Почти женский роман… - 82

...Нет, не могу читать, не могу понимать, что тол­кует мне полковник!.. Я обманывал себя, воображая, что мне доступна лестница наук... я утомлен на первых

ступенях — теряю терпение на первом затруднении..-путаю нити, вместо того чтобы развивать их, дергаю, рву,— и добыча моя ограничивается немногими обрывками. Обнадеживание полковника принял я за собственные успехи... но кто, но что мешает этим успехам?.. То, что составляет счастие и несчастие моей жизни,— любовь. Во всем, везде вижу и слышу я Селтанету, и часто одну только Селтанету. Устра­нить ее от мысли моей почел бы я святотатством — да если б и захотел, то не мог бы исполнить этой решимости. Могу ли я видеть без света? Могу ли дышать без воздуха? А Селтанета мой свет, мой воздух, жизнь моя, душа моя!!

...Рука моя дрожит, сердце рыщет в груди... Если бы я писал кровью моею — она бы сожгла бумагу. Селтанета! Образ твой преследует меня во сне и наяву! Воображение твоих прелестей опаснее для меня их бли­зости! Дума, что я никогда не буду владеть ими, ка­саться их, может быть, видеть их, бросает меня в страстную тоску — я вместе таю и неистовствую!.. Припоминаю себе каждую милую черту твоего лица, каждое положение твоего стройного стана... и эту ножку — печать любви, и эту грудь — гранату бла­женства!.. Память о твоем голосе заставляет дрожать душу, как струну, готовую порваться от высокого звука... А поцелуй твой! поцелуй, в котором я выпил твою душу!., он сыплет розы и уголья на одинокое ложе мое... я сгораю; жаркие уста томятся жаж­дою лобзания,— рука хочет обвить стан твой, коснуться твоего колена!.. О, приди... прилети... что­бы я умер от наслаждения, как теперь умираю от скуки!..

Полковник Верховский, желая всеми способами рассеять печаль Аммалата, вздумал потешить его охотою на кабанов, любимым занятием дагестан­ских беков. На зов съехалось их человек двадцать, каждый со своими нукерами, каждый желая попы­тать счастья, прогарцевать на поле, похвалиться удаль­ством.

Седой декабрь осыпал уже верхи окрестных гор порошею. По улицам Дербента кое-где лежал ледяной череп, но сверх его густыми волнами катилась грязь по зубристой мостовой. Лениво плескало море в затоп­ленные башни сходящих в воду стен. Сквозь тумансвистели крыльями стада стрепетов и дудаков; вере­ницы гусей с жалобным криком мелькали над валами: все было мрачно и угрюмо; даже глупонесносный рев ослов, навьюченных хворостом на продажу, похо­дил на плач по красной погоде. Присмирелые тата­ры сидели на базарах, завертывая носы свои в шубы.

Но такая-то погода и мила охотникам. Едва город­ские муллы прокричали молитву — полковник с не­сколькими из своих офицеров, с городскими беками, Аммалатом, ехал или, лучше сказать, плыл верхом по грязи. Поворотив к северу, все они выехали за го­род в главные ворота (Кырхлар-Капи), убитые же­лезными пластами. Дорога, ведущая к Таркам, бедна видами... кое-где вправо и влево гряды марёны... потом обширные кладбища и, только к морю, редкие виноградники. Зато виды сего предместия гораздо велича­вее южных. Влево, на скалах виднелись Кейфары — казармы Куринского полка, а по обеим сторонам дороги лежали в живописном беспорядке огромные камни, скаченные, сброшенные и оторванные силой вод с высот нагорных.

Лес, осыпанный инеем, густел по мере приближе­ния к Велликенту, и на каждой версте свита Верхов­ского возрастала прибывающими беглярами и агаларами (Лар есть множественное число всех существительных в татар­ском языке, а потому бегляр значит беки, агалар — аги. Русские по незнанию употребляют иногда и в единственном так же.  (Замечание принадлежит автору) ).

Облава была закинута влево, и скоро послышали крик гаялыциков, собранных с окрестных деревень. Охотники растянули цепь, кто на коне, кто спешась; скоро показались и кабаны.

Тенистые леса Дагестана, изобилующие дубами,— искони служат притоном многочисленным стадам веп­рей, и хотя татары как мусульмане считают грехом прикоснуться к нечистому животному, не только есть его мясо, но истреблять их почитают они делом достойным; по крайней мере, они учатся на них стрелянью, и с тем вместе показывают свое удальство, ибо преследование вепрей сопряжено с большими опасностями, требует искусства и твер­дости духа.

Растянутая цепь ловцов занимала большое пространство. Самые бесстрашные стрелки выбирали места самые уединенные, чтобы ни с кем не делить славы удачи и для того, что на безлюдье вернее бежит зверь. Полковник Верховский, надеясь на свои испо­линские силы и меткий глаз, забрался далеко в чащу и остановился на полянке, на которой сходилось мно­го кабаньих следов. Один-одинехонек, прислонясь к суку обрушенного дуба, нажидал он добычи. То вправо, то влево от него раздавались выстрелы; порой мелькал вдали кабан за деревьями... наконец послышался треск валежника, и скоро потом показался необыкновенной величины вепрь, который несся через поляну, как из пушки пущенное ядро.

Полковник приложился — пуля свистнула, и ране­ный вепрь вдруг остановился, как будто от изумле­ния,— но это было на миг; он с остервенением кинул­ся на выстрел; с оскаленных клыков его дымилась пена, глаза горели кровию, и он с визгом близился к неприятелю. Но Верховский не смутился, нажидая его ближе... в другой раз брякнул курок... осечка! отсыревший порох не вспыхнул... Что оставалось де­лать охотнику? У него не было даже кинжала на поясе... Бегство было бы напрасно; вблизи, как нароч­но, ни одного толстого дерева... только один сухой сук возвышался от лежачего подле него дуба, и Вер­ховский бросился на него, как единственное средство спасти себя от гибели. Едва успел он взобраться аршина на полтора от земли, рассвирепелый кабан ударил в сук клыком своим... затрещал сук от удара и от тяжести, на нем висящей; напрасно Верховский порывался вскарабкаться выше по обледенелой коре: руки его скользили, он сползал, а зверь не отходил от дерева, грыз его, поражал его своими острыми клыками четвертью ниже ног охотника... С каждым мгновением ожидал Верховский, что он падет в жерт­ву — и голос его умирал в пустой окружности напрас­но... Нет, не напрасно!..

Конский топот раздался вблизи, и Аммалат-бек прискакал как исступленный, с поднятою шашкою. Завидя нового врага, вепрь обратился ему навстречу, но прыжок коня в сторону решил бой — удар Аммалата поверг его на землю.

• Назад
• Вперед