Почти женский роман… - 50

—    О, как живительна вода реки родимой,— сказала Варвара,— она напоила меня прежнею радостью — но если бы и смерть текла в струях ее, мне и тогда показалась бы она сладостна. Добрый друг мой,— примолвила она, взяв руку князя Серебряного, который с умилением внимал ей,— чем я могу воздать тебе за твой тяжкий подвиг, за твое беспримерное великоду­шие? Чем — когда и это бедное сердце не принадлежит мне... Но есть бог -— он наградит тебя: слезы сироты, как роса в полдень, улетают на небо!

—               Я награжден и на земле,— отвечал князь,— если порой ты вспомнишь обо мне — если хоть раз вздох­нешь о моей одинокой участи...

Месяц закатывался; тускло светились вдалеке башни замка Опочки, только по грядам сверкала пена Великой. Князь с радостию заметил, что все, как на дороге, так и в окрестности, было покойно — замедление Колонтаевых рейтаров отсрочило, как видно, непри­язненные действия.

Зная, что невдалеке должна быть хижина рыбака, про которого сказывал ему Агарев как про доброжелателя русских, потому что сам он был выходец рус­ский,— князь оставил Варвару в укромном месте под ивою и отправился отыскивать средств к переправе. Множество плетенных из тростнику рыболовных морд, мелькающих по берегу, указали ему хату рыболова... он осторожно постучал в двери. Через несколько времени волоковое окошечко отодвинулось и дрожащий голос спросил его:

—               Что надо, пан добродзей?

—               Твою лодку, дедушка, чтобы переехать в ней за реку. Поторопись, старик, я дам тебе два злота за это.

—               Если бы ты придал к ним два кошачьих глаза — так нешто можно бы ехать — а то куда мы в такую темень!..

—               Если ты не хочешь услужить мне за деньги — так послужи для матушки Руси — важное дело зовет меня в Опочку.

Казалось, эти слова подействовали на старика. Он захлопнул окошко, и князю почудилось, будто бы он разговаривает, но с другим ли или с самим собою,— это невозможно было расслушать. Скоро старик вышел в двери и кинулся по русскому обычаю обнимать князя.

—    Сокол ты мой,— приговаривал он,— земляк ро­димый, каким буйным ветром занесло тебя на эту сторону?.. Для матушки святой Руси готов хоть в полымя, не то что в воду,— уж не гонцом ли к Науму Петровичу? Ох, много я принял горя на своей стороне, а готов за нее положить головушку! Сейчас, родимый, налажу челнок!

Оставя словоохотного рыболова сдвигать челн и управляться с ним, князь возвратился к Варваре — она спала, утомленная путем и бессонницею, под журчанье реки, лелеявшей ее детство. Князь потихоньку сел подле нее, склонился над нею, желая уловить во мраке милые черты ее — внимать ее дыханию — почувствовать его на лице своем. «Ангельская душа! — думал он,— никакое подозрение не смущает чистой души твоей, среди опасностей всех родов ты бесстрашно спишь под охраной невинности!»

И сердце его снова согрелось нежностию, он дерзнул мечтать о взаимности, улыбался надежде... время все исцеляет... Рыбак прервал нить сладостных размышле­ний — и он тихо разбудил свою прекрасную спутницу.

—               Где мы? — спросила она, озираясь,— ужели еще не в родной земле? Я была там, я видела мать мою — она была так светла лицом, так ласково звала меня... И это был только сон — ах, все, что мило сердцу,— сон!

—               Куда прикажешь везти себя, Варвара Михай­ловна? Было время, что я надеялся принять тебя в палате своей — теперь не для меня это счастие. В Опочке есть пожилой священник; не хочешь ли остановиться у него, покуда я не вытребую твоего наследия от хищного твоего дяди и гостеприимства от других родных твоих?

—               Так у меня теперь один дом — это могила моей матери. При том женском монастыре под Псковом, где положена мать моя, доживу и умру я... Теперь делай, князь, что найдешь за лучшее... У меня только одно желание — умереть на своей земле русской.

Варвара вошла в челн — князь уже занес ногу, чтобы прыгнуть в него,— когда грянувший выстрел вдали осветил окружность. В один миг оба берега заго­релись перепалкою и вдруг вспыхнувшие пуки соломы и лучин озарили всю реку — люди высыпали отовсю­ду,— казалось, земля расступилась, чтобы родить их,— князь был окружен ратными.

—               Это он, это князь Серебряный — это голова наш! — радостно восклицали стрельцы.— Веди нас, батюшка князь, на этих разбойников!

• Назад
• Вперед