"Морской дракон" - 59

Внезапно послышался громкий свист гидролокато­ра «Сидрэгона». Услышав этот неожиданно прорвав­шийся наружу сквозь толщу воды и льда звук, люди радостно улыбнулись друг другу. Свист становился все сильнее и приближался к тому месту, где они стояли. Но вот, к их ужасу, им показалось, что он прошел у них под ногами и стал удаляться. Улыбки медленно сошли с их лиц. Все слабее и слабее становился доно­сившийся свист. И вот он исчез совсем.

Страшная гнетущая тишина воцарилась вокруг этих трех людей. Ветер слегка усилился, пошел дождь со снегом. Каждый из них знал, что грозит ему, каждый из них видел, как трудно бывает отыскать полынью. Шло время, объективы кино- и фотоаппаратов стали покрываться наледью, несмотря на все усилия не до­пустить этого. Под одежду стал заползать холод, и они принялись в самых прозаических тонах обсуж­дать создавшееся положение и решать, не стоит ли им пойти в спасательный лагерь и развести огонь из оставшегося топлива. Там было брошено, кроме того, несколько запасных банок консервов.

Тем временем, идя на глубине сорока пяти метров, «Сидрэгон» описывал большую дугу в полумиле от них. На корабле воцарилась гнетущая тишина, слыша­лись только лаконичные доклады да шумы гидро­локаторов и эхоледомеров. Зная, что на карту постав­лена жизнь его товарищей, каждый старался как мож­но лучше сделать все от него зависящее для надежно­го управления кораблем и точной прокладки курса. Стоило мне только подумать о семьях попавших в беду людей и о том, как я буду смотреть им в глаза, у меня появлялось такое ощущение, будто на меня давит многотонная тяжесть.

Развернув корабль на обратный курс, мы присталь­но вглядывались в экран указателя полыней в на­дежде увидеть какое-нибудь разводье. Скоро нам уда­лось обнаружить два не очень надежных просвета, по одному с каждой стороны носа подводной лодки. Ка­ким-то чудом я догадался, что нам следует повернуть к правому разводью.

Через перископ мне было видно, что по мерс нашего продвижения впереди светлело гораздо бы­стрее, чем обычно. Если это не та полынья, что требо­валась нам, то придется снова искать ее. А что, если она начнет закрываться? Теперь дорога каждая минута.

Штурманской группе по съемке полыней едва хва­тило времени для нанесения на карту кромки льда. Как только корма оказалась чистой от пакового льда, я приказал всплывать. В спешке я не смог погасить инерцию переднего хода. С громким треском удари­лись мы о десятисантиметровый ледяной покров. Я от­четливо слышал, как колется лед над нами, пока мы очень медленно выходили из-под него. Подняв пери­скоп, я увидел самую прекрасную картину за все вре­мя нашего плавания: три одиноких человека стояли у, треноги с киносъемочной камерой.

Простояв пятнадцать минут в безмолвии, они снова услышали сначала слабое, а затем все нарастающее и усиливающееся посвистывание. К их беспредельной радости, им показалось, что корабль идет прямо на полынью. В тот момент, когда мы пробивались сквозь лед, никто не вспомнил о бездействующих фотоаппа­ратах— ни на льду, ни на корабле.

Насколько близки мы были к несчастью, нам стало еще яснее через три часа. Для проверки специального оборудования мы погрузились и отошли на одну милю от полыньи, затем вернулись и попытались найти ее. Затратив битых два часа на безуспешные поиски ее, мы так и ушли ни с чем. Наконец мы нашли полынью и всплыли. Фотоаппарат запечатлел радостный момент:«Сидрэгон» готовится забрать фотографов на борт.

Обратно «Сидрэгон» направился точно через Се­верный полюс. В семнадцать часов двадцать восемь минут мы вторично прошли под полюсом и двинулись на юг к Берингову проливу. По особому радостно и приветливо смотрели мы за обедом на своих чуть было не покинутых на льду товарищей.

