A+ R A-

Почти женский роман… - 123

Содержание материала

 

 

И она, гордо вздернув носик, подала руку тому, кто спросил ее: «Какое угодно вам будет выбрать для себя качество вместо имени?»

—            Неделимость!-— сказала она, бросив значитель­ный взгляд на Змеева.

«Эге, душенька...— подумал Змеев,— да это никак зачатки ревности, ну, так будет прок! Неделимость! гм... хорошо, я — добрый малый, госпожа Неделимая, я, пожалуй, возьму вас себе целиком, не выделяя ни одной частички ни вашему благоверному супругу, ни моему легковерному другу. Неделимая... Это и затейливо, и оригинально, жаль только, что не совсем справедли­во. Да, впрочем, где теперь найдешь справедливость! Называет же князь Борис жену своею любезною половиною, а в ней не принадлежит ему и сотой доли!»

Надина воротилась на свое место, но не удосто­ила разговором Змеева: она, как говорится, на него дулась.

Кавалер ее подал знак жизни несколькими сло­вами, однако, подобно тающему в зимний петербург­ский полдень желобу, журчание его замолкло в минуту.

Какая-то неведомая грусть отяготела над Надиною: она сидела безмолвно, склоня голову; взоры ее упали долу. Мечтала ли она о том, кто далеко, или хотела заставить мечтать того, кто близко? Было ли то глубо­кое чувство разлуки, доступное душе самой светской женщины, или только игра кокетства, траурный наряд, дающий такую неотразимую прелесть лицу. Китайское опахало ее скользнуло из невольно распущенной руч­ки и давно было поднято Змеевым. Два раза подводи­ли ей на выбор кавалеров и два раза миновали ее с лукавою улыбкою... казалось, она никого не видала, ничего не слышала. О, как очаровательны бывают женщины в минуты такой невольной грустной рассеянно­сти, такого уединения посреди блеску и шуму света! Хочется тогда подкрасться к ним на цыпочках и на коленах прислушаться к их дыханию, к бою сердец!., разгадать тайную думу по летучему румянцу щек, по содроганию ресниц и губок предугадать в ней при­говор собственной судьбы.

Что-то юношеское, что-то бывалое встрепенулось в груди Змеева. Ему показалось, будто он чувствует, что недавно сказал он, и, всего страннее,— он этому по­верил, он, который не верил даже в себе ничему хоро­шему. Не надолго, однако ж; природа поборола при­вычку.

«Любить мне, и не шутя любить? да это достойно будет тех блаженных времен, когда любезники изъяс­нялись песнею: «Я не скажу тебе люблю, всеобщей моде подражая!» — времен, когда еще велась подстольная страсть сапогов к башмакам! Женщины — существа шаткие по природе и тщеславные по воспитанию: вот две дороги к обладанию ими. Но так как им при­ятнее обманывать, чем обманываться,— что я за глупец поддаваться, когда могу распоряжать? Пушкин недаром сказал:

 

Чем меньше женщину мы любим,

Тем больше нравимся мы ей...—

 

а я хочу понравиться Надине и нравиться во что бы то ни стало. Как ни бойка она, как ни начитанна рассказов своих многоопытных подруг, которых не на­дуешь вздохами да слезами на розовой воде или объяснениями на розовой бумажке,— со всем тем сердце у двадцатилетней женщины, наверно, мягче головы... Несгораемых я бил картечью остроумия, эту надо зажечь калеными ядрами чувства».

И яркие глаза его впились в Надину. Я уве­рен, что женщина чувствует даже во сне, не только в задумчивости, струю взора, наэлектризованного страстью.

Надина вздрогнула, прежде чем Змеев произнес над ухом ее, почтительно подавая веер:

—            Вы его уронили!

—            Благодарю вас. Но скажите правду хоть один раз в жизни,— вы, верно, смеялись про себя моей неуместной задумчивости?

Задумчивости? Скажите, какой я недогаддивый,— я ведь думал, что благодаря нашему любезно­му соседству вы просто дремали, а я очень уважаю крепкий сон — признак чистой совести. Нет, Надежда Петровна, я был далек от насмешек, глядя на вас. Я, напротив, горько жалел, что не живописец. Будь я Брюллов или Кипренский, я бы написал с вас спя­щую «Душеньку» на диво всему свету. Да вы спите с открытыми глазами до сих пор — и я уверен, что все мы кружимся и проходим перед вами, как сны!

—            Что же вся жизнь наша, что люди, в особенно­сти что такое вы, мужчины, как не обманчивые сны? — сказала со вздохом Надина.

—            А верите ли вы снам, сударыня?

—            Верю, когда они не льстят мне.

—            Так я очень рад, что вовсе не похож на льсти­вый сон, сударыня! Вглядитесь в меня хорошенько и сознайтесь, что я сегодня грозен и мрачен, как самый страшный, самый зловещий сон полночного царства. И этот сон вещует беду вашему сердцу, сударыня,— и в этот раз я не шучу, сударыня!

Надина пристально посмотрела на Змеева — но лицо Змеева в самом деле выражало какое-то печаль­ное чувство, какое-то искреннее участие. Она отворотилась,— как будто могильный ветер дунул на нее.

—            Я не люблю зловещих снов,— сказала она,— я стараюсь забыть их, если вижу.

—            Прежде чем забыть, надо разгадать их; а прежде чем разгадать, надо их узнать. Впрочем, грех бросать черные тени на яркую картину бала. Спите сном счастья, сударыня. Самые запоздалые худые вести приходят всегда слишком рано.

Любопытство Надины затронуто было за живое. Опасения ее проснулись... она знала, что Радов очень дружен с Змеевым, что они живут вместе... Двойная мысль, не сталось ли чего-нибудь с Платоном и не рас­сказал ли он чего-нибудь своему товарищу, как двойное жало змеи, кольнула ее в сердце. Но ей не хотелось выказать этого, а Змеев, раз уклонившись от предмета, ускользал из рук побочного вопроса.

Положив следок на следок, он хладнокровно поиг­рывал ключиком часов и отрывчатыми фразами отве­чал на слова Надины.

Вы спрашиваете, как мне нравится туалет княгини Полинской? очень блистателен! жаль только, что он измят еще при варшавском приступе. Зато наряд генеральши Кнокс, без метафоры, свежее весны — в Якутске. Никто не скажет, чтобы на ней малейшее украшение, кроме ее улыбки, пережило два бала. Но ее вечная улыбка!.. Боже мой, скоро ли она изно­сит эту улыбку!..

—            Скажите ей это на ухо и будьте уверены, что она, по крайней мере на четверть часа, забудет ус­мехаться. Но оставим дам в покое. Не правда ли, что кавалер, с которым я сейчас танцевала, был бы...

—       Пленителен, если б его создал бог, а не порт­ной, хотите вы сказать? я с вами согласен. В Англии хотят воздвигнуть монумент механику Ватту; у нас на Руси следовало бы воздвигнуть памятник вате.

 

 

Яндекс.Метрика