"Морской дракон" - 54

Глава 21. НА СЕВЕРНОМ ПОЛЮСЕ

Мы совсем пали духом. Настроение испортилось —^: дальше некуда. Мы устали, были голодны, раздраже­ны и даже несколько испуганы. Испуг — вот то слово, которое, несмотря на все мое самообладание, больше всего подходило для определения моей реакции на отсутствие возможностей для всплытия «Сидрэгона».

В десять часов одиннадцать минут утра 25 августа 1960 года мы поздравили друг друга с достижением Северного полюса четвертой американской атомной подводной лодкой и с тем, что мы находились на ней. В тот момент мы еще не придали должного значения тому, что за последние восемь часов хода только одна полынья, да и она была небольшого размера, разрывала лежащий над нами сплошной покров из тяжелого льда, имеющего местами осадку до двадца­ти четырех метров. Классическая для Северного по­люса отметка глубины 4151 метр подо льдом толщиной от двух с половиной до четырех с половиной метров служила еще одним доказательством нашего точного выхода на эту точку. Но проходили минуты и часы, и все яснее становилось, что мы попали в беду.

Мы начали методический поиск полыньи шириной девяносто метров в районе Северного полюса. В одиннадцать двадцать мы увидели трехсотметровое разводье. Веря еще в то, что счастье продолжает улыбаться нам, штурманская группа по съемке полы­ней подготовилась к выполнению поворота Вильям-сона. Когда уже подводная лодка подвсплыла на глу­бину сорока пяти метров и до полыньи оставалось несколько сот метров, я поднял перископ. Бледно-зе­леная вода оказалась здесь мутноватой. Теперь, ког­да хребет Ломоносова остался за кормой, отмечалось определенное сходство ее с водами Атлантического океана.

Вот, судя по прокладке, перископ прошел под тем местом, где мы только что видели разводье, но все, что я увидел сейчас, — это отдельные трещины в не­скольких местах. Шесть раз медленно прошли мы взад и вперед под этим местом, и каждый раз я вра­щал перископ во все стороны в поисках участка чи­стой воды. Здесь были разводья шириной менее пятидесяти метров и не было ни одной большой по­лыньи— это подтверждали также и показания наруж­ного экспонометра и объектива телекамеры. Для вращения перископа на такой большой глубине тре­бовались весьма значительные физические усилия, так как во избежание подтекания давящей с ужасной си­лой забортной воды подшипники, на которых уста­новлен и вращается цилиндр перископа, сильно уплотнены, а это уплотнение отнюдь не рассчитано на вращение трубы на столь большой глубине.

Наконец нам показалось, что мы нашли подходя­щее место для всплытия: узкое разводье, покрытое льдом метровой толщины. Я застопорил ход трехты-сячетонного «Сидрэгона» до полной остановки; об этом свидетельствовала неподвижно висевшая у са­мого перископа медуза величиной с апельсин. К пол­ному своему разочарованию, я увидел, что над нами происходит подвижка льда: выбранный нами ровный, светлый участок сравнительно тонкого льда сносило к правому борту. Дав малый ход вперед одной ма­шине и малый назад другой, мы постепенно развер­нули нос лодки вправо. Этому в известной мере со­действовала и перекладка руля право на борт. Логану Мэлону пришлось откачать балласт, так как мы начали медленно проваливаться под действием разворота. Но зато корабль снова стал услужливо подходить под светлое пятно. Прежде чем он успел приобрести инерцию, я на мгновение дал машинам задний ход и переложил руль влево, а затем приказал застопо­рить машины. Теперь корабль не имел хода, но снова подвсплывал с пятидесяти семи на сорок пять метров.

— Подвсплыть со скоростью семи с половиной метров в минуту! — приказал я.

Логан стал откачивать балласт за борт, но подвод­ная лодка долго не поднималась, и я был вынужден отменить этот приказ и еще раз развернуть ее. Вода снова ринулась в цистерны, в центральный пост со свистом ворвался выдавленный ею воздух. Прежде чем мы снова оказались под тонким льдом, прошло еще полчаса изнурительной работы, понадобившейся для выполнения этого маневра.

Наконец «Сидрэгон» пошел наверх. Казалось, что корабль занимает сейчас наиболее выгодную по­зицию.

— Вышел из строя эхоледомер, — доложил вдруг Джим.

Я обернулся и посмотрел на прибор: сломалось перо самописца.

— Удерживай корабль на этом месте, Логан! Бы­стро сменить перо!—скомандовал я, рассматривая в перископ окружающие нас со всех сторон глубокие массивные гряды сине-черного льда. Без эхоледо-мера с его датчиками, расположенными на верхней палубе, мы не сможем узнать толщину льда. Всплы­тие в таких условиях равносильно безумству.

Прошло всего несколько минут, но мне снова при­шлось дать ход машинам в попытке удержать корабль на выгодной позиции. Как я ни старался, мне не уда­лось сделать это. К тому моменту, когда снова зара­ботал эхоледомер, мы уже потеряли из виду светлое пятно и оказались под темным неровным покровом. Я вывел корабль из-под ледяного гребня, который прошел в каких-нибудь пяти метрах над перископом, и мы снова легли в поворот Вильямсона, стремясь поскорее отыскать участок тонкого льда. Но нам не удалось обнаружить его с первого захода. В полном расстройстве беспомощно смотрел я на группу по съемке полыней. Давно прошло уже время завтрака, всем нам требовалась передышка.

— Группе по съемке полыней разойтись! — прика­зал я. — Сначала мы позавтракаем, а потом попыта­емся еще раз.

• Вперед