Почти женский роман… - 4

Желал бы забыть и позабыл тебе сказать, что Астон имел жену, со всеми недостатками дурного воспитания, со всеми пороками злого характера, со всеми прихо­тями ничтожной гордости. Она управляла адмиралом, человеком умным, но слабым, который предпочитал беспрекословно повиноваться воле жены, чем с шумом исполнять свою. Однако же леди Астон умела даже и его вывесть из терпения. Рассорилась с ним в Мад­расе и за две недели до его отъезда отправилась на ост-индском корабле к родным своим в Англию. Вообра­зи же, каково было наше изумление, когда при выходе адмирала на берег в Рио-Жанейро она кинулась в его объятия, как будто ничего не бывало. Такая неждан­ная и нежеланная встреча поразила и испугала Астона, который был весьма рад избавиться от любезной своей половины; но стечение народа было многочисленно, се­мейные ссоры и театральные сцены были бы не у места. Астон покорился необходимости и, проклиная внутренно такой случай, прижал жену к груди своей.

Мое счастье улетело с приездом леди Астон на ко­рабль. Эта капризная женщина видела все в черном виде, и каждое движение дочери и каждый шаг мой были перетолкованы и оценены. Меня стали звать к адмиралу реже и реже и наконец совсем удалили от должности. Все, что терпело сперва мое самолюбие от обхождения леди Астон,— было услаждено удо­вольствием видеть Мери,— но все это было ничто про­тив мученья столь соседственной разлуки. Быть так близко подле нее и не быть с нею, слышать ее голос и не видеть ее лица, внимать шум ее походки, и толь­ко!.. О, Алистер! это выше всякого понятия. Уныние Мери двоило тоску мою... и я таял очевидно. Это­го мало: несчастье преследовало меня еще далее. Од­нажды мне удалось поговорить с Мери в каютное окно с галереи кают-компании,— но я дорого запла­тил за это минутное удовольствие. Леди Астон меня увидела.

HMS Impregnable — 104-пушечный первоклассный трёхпалубный линейный корабль Королевского флота

Чрез полчаса я был позван к адмиралу. Леди Астон с пылающим лицом сидела на диване, и следы ее гнева еще видны были на опрокинутом чайном сто­лике и разбитых чашках; Мери плакала, сам адмирал ходил взад и вперед по каюте. «Вы съедете сию же минуту на корабль «Impregnable» («Неодолимый») и заступите там место заболевшего лейтенанта! — ска­зал он мне очень сурово.— Я сожалею, что здесь задержал вас; вот ордер капитану Форрестеру... Про­щайте!» Леди кивнула мне головою и бросила злобный взгляд; но я не мог видеть прелестного лица Мери, закрытого длинными ее локонами... Не помню, как вышел я наверх; не помню, как посадили меня в шлюп­ку; знаю только, что огромным валом опрокинуло нас у самого борта и с корабля едва успели спасти меня и плавающих гребцов.- Между тем буря свирепела час от часу, и уже нельзя было думать спустить гребное судно. Я остался.

