"Морской дракон" - 19

Позади гудящих турбогенераторов и главных турбин расположился пост энергетики и живучести корабля. У дросселей паросиловой установки, у главного распределительного щита подводной лодки и у щита управления реактором стояли вахтенные. Раздался звонок машинного телеграфа. Это поступила команда из центрального поста, требующая изменить скорость хода. Для выполнения этого приказания и уменьшения скорости хода вахтенный частично перекрыл дроссели. Мы приближались к отведенному нам району учений. Как только сократился объем поступающего в турбины пара, они стали вращаться медленнее и с меньшим шумом.
Поздоровавшись кивком головы с вахтенным инженером-механиком, я стал всматриваться в показания индикаторных шкал и измерительных приборов. Несущие вахту матросы улыбнулись, приветствуя меня, но потом молчаливо застыли на своих постах. Главный старшина-электрик Филипп Филиппс — остроумный парень невысокого роста, часто развлекавший матросов и офицеров своими шутками и остротами,— перехватив мой взгляд, поспешил разрядить обстановку.
— Удастся ли нам сойти на берег в увольнение в этом рейсе, командир? — спросил он с напускной серьезностью.
— Будьте готовы ко всему, главный, но, как мне кажется, если не считать Нома на Аляске, наше самое приятное увольнение будет в Пирл-Харборе.
— А как вы думаете, сэр, сойдем ли мы на берег в Номе?
— Конечно. Мы пробудем там ровно столько времени, сколько требуется, чтобы выпить пару кружек пива, но не столько, чтобы заставлять ждать наших жен в Пирл-Харборе, — сказал я с ударением на последней части фразы под одобрительные восклицания стоящих на вахте семейных матросов.
Когда более чем у половины членов экипажа твоей лодки оставлены на берегу семьи, приходится помнить как о холостых, так и о женатых.
По другую сторону последней водонепроницаемой двери находится кормовой отсек, где мы оборудовали дозиметрическую лабораторию. Когда я вошел туда, старшина 1 класса медицинской службы Ричард Морин делал анализ пробы воды, взятой из реактора.
— Как дела, Морин? — спросил я.
— Радиоактивность, как и обычно, намного ниже допустимой нормы, — заверил он меня.
Я тут же двинулся дальше, оставив его колдовать над своими пробирками,
В тесном кормовом отсеке с его двумя торпедными аппаратами и стеллажами с запасными торпедами находился только вахтенный матрос — новичок на нашем судне. Он углубился в чтение инструкции и не заметил моего прихода.

— Сегодня вас не балуют посетители, — прервал я его чтение.
Он вскочил на ноги и покраснел.
— Почему же? Доброе утро, командир, — растерянно произнес он.
— Садитесь, я только посмотрю, как тут у вас, — быстро проговорил я, стараясь успокоить его.
— Да, сэр, — натянуто ответил новичок.
Я видел, что мне еще много придется поработать с ним, прежде чем исчезнет эта скованность в его поведении.
Командир подводной лодки добивается наибольшего успеха, когда подчиненные ему матросы не боятся разговаривать с ним. На подводной лодке от их поведения и личных качеств зависит очень многое, и поэтому доброжелательные отношения между офицерами и матросами имеют немаловажное значение для успешных действий корабля. Обычно командиру подводной лодки труднее, чем остальным офицерам, установить такие отношения с матросами. Командир корабля обладает огромной властью в этом замкнутом маленьком мирке. Его положение не допускает проявления с его стороны какой бы то ни было фамильярности. Но прежде чем мне удалось завести разговор с новичком, меня вызвали по телефону в центральный пост: пора было браться за дело.
На экране указателя айсбергов, смонтированном на пульте управления подледным плаванием в центральном посту, ясно была видна идущая впереди нас под водой подводная лодка.
