A+ R A-

"Морской дракон" - 6

Содержание материала

 

Я опустил трубку на рычаг. Меня трясло от возбуждения. «Если он привел меня в такое состояние всего несколькими обычными словами, — подумал я, чувствуя дрожь в коленках, — то что он сделает со мной при встрече?» И я отчетливо представил себе, насколько безнадежно мое желание попасть на атомную подводную лодку. Адмирал приводил меня в трепет.
В пятницу утром я вошел в длинный темный коридор вашингтонской штаб-квартиры адмирала. Здесь меня встретил капитан 2 ранга William Anderson (Уильям Андерсон), будущий командир «Наутилуса» — первой американской атомной подводной лодки. Он проводил меня в приемную и по пути, к великому моему удивлению, сказал, что адмирал не сможет принять меня сегодня, но что я буду принят тремя капитанами 1 ранга, работающими под руководством адмирала. На моем необычном пути к включению в программу атомного строительства мне все чаще приходилось испытывать удивление. Мое удивление от встречи с тремя старшими офицерами, явно не ознакомившимися с моим послужным списком, еще больше усилилось от того, что наша беседа приняла необычное направление. Каждый из них хотел во всех подробностях узнать о моей технической подготовке, о том, как велико мое стремление к техническим познаниям. Мои ответы, видимо, не удовлетворили их. Техника была только небольшой частью моей общей подготовки; я работал с торпедными аппаратами, знаком с навигацией, связью, снабжением и управлением, два года служил в должности старшего помощника и два года — в качестве командира подводной лодки. Но это, видимо, не произвело на них должного впечатления.
В тот момент я действительно не представлял себе, насколько серьезной была проверка, которой меня подвергли. Этот консилиум старших офицеров был созван только для того, чтобы проэкзаменовать меня. Капитан 1 ранга М. Тарнбо руководил строительством атомных энергетических установок для подводных лодок SSN579 Swordfish(«Содфиш») и SSN584 Seadragon(«Сидрэгон») в Портсмуте (штат Нью-Гэмпшир) и прилетел в Вашингтон на один день, чтобы побеседовать со мной. Капитан 1 ранга Р. Лейни прилетел из Питтсбурга, где он представлял адмирала в его главной лаборатории и занимался разработкой судовых реакторов для подводных лодок. Капитан 1 ранга Дж. Данфорд был первым помощником адмирала в Вашингтоне.
Вызов в Вашингтон двух своих ближайших помощников только для беседы с неизвестным капитаном 3 ранга, претендующим на должность командира одного из новых кораблей, показывал, насколько большое значение придавал адмирал этому вопросу. Хотя, конечно, у офицеров могли быть здесь и другие дела. Эти люди, ставшие впоследствии мне очень близкими, в тот день показались мне настоящими инквизиторами, явно разочарованными тем, что они не нашли у меня более объемистого багажа инженерно-технических знаний.
На следующее утро я был сильно возбужден и взволнован, такое состояние часто овладевало мной в школьные годы перед ответственными играми в футбол. Точно такое же состояние испытывал я и перед тем, как подвести корабль к стенке при неблагоприятном ветре и течении. Примерно так же чувствовал я себя и тогда, когда мы шли в ночные атаки на боевые порядки затемненных кораблей и я видел в перископ надвигающиеся на нас темные силуэты.
Около полудня моему нетерпеливому ожиданию пришел конец. Седовласый худощавый адмирал сидел без пиджака за письменным столом в дальнем конце небольшого, скромно обставленного кабинета. Между дверью и его рабочим столом стоял стол для совещаний, заваленный докладами, отчетами и другими документами. В комнате не было ни портьер, ни ковров. Все стены были заняты стеллажами, забитыми книгами, а на свободных местах висели памятки,
— Здравствуйте, садитесь, — спокойно произнес он, рассматривая меня так, словно я был редким насекомым, которому предстояло, быть может, занять место в его коллекции. Я сел.
Не повышая голоса, адмирал начал критиковать мои оценки успеваемости в средней школе и в военно-морском училище. Если адмирал и был в какой-то степени удовлетворен моими лучшими оценками, то, казалось, он был совершенно недоволен мной. У меня уже появилось ощущение, что я начинаю идти ко дну, как вдруг я заметил смешинки в его глазах. Моя интуиция, оказавшаяся на этот раз предательской, почему-то подсказала мне, что он доволен моим стремлением выкарабкаться из трудного положения, в которое я попадал, отвечая на его вопросы, и я улыбнулся.
Это рассердило адмирала. Не считаю ли я эту беседу забавой? Адмирал встал и несколько подался вперед. Серьезно ли в действительности мое желание включиться в программу атомного строительства? Мои робкие заверения в этом не имели успеха. Не думаю ли я, что беседа — это простая формальность, через которую нужно пройти попутно?
Страшно рассерженный, адмирал опустился в кресло и, по-видимому, потерял всякий интерес ко мне. С недовольным видом он кратко объяснил мне, что моя академическая успеваемость в целом слишком низка и что он, вероятно, не сможет держать на этой работе человека, который знает так мало, как знаю я. И адмирал принялся за чтение лежащих у него на столе бумаг.
И тут я вспомнил совет капитана 1 ранга Маккейна: «Задай перцу этому Риковеру», — и попытался перевести разговор на то, что сделано мной после выпуска из военно-морского училища, после формального окончания обучения, когда мне было всего девятнадцать лет.
— Достаточно, — бросил адмирал, не поднимая головы.
У меня было такое ощущение, будто я получил удар в область живота.
— Достаточно, — повторил адмирал, повышая голос.
Я встал и вышел из кабинета с таким чувством, что никогда мне не бывать на атомных подводных лодках, разве что в роли пассажира. Вслед за мной вышел в приемную и Билл Андерсон, который присутствовал при нашей беседе.