Мы были уже на параллели Бискайского залива, когда ураган захватил нас. Он был жесток и продолжителен; двухдневная ночь задернула небо; ветер кру­жил, и никто не знал, где мы находимся. Пазы стали расходиться от качки; вода врывалась в корабль, как в решето; и люди падали у помп от изнеможения. Вдруг мы почувствовали удар — и руль вылетел вон, как пе­ро... «Кидай лот!» — «28 футов».— «Плохо!» — «25 футов»,— «Еще хуже!» — «24 фута».— Ай, ай! ай! еще фут, и мы на мели, но глубина вдруг пошла на прибыль. Утеши­тельный голос запел: «35 футов!» — «Хорошо!» — «42 фу­та».— «Нельзя лучше!» — «50 футов».— «Бесподобно!» — «Дна нет, лот проносит».— Слава богу, думали все. Ушли от погибели. Но в это же мгновение корабль всем днищем грянул на мель, и волнением его начало бить о подводные скалы. Ужасное мгновение! мертвая тиши­на настала во стоне и воплях... корабль тихо повалился набок, валы, как горы, пошли через палубу и, поднимая всю громаду,— разрушили ее в щепы, уносили в море несчастных. Только при блеске молний, разрывающих мрак, обозначились черные скалы недалекого берега,—- и белыми полосами мелькали, будто привидения, стани­цы хищных чаек, которые со зловещим криком вились над нами, радуясь своей добыче. Смерть была кругом: все гибло. Отчаянный, вбежал я в адмиральскую каюту: половина ее была уже в воде. Сердце мое облилось кровью — от того, что я увидел при бледном свете фо­наря. Адмирал, между женой и двумя полумертвыми дочерьми, хотел и не мог скрыть ужасную истину! Мысль о вечной разлуке оледенила слезы в гла­вах его. Казалось, он оспаривал у жадной стихии ее жертвы; казалось, он хотел заслонить их от волн, врывающихся в разбитые окна. А Мери... Я бы от­дал тысячу жизней одна за другою, чтобы спасти Мери,— но я позабыл о себе и о смерти, когда она с воплем исступления кинулась ко мне на грудь и заклинала спасти ее сестру, ее родителей.— Не знаю, какой ангел сохранил меня от безумства — видя неизбежную гибель той, которая была для меня все!

Рассвет озарил весь ужас нашего положения: одна только корма оставалась на поверхности — все прочее разнесено было волнами. Перед нами в полуверсте лежал пустой каменистый берег, и высокие всплески пока­зывали, что он неприступен. В горизонте не видно было ни одной мачты; только море бушевало кругом бедных остатков нашего корабля и ежеминутно грозило поглотить нас. Не знаю, можно ли вполне уразуметь мученье подобного состояния, еще более, когда видишь подле себя любезную?..

Я кончу вкоротке, Алистер; мы решились связать в плот кой-какие доски и бревна, привязать к ним жен­щин и пуститься с волнами к берегу, на божию волю. Трое матросов унесены были волнами, еще двое раздавлены стиснутыми обломками, но остальные, на­путствуемые Провидением, полуизбитые о камни, выброшены были на берег у подошвы скал. Во все это время я находился подле Мери, поддерживал ее на воде, удалял бревна, могшие сдавить ее, и уже видел ее вне опасности распростертую на песке, как вдруг огромный вал далеко взбежал на берег, покрыл нас — и унес бесчувственную Мери опять в море...

—               Она утонула? — вскричал я.

—               Она спаслась, Алистер!

Одна любовь могла вдохнуть в меня новые силы. Я кинулся в море, долго боролся с набегающими валами и наконец достиг ее — и с нею выплыл до мелкого места. Изнемогая, обвязал я около ее тела брошенную с берега веревку — и опустился на дно. Горькая вода лилась в меня, в ушах звенело и журчало — меня душило, грудь разрывалась — еще усилие, еще вздох — и больше не помню.

Есть утешительные минуты в жизни. Я открыл гла­за, и что ж? Мери, бледная как воск, склонясь, стояла надо мною. Влажные волосы прильнули к шее, капли морской воды катились еще по прелестному ее лицу. Вся душа ее была в глазах, устремленных на меня со страхом ожидания. Рука ее лежала на моем сердце, которое билось для одной ее, для ней только перестало биться! Ах, зачем я не умер после этого небесного мгновения!

Мы находились на пустом берегу острова Овезанда. Вся семья адмирала спаслась. Еще двое офице­ров и восемь человек матросов... прочие погибли. Ско­ро утихла буря, и шлюпки, с флота посланные, нашли нас и перевезли на покойнейший корабль. По­мощь лекарей и старания дружбы восстановили силы наши, и флот, без всяких приключений, прибыл в Англию.

• Назад
• Вперед