Почти женский роман… - 89

ГЛАВА VIII

Аммалат загнал двух коней и бросил на дороге нукеров своих; зато к концу другого дня был уже невдалеке от Хунзаха. С каждым шагом росло его нетерпение и с каждым мигом увеличивался страх не застать в живых свою милую. Он затрепетал, когда по­казались ему из утесов верхи башен ханского дома... в глазах померкло. «Жизнь или смерть встречу я там?»— молвил он в самом себе — и, скрепя сердце, удвоил бег коня.

Он настиг всадника, вооруженного с головы до ног; другой всадник ехал из Хунзаха ему навстречу — и едва завидели и разглядели они друг друга — пустили коней вскачь, съехались, соскочили на землю и вдруг, обнажив сабли, с ожесточением кинулись друг на друга, не вы- молвя ни одного слова,— как будто бы удары были обычным дорожным приветствием. Аммалат-бек, кото­рому они заградили узкую тропинку между скал, с изумлением смотрел на бой двух противников... он был короток. Попутный всадник упал на камни, об­ливая их кровью из разверстого черепа; победитель, хладнокровно отирая полосу, обратил слово к Ам- малату:

—            Кстати приход твой! Я рад, что судьба привела тебя в свидетели нашего поединка. Бог, а не я, убил обидчика, и теперь родные его не скажут, что я умерт- вил врага украдкою из-за камня, не подымут на мою го­лову мести крови.

—            За что встала ссора у тебя с ним?— спросил Аммалат.— За что заключил ты ее такой ужасною местью?

Этот харам-зада,— отвечал всадник,— не поладил со мной за подел грабленых баранов,— и в досаде мы тех их перерезали... не доставайся же никому — и он дерзнул выбранить жену мою... Пускай бы он лучше опозорил гроб отца и доброе имя матери, нежели тронул славу жены... Я было кинулся на него с кинжалом, да нас розняли; мы стакнулись при первой встре­че рубиться — и вот Аллах рассудил нас. Бек, верно, едет в Хунзах, верно, в гости к хану? — примолвил всадник.

Аммалат, заставляя своего коня перепрыгнуть через труп, лежащий поперек дороги, отвечал утвердительно.

—            Не в пору едешь, бек, очень не в пору!

Вся кровь кинулась в голову Аммалата.

—            Разве в доме хана случилось какое несчастье?— спросил он, удерживая коня, которого за миг преж­де ударил плетью, чтобы скорей домчаться до Хунзаха.

—            Не то чтобы несчастье; у него крепко была : больна дочь Селтанета, и теперь...

—            Умерла?— вскричал Аммалат, бледнея.

—            Может быть, и умерла; по крайней мере, умирает. Когда я проезжал мимо ханских ворот,— на дворе поднялась такая беготня, и плач и вой женщин, будто  русские берут Хунзах приступом... Заезжай, сделай милость...

Но Аммалат уже не слышал ничего более — он стремглав ускакал от удивленного узденя... только пыль катилась дымом с дороги, словно зажженной искрами, сыплющими из-под копыт. Быстро прогремел он по извилистым улицам, взлетел на гору, спрыгнул с коня среди двора ханского и, задыхаясь, пробежал по пере­ходам до комнаты Селтанеты, опрокидывая, расталкивая нукеров и прислужниц, и наконец, не приве­тив ни хана, ни жены его, прорвался до самого ложа больной и почти без памяти упал при нем на колени.

Внезапный, шумный приход Аммалата возмутил пе­чальное общество присутствующих. Селтанета, в кото­рой кончина пересиливала уже бытие, будто проснулась из томительного забытья горячки... щеки ее горели обманчивым румянцем, как осенний лист перед паде­ньем; в туманных глазах догорали последние искры души; уже несколько часов была она в совершенном изнеможении, безгласна, неподвижна, отчаянна. Ропот неудовольствия в окружающих и громкие восклицания исступленного Аммалата, казалось, воротили отле­тающий дух больной... она вспрянула... глаза ее заблистали...

—            Ты ли это, ты ли?..— вскричала она, простирая к нему руки...— Аллах берекет!.. теперь я довольна! Я счастлива,— промолвила она, опускаясь на подушки... улыбка сомкнула уста ее, ресницы упали — и она снова погрузилась в прежнее беспамятство.

Отчаянный Аммалат не внимал ни вопросам хана, ни выговорам ханши; никто, ничто не отвлекало его внимания от Селтанеты, не исторгало из скорби глубо­кой. Его насилу могли вывести из комнаты больной. Прильнув к ее порогу, он рыдал неутешно, то умоляя небо спасти Селтанету, то обвиняя, укоряя его в ее болезни. Трогательна и страшна была тоска пылкого азиатца.

• Назад
• Вперед