Почти женский роман… - 81

ГЛАВА VI

Выдержки из записок Аммалат-бека

(Перевод с татарского)

...Спал ли я до сих пор, или теперь во сне мечтаю?.. Так этот-то новый мир называется мыслию!! Пре­красный мир! Ты долго был для меня мутен и слитен, как млечный путь, который, говорят, составлен из ты­сячи тысяч сверкающих звезд! Мне кажется, я вхожу на гору познания из мрака и тумана... каждый шаг открывает мне зрение шире и далее... грудь моя ды­шит свободнее, я гляжу в очи солнцу... гляжу вниз — облака шумят под ногами!., досадные облака! С земли вы мешаете видеть небо; с неба разглядывать землю!..

Дивлюсь, как самые простые вопросы: отчего и как не западали мне в голову прежде? Весь божий свет, со всем, что в нем есть худого и хорошего,— виден был в душе моей, будто в море,— только я знал о том столько же, как море или как зеркало. На памяти, правда, сохранялось многое, но к чему мне служило это? Понимает ли сокол, для чего ему надевают на глаза шапочку? понимает ли конь, для чего куют его? Понимал ли я, почему в одном месте необходимы горы, а в другом степи? — там вечные снега, а там океаны песков; для чего нужны бури и трепетания земли? И ты, всего чуднейший человек!., мне и на мысль не вспадало, чтобы следить тебя от колыбели твоей, повешенной на кочевом вьюке, до города пыш­ного, какого я не видал, но каким, по слухам, вос­хищен!.. Сознаюсь, что я пленен уже одною оболочкою книги,— не постигая смысла таинственных букв... но Верховский не только манит меня к познанию, но дает и средства присвоить их. С ним, как с матерью молодая ласточка, пытаю новые крылья... Даль и вы­шина еще дивят меня, но не ужасают. Придет пора, и я облечу поднебесье!..

...Однако счастливей ли я с тех пор, как Верхов­ский и его книги учат меня мыслить? Бывало, борзый конь, дорогая сабля, меткое ружье радовали меня, как ребенка. Теперь, познав преимущества ума над телом, для меня смешна, чуть не жалка прежняя моя по­хвальба стрельбой и скачкою! Стоит ли посвящать себя ремеслу, в котором последний широкоплечий нукер может победить меня?.. Стоит ли полагать славу и счастье в удальстве, которого может лишить первая рана, первый неловкий скачок!! У меня вырвали эту гремушку; но чем заменили ее?., новыми нуждами, новыми желаниями, коих не может ни утомить, ни утолить сам Алла. Я считал себя важным человеком — я убедился теперь в своем ничтожестве. Прежде за памятью моего деда или прадеда начиналась для меня ночь прошлого, со своими сказками и грезами преданий... Кавказ запирал свет мой — но я спокой­но спал в этой ночи, я полагал: быть известным в Да­гестане — вершина знаменитости — и что же? История населила прежнюю пустыню мою народами, крушив­шими друг друга со славою,— героями, изумлявшими народы доблестию, до которой никогда нам не удастся возвыситься,— и где они? полузабыты, стлели во прахе веков. И что ж? описание земель показало мне, что татары занимают уголок света, что они жалкие дикари в сравнении с европейскими народами и чтоо целом составе их, не только об их наездниках, никто не думает, не знает, да и знать не хочет! Стоит ли же труда быть светляком между червями? Стоило ли — напрягать ум, чтобы убедиться в такой горькой истине!

Что мне пользы в познании сил природы, когда я не могу переменить души своей... повелевать своему сердцу! Меня учат заграждать море, а я не могу удер­жать слезы... отвожу молнию от кровли, а не могу стрях­нуть кручины!! Не довольно ли я был несчастлив одними чувствами, чтобы накликать мыслей, как ястребов! Мно­го ли выигрывает больной, узнав, что болезнь его неисцелима!.. Мучения безнадежной любви моей стали тонее, острее, разнообразнее с тех пор, как прояснел мой разум.

Нет, я несправедлив. Чтение сокращает мне долгие, как зимняя ночь, часы разлуки. Приучив меня ловить на бумагу перелетные мысли, Верховский дал мне отраду сердечную. Когда-нибудь свижусь я с Селта- нетою — и покажу ей эти страницы, на которых имя ее чаще, нежели имя Аллы в Коране... «Вот летопись моего сердца,— скажу я ей,—...погляди сюда: в такой-то день я то-то о тебе думал — в такую-то ночь я вот как видел тебя во сне! По этим листкам, как по четкам алмазным, ты можешь счесть мои воздыхания, мои по тебе слезы. О милая, милая! ты не раз улыбнешь- ся моим причудливым мечтам; они дадут надолго пищу разговорам нашим!.. Но возмогу ли я вспоминать прошлое подле тебя, очаровательница?.. Нет, нет... все исчезнет тогда предо мною и вокруг меня, кроме настоящего блаженства: быть с тобою! О, как жарка и светла будет душа моя — растопленное солнце потечет во мне — я сам буду плавать в небе, как солнце! Забвение подле тебя сладостнее самой высокой мудрости!»

Читаю рассказы о любви... о прелестях женщин об изменах мужчин, и ни одна из них не приблизится к моей Селтанете красою души и тела — ни на одно­го из них не похож сам я. Завидую любезности, уму любовников книжных — но зато как вяла, как холодна любовь их — это луч месяца, играющий по льду! От­куда набрались европейцы фарсийского пустословия, этого пения базарных соловьев, этих цветов, варенных в сахаре? Не могу верить, чтобы люди могли пылко любить и плодовито причитать о любви своей, словно наемная плакальщица по умерших. Расточитель рас­кидывает сокровище на ветер горстями; любитель хранит, лелеет его, зарывает в сердце кладом!

Я молод — и спрашиваю, что такое дружба? Имею друга в Верховском, друга нежного, искреннего, пре­дупредительного — и не есмь друг! Чувствую, упрекаю себя, что не ответствую ему как должно, как он за­служивает... но в моей ли это воле?.. В душе нет места никому, кроме Селтанеты; в сердце нет иного чувства, кроме любви.

• Назад
• Вперед