Отчетливая, почти квадратная белая отметка на экране, казалось, медленно плыла нам навстречу, когда я разворачивал подводную лодку в ту или иную сторону, чтобы проверить реакцию нашего нового прибора. Мы все больше и больше сближались с этой подводной лодкой. И, когда до нее осталось несколько сот метров, я круто переложил руль и повел «Сидрэгон» прямо под своеобразный корабль-мишень. Узкий пучок ультразвуковых волн нашего эхо-ледомера отразился от днища корабля, идущего в пятнадцати метрах над нами. Перо прибора оставило короткую черную линию на бумаге. Датчик, или излучатель, эхолота обычно устанавливается на днище корабля, чтобы измерять расстояние до морского дна, нам же, кроме того, нужно было знать, на каком расстоянии находится лед.
Развернув подводную лодку, чтобы проверить теперь работу указателя полыней, я обернулся к Артуру Рошону — талантливому изобретателю из лаборатории электроники военно-морских сил США, создателю и указателя айсбергов, и указателя полыней.
— Арт, ваш указатель айсбергов просто великолепен! — воскликнул я.
— Он, вероятно, будет работать хорошо, — скромно ответил тот.
— Поднять антенну указателя полыней! — приказал я.
Теперь все мы наблюдали за тем, как прибор делал прекрасный абрис контура подводной лодки, находящейся на траверзе.
Собравшиеся вокруг нас офицеры вместе с нами с интересом разглядывали необычные очертания другой подводной лодки, находящейся в подводном положении.Мы обошли вокруг этого корабля, и при всей минимальной величине его изображения на экране указателя полыней у нас не оставалось никаких сомнений в отношении характера контакта с ним. Немногого еще можно было требовать от прибора, предназначенного для показа формы разводий над нами, — разве только, чтобы он безотказно работал.
Затем мы расписали по боевым постам группу по съемке полыней и стали отрабатывать сложный маневр полного зависания без хода. Откачивая за борт воду, командир поста погружения и всплытия Логан Мэлон медленно поднимал подводную лодку вертикально вверх на поверхность моря через воображаемую полынью во льдах.
Быстрые изменения глубин в ту или иную сторону должны были стать вторым по важности заданием для вахтенного отделения. Поэтому для отработки этого маневра мы подвсплывали, быстро продувая цистерны главного балласта сжатым воздухом, и как только требовалось снова погрузиться, мгновенно прекращали продувку и принимали воду обратно в цистерны. Делать это следовало очень осторожно: чрезмерно большой дифферент мог привести к удару корабля кормой о дно или носом об лед. Для быстрого ухода на глубину мы заполняли цистерну срочного погружения, стремясь создать отрицательную плавучесть, и затем для быстрого всплытия сразу же продували эту цистерну, освобождая ее от принятого балласта.
В тех же случаях, когда посадка на дно была неизбежна, мы практиковались в переключении части наших машин с таким расчетом, чтобы сохранить ход, но исключить попадание донного ила в приемники трубопроводов циркулирующей внутри корабля забортной воды. Если ил закупорит конденсаторы, то это отрицательно скажется на эффективности охлаждения и пострадавшая турбина и турбогенератор не смогут работать.
Пока все эти действия отрабатывались под неусыпным контролем Джима Стронга, я подумал о том, какое мнение сложилось у старого исследователя Арктики Стефансона об увиденном им в тот день, когда он завтракал с нами на борту «Сидрзгона». Подводная лодка стояла тогда в сухом доке посреди невообразимого хаоса, но зато это было самое подходящее время для приемов. Эл Бёркхалтер встретил Стефансона у ворот верфи и провел его на корабль. Спуститься вниз по нашему вертикальному трапу — нелегкое дело для пожилого человека, но Стефансон легко справился с ним. Мы остановились у пульта управления подледным плаванием, где я рассказал ему о назначении различных приборов, с помощью которых мы надеялись пробираться сквозь льды.
Кают-компания с ее зелеными переборками, облицованными панелями из светлого муравьино-крас-ного дерева, стенами, обитыми красной искусственной кожей, креслами и выложенной рыжевато-коричневым крупным изразцом палубой чем-то походила на железнодорожный вагон-ресторан. Посредине стоял красиво сервированный стол, украшенный цветами.