— Ну вот, получилось так, как я и предполагал, — сказал я с отчаянием.
— Не вешай носа, Джордж, и не теряй надежды, — ободрил меня Билл. — Я не думаю, что адмирал принял уже окончательное решение в отношении тебя.
— После того-то, что он заявил? — недоверчиво переспросил я. — Он даже не пожелал выслушать меня, когда я хотел рассказать ему о том, чего я достиг после того, как мне исполнилось девятнадцать лет.
Эта мысль терзала меня всю субботу и воскресенье. Мне уже было тридцать два, несколько лет я командовал подводной лодкой, а мой послужной список даже не стал предметом обсуждения. Чем больше я думал об этом, тем сильнее становилось мое раздражение. Что за кисейной барышней я был тогда! Почему я не направил беседу так, чтобы она коснулась моей службы после выпуска из училища в 1944 году? Я непременно должен переговорить о адмиралом еще раз!
В понедельник адмирала не было в городе, но уже во вторник я явился в его отдел, кипя от ярости. Билла Андерсона не было на месте, и тогда я пошел к адъютанту адмирала мисс Вейв и потребовал, чтобы меня провели к адмиралу. Я был настолько раздражен, что меня всего трясло. Поражаясь, вероятно, тому состоянию, в котором я находился, и, видимо, почти уверенная в том, что меня не примут, она стала звонить по всем телефонам, разыскивая Билла. Вскоре он появился в приемной, выслушал мой рассказ и исчез.
— Джордж, адмирал велел передать, что вызовет тебя, когда захочет встретиться с тобой, — мягко сказал мне Билл, вернувшись.
Вот тут-то я и узнал, насколько ужасна горечь: поражения.
— Он сказал, что пошлет за тобой, когда захочет тебя видеть, — быстро проговорил Билл, увидев выражение моего лица. — И у меня есть основание полагать, что он обязательно пошлет за тобой.

На этот раз в его голосе было что-то такое, что смягчило удар, и я почувствовал, что не все еще потеряно.
В субботу 9 марта, почти через две недели после этого разговора, я сидел в приемной Риковера в ожидании беседы, в результате которой, как мне казалось, адмирал сможет составить окончательное мнение о полной моей непригодности. Однако адмирал, отношение которого ко мне коренным образом изменилось, с таким пониманием выслушал мой рассказ о годах службы после выпуска из военно-морского училища, что я снова почувствовал себя полностью теряющим душевное равновесие.
— Дикси, — вдруг позвал он секретаршу, — зайдите сюда.
В дверях появилась одетая в серый костюм симпатичная секретарша.
— Засеките время, — сказал ей адмирал.
— Сейчас десять минут первого, адмирал, — ответила она.
— Стил, — начал адмирал угрожающим тоном, —; я пойду на риск и поставлю на вас, но сначала я хочу проверить вашу способность быстро обделывать дела. Я хочу, чтобы вы сами освободились от занимаемой вами должности, и я хочу видеть вас здесь за работой в понедельник в восемь утра. Я же буду сидеть здесь не сходя с места, и мы посмотрим, сколько пройдет времени, прежде чем зазвонит телефон и капитан 1 ранга Маккейн скажет мне свое «добро».
У меня защемило сердце: это была совершенно неслыханная ломка установившегося бюрократического порядка мирного времени. Я не имел ни малейшего представления о том, где в данный момент находится Маккейн, и попытался объяснить адмиралу нереальность поставленной передо мной задачи, но он не захотел и слушать. Тогда я выбежал из кабинета и бросился к ближайшему телфону. У меня не было никаких сомнений в отношении того, как Маккейн отнесется к моему немедленному уходу из отдела. Мы ведь только начали разработку основного проекта для начальника морских операций, и потребуется немало времени, чтобы ввести в курс дела новичка, принятого на мое место.
— Риковеру вы потребуетесь не раньше, чем через шесть месяцев, об этом можно судить по графику строительства кораблей. И тогда, пожалуйста, идите туда, — неоднократно говаривал он мне.
И вот теперь я гадал, где мог быть мой начальник в этот субботний полдень. По делам службы он часто оказывался по субботам далеко от Вашингтона. Он мог вылететь на самолете на какую-нибудь встречу или совещание в самый отдаленный угол страны. Или же он мог пропадать в одном из бесчисленных кабинетов Пентагона.
Но сегодня счастье продолжало улыбаться мне: Маккейн был дома. В нескольких словах я изложил ему суть дела и подчеркнул, что адмирал Риковер сидит у телефона в ожидании его звонка с сообщением о моем освобождении. Капитан Маккейн — человек действия, кроме того, он давно уже решил помочь мне.
— Джордж, — сказал он, не колеблясь, — это большая удача. Я позвоню Риковеру и скажу, что ты можешь работать у него.
Я был бесконечно рад и благодарен ему. Билл рассказал мне позднее, что это произвело впечатление даже на адмирала Риковера:
— Четырнадцать минут, — лаконично произнес он с удовлетворением.

 

Яндекс.Метрика