Почти женский роман…
- Опубликовано: 28.02.2024, 20:50
- Просмотров: 31226
Содержание материала
Почти женский роман…
Раздел создан на основе книги А.А. Бестужева (Марлинского) – «Ночь на корабле»
Содержание:
«Ночь на корабле» стр. 3
«Роман в семи письмах» стр. 6
«Испытание» стр. 9
«Наезды» стр. 26
«Часы и зеркало» стр. 52
«Будочник – оратор» стр. 55
«Красное покрывало» стр. 57
«Аммалат – бек» стр. 60
«Мореход Никитин» стр.108
«Месть» стр.119
Александр Александрович Бестужев, также известный под псевдонимом Марли́нский (23 октября [3 ноября] 1797, Санкт-Петербург — 7 [19] июня 1837, форт Святого Духа, ныне микрорайон Адлер города Сочи) — русский писатель-байронист, критик, публицист эпохи романтизма и декабрист, происходивший из рода Бестужевых.
НЕСКОЛЬКО СЛОВ ОБ АЛЕКСАНДРЕ БЕСТУЖЕВЕ
Ранним вечером 14 декабря 1825 года, когда победившая сторона только приступила к сыску и дознанию, новый император не сомневался в том, что мятежом верховодил Александр Бестужев.
Адъютант герцога Александра Вюртембергского (приходившегося дядей Александру, Константину и Николаю Павловичам) , двадцативосьмилетний штабс-капитан* был очень заметной фигурой в течение всего дня.
*Александр Бестужев был одним из трех старших по чину среди восставших 14 декабря, да и по возрасту уже принадлежал к «старшим» .
Утром — вместе с братом Михаилом и Щепиным-Ростовским — он вывел Московский полк к зданию Сената; чуть позже его видели на подножии памятника Петру Великому, где он демонстративно точил о гранит саблю; около пяти часов, уже в сумерках, Александр и Николай Бестужевы пытались сколотить отряд из матросов Гвардейского экипажа для того, чтобы преградить путь кавалерии, если бы она пустилась вслед бежавшим по Галерной участникам восстания. Но дело решила, как известно, картечь, не кавалерия.
На взгляд Лунина, который через полтора десятилетия восстанавливал картину событий, «ревностные и деятельные» вожди Северного общества (Оболенский, Рылеев, Александр Бестужев) не имели опыта в такого рода предприятиях, и отсюда проистекали «несвязность» плана, «недостаток порядка и единства в исполнении». Лунин рассматривал восстание как военную операцию, однако Бестужев глядел на это иначе. Он собирался не в поход, а в наезд, молодеческий и скоротечный; его девиз — «успеть или умереть». (Накануне разошелся бестужевский каламбур: «Переступаю за Рубикон, а руби-кон значит руби все, что попало».) В послании Николаю I, написанном в крепости, Бестужев заявил, что его вдохновлял пример «Орловых времен Екатерины». 28 июня 1762 года братья Орловы, располагавшие лишь одним гвардейским полком, за несколько часов возвели на российский престол Екатерину II, прогнав с него законного государя Петра III. С тех пор обстановка существенно переменилась, но в гвардии еще удерживались преторианские замашки и культ удалой игры со смертью.
В дружеских спорах, свидетельствовал Бестужев на следствии, он называл Рылеева и Оболенского «мечтателями», себя же — «солдатом», которому надлежит «не рассуждать, а действовать». Ситуация показательная для истории декабризма вообще (так, в эпоху Союза спасения именно Лунин иронизировал над Пестелем, предлагавшим «вперед енциклопедию написать, а потом к революции приступить»), по в данном случае нас интересует самооценка Бестужева, не поколебавшаяся и в дальнейшем. «...Мне казалось и кажется,— делился он в 1831 году с Николаем Полевым,— что я рожден лучше чувствовать, нежели говорить, и более действовать, чем думать». В этом же письме о людях подобной складки сказано: «Они считали себя героями».
Бестужев, с детских лет тяготевший к «героическому» типу поведения, стяжал репутацию отчаянного бретера. «Я ходил задумавшись,— рассказывал на следствии Федор Глинка,— а он рыцарским шагом и, встретясь, говорил мне: «Воевать, воевать!» (...) И впоследствии всегда почти прослышивалось, что где-нибудь была дуэль и он был секундантом или участником». Утрируя характерную черту Бестужева, Глинка одновременно опирается на его тексты — автор знаменитых повестей из рыцарских времен явно ассоциирован здесь с собственными персонажами. Для этого были основания. У Бестужева сферы личного и художественного опыта взаимопроницаемы, его повести и рассказы далеко не всегда автобиографичны, но всегда — биографичны. Так понимал дело и сам Бестужев, не раз повторявший, что «книга есть человек; творение есть отражение творца».