подарил ее в знак памяти капитану Бековичу.

Мы еще жужжали между собою, когда к главно­командующему явился офицер линейских казаков с донесением от полковника Коцарева, который оставал­ся на линии.

Прочитав рапорт, Алексей Петрович разгладил чело.

—               Коцарев славно пощипал горцев,— сказал он нам.— Бездельники эти сделали набег за Терек, дале­ко прорвались за линию, пограбили одну деревню — но не только потеряли обратно полон, но все легли жертвою безрассудного молодечества.

Расспросив подробно есаула, как было дело,— он велел привести пленников, которых нашли ранены­ми и оживили. Пятерых привели перед главнокоман­дующего.

Туча налетела на его чело, когда он их увидел; брови сошлись, очи сверкнули.

—               Мерзавцы! — сказал он узденям.— Вы три раза присягали не разбойничать и три раза нарушали при­сягу. Чего недостает вам? лугов ли? стад ли? защиты ли того и другого? Так нет, вы хотите брать с рус­ских награды за имя мирных и добычу, наводя чер­кесов на наши деревни, разбойничая с ними вместе! Повесить их,— сказал он грозно,— повесить на соб­ственных воровских арканах. Пусть только бросят жребий: четвертому воля... велеть ему рассказать своим товарищам, что я приду научить их держать слово и замиритьпо-своему.

Узденей вывели.

Остался один татарский бек — и мы лишь тогда обратили на него внимание. Это был молодой че­ловек, лет двадцати трех, красоты необыкновен­ной, строен, как Аполлон Бельведерский. Он слегка поклонился главнокомандующему, когда тот подошел к нему, приподнял шапку и снова принял свою гордую, хладнокровную осанку: на лице его была написана непоколебимая покорность к судьбе | своей.

Главнокомандующий смотрел ему в очи грозными своими очами — но тот не изменился в лице, не опу­стил ресниц.

—       Аммалат-бек,— сказал наконец ему Алексей Петрович,— помнишь ли ты, что ты русский поддан­ный? Что над тобой стоят русские законы?

—               Мне нельзя было забыть этого,— отвечал бек,— если б в них я нашел защиту прав моих, теперь бы не стоял перед вами виновником!

—               Неблагодарный мальчик! — возразил главно­командующий,— отец твой, ты сам враждовал против русских... Будь это при персидском владении — семьи твоей не осталось бы праха, но наш государь был так великодушен, что вместо казни даровал тебе вла­дение. И чем заплатил ты за милость — тайным ропотом и явным возмущением! Этого мало: ты принял и скрыл у себя заклятого врага России, ты позволил ему при своих глазах предательски изрубить русского офицера! Со всем тем, если б ты принес покорную голову,— я бы простил тебе за твою молодость, для обычаев ваших. Но ты бежал в горы и вместе с Сул- тан-Ахмет-ханом злодействовал в границах русских, был разбит и снова сделал набег с Джембулатом. Ты должен знать, какая судьба ждет тебя.

—               Знаю,— отвечал Аммалат-бек хладнокровно,— меня расстреляют.

—               Нет; пуля слишком благородная смерть для разбойника,— произнес разгневанный генерал.— Арбу вверх оглоблями — и узду на шею — вот тебе достойная награда.

—               Все равно, как ни умереть, только умереть скоро,— возразил Аммалат,— я прошу одной милости — не терзать меня судом — это тройная смерть.

—               Ты стоишь сотни смертей, дерзкий! но я обе­щаю тебе, так и быть, что завтра же тебя не станет. Нарядить военный суд,—сказал главнокомандующий, обращаясь к начальнику своего штаба.— Дело ясное, улики налицо — и потому кончить все в одно заседа­ние к моему отъезду.

Он махнул рукою, и осужденного вывели.

Участь прекрасного юноши тронула всех. Все шептались о нем, все его жалели — тем более, что не было средств его спасти. Каждый очень хорошо знал и необходимость наказания за двукратную измену, и неизменную волю Алексея Петровича в делах такой гласности — а потому никто не осмеливался просить за несчастного.

• Назад
• Вперед