На следующий день после полудня мы приступили к ставшей теперь привычной процедуре всплытия в трехсотметровой полынье. Но едва успели мы подойти к разводью, как в нижний ярус турбинного отсека хлы­нул поток горячей воды, бившей фонтаном из главно­го циркуляционного насоса. Младшему лейтенанту Биллу Бладуорту удалось тут же перекрыть нужный вентиль и прекратить поступление воды из лопнувшего уплотнения вала насоса, но в результате этого ровно вдвое сократилась мощность корабельной установки. Наше счастье, что авария произошла на небольшой глубине. Случись это на больших глубинах, в подвод­ную лодку попало бы гораздо больше воды, что уве­личило бы опасность возникновения пожара.

На подходе к полынье мне представилась возмож­ность полюбоваться «пейзажем»: я увидел в перископ, что с нижней поверхности пакового льда свисает тем­ная масса какого-то вещества, по форме напоминаю­щая копну сена, поднятую на вилах и поднесенную к нижней поверхности пакового льда. Похожий на по­лосы грязи неизвестный материал мы видели также на поверхности льда и внутри него. Спустившись на лед, аквалангисты обнаружили, что это были морозо­стойкие водорсли, на ощупь похожие, по их словам, на овсяную кашу. 3 арктическом паковом льду не бы­ло, вероятно, ни одного места, полностью лишенного каких-либо форм жизни.

Шесть часов сорок четыре минуты напряженной работы потребовалось для полной замены вышед­шего из строя сальника насоса. Мастер — главный старшина Уильямс и его машинисты разобрали узлы многих механизмов и убрали стоявшие на пути к на­сосу инструментальные ящики, установили цепные та­ли, произвели разборку тяжелого насоса, заменили сальник и заново собрали и поставили на место все разобранные узлы.

Следующие пять дней незаметно пролетели за вы­полнением бесконечного ряда работ и заданий. Ко­рабль по-прежнему шел над участками океанского дна, не обследованного до сих пор другими подводны­ми лодками. В воскресенье 28 августа меня разбуди­ли спозаранку, чтобы я смог посмотреть на подвод­ный хребет, возвышающийся на тысячу двести метров над окружающим его дном океана, но остававшийся еще в тысяче восьмистах метрах ниже нас.

Пора было приниматься за составление разведы­вательного донесения и довести его до текущего мо­мента. Когда я поставлю последнюю точку, это будет документ толщиной в добрых пять сантиметров. Каж­дому офицеру был поручен определенный участок ра­боты, соответствующий роду его занятий, все они вно­сили свой вклад в составление этого важнейшего от­чета. Ричарду Кейрону — нашему старшему писарю — предстояло перепечатать весь отчет на пишущей машинке сначала в черновике, затем начисто, чтобы его можно было размножить сразу же по прибытии в Пирл-Харбор. И надо же так случиться, что его элек­трическая пишущая машинка вышла из строя именно теперь. Я застал Кейрона в корабельной мастерской почти в слезах от расстройства и гнева: перед ним лежали различные запасные детали, но нужных среди них не оказалось. Тут же я приказал командиру элек­тромеханической боевой части помочь писарю. Мото­ристы Уолтон и Уолдрон выточили на токарном станке тончайшие детали и спаяли их твердым припаем. Пишу­щая машинка проработает теперь несколько дней, за­тем снова выйдет из строя и снова заставит страдать главного старшину Кейрона. Бесконечными часами он просиживал за машинкой, поднимая вручную каретку на верхний регистр для печатания прописных букв.

Лью Ситон проводил всех нас вниз, чтобы в по­следний раз записать на магнитофон наши интервью для серии радиопередач по стране. Его излюбленным местом на корабле была изолированная гидроакусти­ческая рубка, где он мог спокойно работать, пока под­водная лодка стояла на поверхности. В эти дни мы по­лучили по радио огромное число заявок на интервью о бейсбольном матче на Северном полюсе и согласи­лись дать их. Американской публике доставляли, види­мо, удовольствие наши развлечения, но она, вероятно, не понимала, насколько серьезной была «игра», кото­рую мы вели на самом деле.

• Вперед