"Морской дракон" - 34

И вот теперь мы маневрировали у входа в маленькую, не защищенную от ветра бухточку у поселка Резолют на острове Корнуоллис. В этот солнечный августовский день я стоял на мостике и смотрел, как вахтенный офицер проводил подводную лодку, между крупными льдинами, которых становилось все больше и больше по мере нашего приближения к месту якорной стоянки.
На приеме по случаю спуска на воду подводной лодки разгорелся спор о том, разбилась или не разбилась в действительности бутылка шампанского внутри металлической сетки, куда ее заключили, чтобы не разлетелись осколки стекла. В вышедших на следующий день газетах утверждалось, что бутылка якобы не разбилась, а это считалось очень плохой приметой для вступающего в строй нового корабля. Госпожа Деннисон была несколько опечалена таким поворотом событий, но мы-то знали, что стоящий на носу лодки матрос сразу же втащил на палубу сетку и обнаружил, что бутылка разбилась по всем правилам и была пуста.
Все эти воспоминания отступили на задний план, когда в теплой и дружеской атмосфере мы праздновали вторую годовщину со дня рождения нашей лодки. Я разрезал фигурный торт в старшинской кают - компании, вручил награды за примерное поведение и службу нескольким матросам и выдал значок специалиста-подводника Фредди Уолтону. Это было вполне подходящее место для товарищеского ужина.
В бухте стояли четыре судна ежегодной экспедиции по заброске предметов снабжения на полярные базы. До сих пор наше плавание хранилось в глубокой тайне. И я подумал, что будет просто чудом, если кто-нибудь из радистов из команды гражданских ледоколов и грузовых судов не объявит в эфир о нашем приходе еще до того, как мы сумеем предупредить их о необходимости сохранять в тайне наш поход.
В ожидании катера с начальником военно-воздушной базы мы стояли а международных водах у границы якорного места и временами разворачивали подводную лодку, чтобы уберечь корму от столкновения с крупными льдинами. Ханна установил на палубе телевизионную камеру и снимал на видеоленту окружающую нас обстановку. Этот еще никем не описанный берег мало чем отличался от других берегов в этих местах: пологие склоны коричневых сопок уступали место невыразительному предгорью. На берегу едва различались куонсетские хижины и другие сооружения базы. Однако суда, плавучий лед и «Сидрэгон» с его полощущимся на ветру флагом и празднично одетым экипажем — все это было достаточно колоритным зрелищем.
Я спустился вниз, чтобы наклеить последнюю марку на отправляемые домой письма. Коммодор Роберт-сон захватил с собой запас канадских почтовых марок в количестве, достаточном для того чтобы каждый из находящихся на борту лодки мог отправить домой два письма. Но тот, кому повезет, мог выиграть одну из оставшихся марок, которые предполагалось разыграть в лотерее, и послать еще письмо. Канадские марки и штемпеля способствовали бы разглашению тайны нашего плавания. Поэтому наша почта останется в Резолюте в течение недели, чтобы мы могли забрать ее обратно в том случае, если нам не удастся пробиться через Северо-Западный проход. Но даже будучи отправлены через неделю, эти письма дойдут до наших семей и друзей раньше, чем те, которые мы сможем послать им из Нома.
В дверях по моему вызову появился Лью Ситон. С заговорщицким видом я пригласил его зайти в каюту.
— Доктор, надеюсь, что вы не откажетесь прописать согревающее пассажирам маленького катера, после того как они прибудут к нам с холода. Да и коммодор не выдерживает напряжения подводной жизни; ему тоже стоило бы дать соответствующее «лекарство», не правда ли?
— Да, сэр, я как раз думал об этом, — совершенно серьезно ответил он. — Ребята хотят добавить туда воды и льда, чтобы несколько отбить противный привкус этого «лекарства», — добавил он, и оба мы расхохотались.

