Почти женский роман… - 87
- Опубликовано: 28.02.2024, 20:50
- Просмотров: 28600
Содержание материала
Разбойники, заметив нас, вскочили и выправили ружья; только один, широкоплечий, видный, с самым зверским лицом лезгин, остался лежащим на земле: он хладнокровно приподнял голову, посмотрел на нас и махнул своим рукою. В одну минуту мы очутились в кругу их, между тем как узкая тропа вперед заграждена осталась атаманом.
— Прошу долой с коней, милые гости,— произнес он, улыбаясь; но видно было, что вторым приглашением будет пуля. Я мешкал, но Аммалат-бек проворно соскочил с коня и прямо пошел к атаману.
— Здорово,— сказал он ему,— здорово, сорвиголова; не чаял я тебя видеть; я думал, из тебя уж давно черти лапшу сделали.
— Скоро ездишь, Аммалат-бек,— отвечал тот.— Я надеюсь еще выкормить здешних орлов телами русских и вашей братьи татар, у которых киса больше, чем сердце.
— Ну что, какова ловля, Шемардан? — спросил небрежно Аммалат-бек.
— Было плохо. Русские сторожки, и разве с лезвия случалось угнать полковой табун или продать в горы человек двух солдат. С мареной и шелком громоздко возиться, а персидских тканей стали мало возить на арбах. Приходилось и сегодня порыскать и повыть даром по-волчьи, да, спасибо, Аллах смилостивился: в руки дал богатого бека и русского полковника!
У меня замерло сердце, когда я услышал эти слова.
Не продавай сокола в небе,— возразил Аммалат,— продавай, когда посадишь его на перчатку.
Разбойник сел, схватился за курок ружья и устремил на нас проницательные взоры.
— Послушай, Аммалат,— сказал он,— неужели вы думаете убежать от меня, неужели дерзнете защищаться!..
— Будь покоен,— возразил Аммалат.— Что мы за глупцы идти двум на шестерых. Любо нам золото, однако душа дороже. Попались, так нечего делать: лишь бы ты не заломил беспутной цены за выкуп. У меня, сам ты знаешь, ни отца, ни матери, а у полковника и подавно ни роду, ни племени.
— Нет отца, так есть наследство от отца. Ведь мне с тобою не роднею считаться. Впрочем, я человек совестливый — нет червонцев — так я возьму и баранами; а про полковника ты не пой мне песен: я знаю, что за него отдадут все солдаты последнюю пуговицу с мундира. Уж коли за Швецова (Полковник Швецов был выкуплен офицерами Кавказскогокорпуса. (Замечание принадлежит автору)) дали выкупу десять тысяч рублевиков, за этого дадут и больше. Впрочем, увидим, увидим! Коли будете смирны — я ведь не джеуд (жид) какой, не людоед. Первиадер (всевышний), прости!
— Ну, то-то же, приятель: корми да пои нас хорошенько, так присягу даю и честью моей заверяю, мы не задумаем ни бить тебя, ни бежать от тебя.
— Верю, верю! люблю, что без шуму дело сладили. Какой ты молодец стал, Аммалат: конь не конь, ружье не ружье — загляденье, да и только. Покажи-ка, друг, кинжал свой. Верно, кубачинская насечка на ножнах?
— Нет, кизлярская,— отвечал Аммалат, покойно расстегивая поясок кинжала.— Да клинок-то посмотри: диво! гвоздь пополам, словно свечку... на этой стороне имя мастера: на, хоть сам читай: Али-уста Казанищский! — И между тем он повертывал обнаженным клинком перед глазами жадного лезгина, который хотел показать, что знает грамоте, и со вниманием разбирал связную надпись...
Но вдруг кинжал сверкнул, как молния: Аммалат, улуча миг, рубнул Шемардана по голове со всего размаху, и удар был столь жесток, что кинжал остановился в зубах нижней челюсти. Труп рухнул на траву. Не сводя глаз с Аммалата, я последовал его примеру иположил из пистолета ближнего ко мне разбойника, державшего за узду моего коня. Это было знаком к бегству остальных бездельников, как будто со смертью атамана расторгся узел своры, на которую были они привязаны.
Между тем как Аммалат, по азиатскому обычаю, снимал с убитых оружие и связывал вместе повода оставленных коней, я выговаривал ему за его притворство и клятвы перед разбойником. Он с удивлением поднял голову:
— Чудный вы человек, полковник,— возразил он мне.— Этот злодей наделал исподтишка русским тьму вреда, то пожигая стоги сена, то уводя в плен одиноких солдат, дровосеков! Знаете ли, что он бы замучил, истиранил нас для того, чтобы мы пожалобнее писали к своим и тем более дали выкупу.
— Все это так, Аммалат,— сказал я,— но лгать, но клясться не должно ни в шутке, ни в беде. Разве не могли мы прямо кинуться на разбойников и начать тем, чем кончили?
— Нет, полковник, не могли. Если б я не заговорил атамана, нас бы при первом движении пронзили пулями; притом, я знаю эту сволочь весьма хорошо — они храбры только в глазах атамана, и с него надобно было начать расправу.
Я качал головою. Азиатское коварство, хотя и спасло меня, но не могло мне понравиться. Какую веру могу я иметь к людям, привыкшим играть честью и душою!
Мы собрались было садиться на коней, когда услышали стон раненного мною горца. Он очнулся, приподнялся и жалобно умолял нас не покидать его на съеденье зверям лесным. Мы оба кинулись помогать несчастному, и каково было удивление Аммалата, когда он узнал в нем одного из нукеров Султан-Ахмет-хана Аварского. На вопрос, как он попал в шайку разбойников, отвечал:
— Шайтан соблазнил меня. Хан послал меня в соседнюю деревню Кемек, с письмом к славному гакиму (доктору) Ибрагиму за какой-то травой, что, говорят, всякую болесть как рукой снимает... на беду, повстречал меня на дороге Шемардан; пристал: поедем да поедем со мной понаездничать, из Кубы едет армянин с деньгами. Не утерпело сердце молодецкое... Ах, Алла, гиль Алла! Вынул он из меня душу!
— Тебя послали за лекарством, говоришь ты,— спросил Аммалат.— Да кто же у вас болен?
— Наша ханум Селтанета при смерти, вот и писанье к лекарю про болезнь ее.— При этом слове он отдал Аммалату серебряную трубочку, в которую вложена была свитая бумажка.