"Морской дракон" - 58

Глава 22. НЕОЖИДАННЫЕ ТРЕВОЛНЕНИЯ. МЫ БЛИЗКИ К ТРАГЕДИИ

Прежде чем спуститься в центральный пост и скомандовать погружение, я бросил последний взгляд на остающихся на льду фотографов. В этот момент я определенно испытывал какое-то смутное предчув­ствие беды. На льду с наведенными фотоаппаратами стояли Гленн Брюэр, корабельный врач Лью Ситон и гидроакустик 2 класса Хаммон. Им предстояло сфото­графировать погружение корабля и, самое главное, момент, когда мы будем пробивать лед ограждением рубки при повторном нашем всплытии для принятия их обратно на борт. Тем самым я рассчитывал собрать фактический материал о технике взламывания ледя­ного покрова снизу.

Маневр обещал быть довольно простым. Все, что требовалось от нас, — это погрузиться на глубину со­рока пяти метров, развернуть подводную лодку влево, пройти немного вперед вдоль длинной оси полыньи и всплыть, пробив лед примерно в ста двадцати метрах от края старой проруби. Гленн точно знал, в каком месте мы всплывем, и поэтому их аппараты будут за­ранее нацелены на этот участок полыньи.

Прозвучал второй сигнал погружения, и одновре­менно с ним сдвинулась с места стрелка глубиномера, а наши уши заложило от шума врывающейся в ци­стерны воды и вытесняемого оттуда воздуха. Как толь­ко мы погрузились, Логан сразу же приступил к отка­чиванию балласта за борт, стремясь удержать корабль на заданной глубине. Но на этот раз подводная лод­ка оказалась, видимо, тяжелее, чем обычно. Она про­шла отметку сорок пять метров и продолжала погру­жаться дальше. Когда мы прошли и шестидесятимет­ровую отметку, я опустил перископ, чтобы не подвергать перегрузкам гидравлическую систему, и нетерпеливо взглянул на Логана: он делал все воз­можное для того, чтобы прекратить погружение. На­конец удалось затормозить погружение корабля, и он остановился на глубине семидесяти одного метра, где мы провисели несколько минут, прежде чем снова на­чали медленно всплывать.

Переложив руль лево на борт и работая левой ма­шиной малым назад и правой малым вперед, я начал разворачивать корабль влево. Как только мы вышли на глубину сорока пяти метров, я поднял перископ. Едва медузы поплыли к корме, как я тут же застопорил пра­вую машину, чтобы прекратить наше движение относи­тельно медуз и остаться в центре полыньи. Но вдруг я увидел справа темную неровную ледяную стену — границу полыньи. Она была совсем близко от нас!

— Нас снесло, Джим! — взволнованно воскликнул я. — Кромка рядом с нами по правому борту! Мне

нужно развернуть корабль еще больше влево, чтобы отвести его от кромки!

— Прокладка показывает, что мы все еще в цент­ре полыньи, — ответил Джим.

Но мы оба знали, что при таком незначительном маневре корабля от прокладки очень мало толку и что обстановка в данном случае определяется дрей­фом льда под влиянием ветра.

— Толщина льда над номером один двести сорок сантиметром, — доложил вахтенный у эхоледомера.

Это означало, что нос подводной лодки уже вошел под кромку тяжелого льда!

Я ускорил разворот, и нос корабля вышел из-подо льда, но вдоль всего правого борта просматривалась ледяная стена и темные нагромождения торосов позади нее. С левого борта была чистая вода.

— Указатель полыней показывает лед прямо по курсу, у самого носа, командир! — закричал Джим с нескрываемой тревогой в голосе.

На мгновение я оцепенел от ужаса.

— Мы медленно погружаемся, командир! Я отка­чиваю балласт!—доложил Логан.

Оторвавшись от перископа и бросив взгляд на глу­биномер, я увидел, что его стрелка подползает к пя­тидесяти четырем метрам: сильный разворот корабля нарушил его плавучесть и он стал погружаться. Я сто­ял перед альтернативой: либо я замедлю разворот, ли­бо потеряю контроль над глубиной погружения.

Еще не успев принять никакого решения, я увидел впереди подводной лодки лед в виде толстой черной линии огромных волн на горизонте. Мы шли под него самым малым ходом.

— Правая стоп! Левая средний назад! — крикнул я, стремясь погасить инерцию.

— Толщина льда над номером четыре и пять от трехсот до трехсот шестидесяти сантиметров.

— Джим, проверь как следует прокладку. Я бо­юсь, что мы потеряем полынью, — сказал я сдавлен­ным голосом.

Это был форменный кошмар.

Лицо Джима побелело от ужаса. Мы оба слишком хорошо помнили о вчерашнем провале нашей попыт­ки снова отыскать полынью. Оставшиеся наверху наши три товарища окажутся приговоренными к смерти, если только нам не удастся снова всплыть здесь. Все находившиеся в центральном посту оцепенели от ужа­са, видя, что я продолжаю проигрывать в борьбе со стихией.

Я не отважился еще на одну попытку повернуть ко­рабль на обратный курс и погрузиться глубже, так как она могла повлечь за собой потерю контроля за глубиной погружения и столкновение с одним из мно­гочисленных ледяных утесов, который оказался бы не­замеченным у самого корабля, или уход на такую глу­бину, где нельзя держать перископ поднятым. Все бли­же и ближе подходила к нам чернеющая впереди ледяная стена, хотя в результате разворота корабль двигался теперь по инерции самым малым задним хо­дом. Вот стенка поравнялась с ограждением рубки и прошла над перископом.

— Обе машины стоп! Прямо руль! Обе средний вперед! — приказал я охрипшим голосом; пот градом катился по моему лицу и спине.

— Джим, нам нужно сделать поворот Вильямсона и вернуться сюда.

Я закрыл глаза. Как опрометчиво и безрассудно поступил я, оставив людей на льду!

Там, наверху, Гленн Брюэр и его спутники быстро сфотографировали погружение корабля и, как только мы исчезли под водой, повернули треногу в новое положение и приготовились для съемки всплывающей подводной лодки. Оказавшись без дела, они впервые осознали свое полное одиночество в этих окружаю­щих их со всех сторон белых пустынях. Нависшие над ними кучевые и слоистые облака опустились до полу­тора тысяч метров. Солнце скрылось, и на горизонте, в той его части, откуда дул ветер, появились и стали угрожающе расти темные штормовые облака.

• Вперед