Поверх белого свитера с высоким воротом я надел зеленый форменный дождевик, натянул фуражку и вышел на мостик встречать гостей, приглашенных на званый обед.
Прибывший катер отшвартовался у борта подводной лодки, на палубу поднялись два офицера и один гражданский — сотрудник метеостанции США. Мы с коммодором обменялись с ними приветствиями перед строем стоящих по стойке «смирно» матросов. Майор авиации Миликен, капитан авиации Оустен и мистер Поль Адамс были проведены по палубе первой подводной лодки, посетившей остров Корнуоллис, а затем приглашены вниз. Столь же приветливо мы приняли команду катера; их пригласили на обед в старшинскую кают-компанию.
Гости принесли необходимые нам карты погоды и ледовой обстановки. Эти карты на прошлой неделе были сброшены над Резолютом разведывательным самолетом морской авиации США. Однако, как оказалось впоследствии, фактическая обстановка сильно отличалась от нанесенной на карту.
Наши гости не смогли дать нам никаких дополнительных сведений о глубинах пролива Барроу. Не смогли они и предсказать точную обстановку, в которой мы окажемся завтра к западу от этого места. Все суда приходили к ним с востока. Западнее же Резолюта во всем проливе Парри не было ни одного судна и ни одного поселения, куда бы можно было отправить запрос. Как и в 1850 году, люди по-прежнему поворачивали обратно от этого места: дальше ледовая обстановка коренным образом менялась.
Теперь нужно было совершить небольшой ритуал. Мы заранее подготовили телевизионную камеру для интервьюирования гостей. Когда они узнали, что их будут показывать по телевидению, они так смутились, что это вызвало взрыв смеха и шуток в кают-компании. Ханна и Балестрери с помощью матроса Уильяма Перри снова сумели полностью воспользоваться обстановкой.
Во время приема гостей несколько раз звонил телефон и вахтенный офицер докладывал мне о вы-юлненных им маневрах, необходимых для того, чтобы держать винты подальше ото льда. Он доложил мне, что корабль окружен множеством шлюпок,до отказа заполненных любопытными местными жителями. Гости вручили мне пакет с подарком, и я поспешил тут же вскрыть его. К моему большому удовольствию, я обнаружил вырезанного из моржового клыка морского дракона. В отличие от китайских драконов, он был слишком длинным и стройным, на его спине и брюхе было много плавников, но, как и у первых, у него были свирепые глаза. Майор пояснил нам, что эскимос — резчик по кости — никогда в своей жизни не видел ни подводной лодки, ни изображения морского дракона и создал это произведение, руководствуясь только своим воображением. Я совершенно искренне похвалил его работу: мы ведь тоже никогда не видели морского дракона и вполне могло быть, что он выглядит именно так, каким его изобразил местный умелец.
Мы сделали ответный подарок — преподнесли работникам военно-воздушной базы эмблему нашего корабля, укрепленную на полированном деревянном щите. Эмблема лодки — это раскрашенный в ярко-красный, зеленый и желтый цвета дракон, изрыгающий пламя, устрашающе извивающийся на выходе из глубин и держащий атом в одной из своих лап. На круглом ободке эмблемы было выведено название корабля по-английски и девиз по-китайски «Из глубины я правлю», начертанный китайскими же иероглифами.

Эмблема USS Seadragon (SSN-584)

Пока гости рассматривали эмблему, я рассказал им о проводившемся на кораблестроительной верфи конкурсе на лучший проект эмблемы и об усилиях, приложенных нами для того, чтобы девиз был написан китайскими иероглифами. Нам хотелось, чтобы его смогли прочесть китайцы, когда наша подводная лодка присоединится к тихоокеанскому флоту в качестве флагманского корабля подводных сил. Наконец перевод сделал родственник одного из наших офицеров, специалист по китайскому языку.
Эскимосскому резчику по кости я подарил зажигалку; на ее корпусе была изображена эмблема «Сидрэ-гона». «Старый эскимос не курит, но он будет рад любому сувениру», — поспешили заверить меня визитеры.
Наша встреча закончилась в двадцать два часа тридцать минут. Сделав запись в книге для посетителей, гости пожелали нам успешного плавания и отбыли на своем катере.
«Сидрэгон» осторожно отыскивал себе выход из ледяных полей к глубокой воде. Бросив последний взгляд на удаляющийся за кормой остров, я приказал погрузиться на большую глубину и взять курс на запад. 

• Вперед