Когда закончилось представление офицеров доктору Стефансону и его супруге, мы сели за стол и приступили ко второму завтраку, приготовленному из концентратов. Мы будем употреблять их в пищу в Арктике, так как это позволит сэкономить место, необходимое для хранения провизии на корабле. Нам подали такие деликатесы, как рулет из консервированной индейки, пюре из сушеного картофеля, овощной салат, частично приготовленный из сушеной капусты.
Доктор Стефансон не разделяет существующих взглядов на диету. Он утверждает, что жирное мясо более полезно для здоровья, чем тощее; причину этого он объясняет в своей книге «Жир Земли». Он подчеркивает, что животные, а также народы Севера, например эскимосы, не только отдают предпочтение жиру, но и умерли бы, не будь его в их пище. Доктор Стефансон и сам придерживается проповедуемых им принципов. Поэтому жиры и масло составляют существенную часть его рациона. Но он был достаточно вежлив и отведал понемногу все те блюда, которые были поданы к столу.
Я распорядился, чтобы наша застольная беседа была записана на магнитную ленту. Разговор коснулся всей истории исследования Арктихи, от ее первооткрывателей до путешественников наших дней. Привлекательная, выглядевшая намного моложе своих лет, жена доктора Стефансона просто поразила всех нас своим глубоким знанием Крайнего Севера. Впоследствии мы переписали запись беседы на пластинку и отослали ее в Дартмут, в собрание Стефансона. В этой записи прошлое удивляется настоящему, а настоящее восхищается — в моих кратких замечаниях — изумительными подвигами прошлого, совершенными в условиях ужасных лишений и опасностей.
Мои воспоминания прервал приход Джима — нашего «инструктора по строевой подготовке» — большого специалиста по проведению учений. Пора было приступать к отработке действий по расписанию в случае пожара и столкновений, а уж затем возвращаться в Портсмут.
Три с половиной часа полного одиночества во время езды на машине из Портсмута в Нью-Лондон дали мне еще одну возможность глубоко поразмыслить над стоящей перед нами задачей и над способами ее разрешения. Освещенные ярким солнцем конца июля живописные сельские пейзажи холмистой местности штата Массачусетс вскоре уступили место лесам и рощам штата Коннектикут.
Подготовка была завершена, и корабль приведен в состояние максимальной готовности.
Когда я вошел с прощальным визитом в кабинет командующего подводными силами Атлантического флота США контр-адмирала Лоуренса Дэспита, он поздоровался со мной и предложил сесть.
— Что у вас там на корабле еще недоукомплектовано?— спросил меня адмирал, после того как мы обсудили с ним поставленные перед нами задачи.
— Я не знаю ничего такого, что не было бы укомплектовано полностью,—с гордостью ответил я.
— Хорошо, тогда пожелаю вам счастливого плавания,— сказал адмирал, поднимаясь и протягивая мне руку.
При отъезде из Нью-Лондона я вспомнил напутственные слова своего непосредственного начальника, командира 102-го дивизиона подводных лодок капитана 2 ранга Джеймса Калверта. Советы этого опытт ного офицера и моего близкого друга были исключительно ценными. Под его командованием «Скейт» чуть было не обогнал «Наутилус» при своем движении к Северному полюсу. Во время своих походов под полярным паковым льдом летом 1958 года и зимой 1959 года он разработал методику всплытия во льдах. Мы обсуждали с ним возможности плавания среди айсбергов.
— Командир, я полагаю, что могу поделиться с вами своими замыслами, — начал я со всей серьезностью. — Я намерен специально подныривать под айсберги, чтобы измерить их осадку. В этом, конечно, есть какой-то элемент риска, но, если оборудование будет работать безотказно, то это не будет представлять никакой опасности.
— Хорошо, Джордж, — ответил он серьезно, — без риска не бывает путешествий.

Тем самым мне была предоставлена полная свобода действий.
И Джим Калверт, и я знали, что предмет основной моей заботы — это вверенные мне судьбы находящихся на борту людей и сам корабль стоимостью 35 миллионов долларов. Я вовсе не хотел рисковать кораблем и людьми, но предоставленная мне возможность подныривать под айсберги — это было именно то, за что я мог бы ухватиться,
Всем нам хотелось избежать опасностей на своем пути. Мало ли что могло свести на нет все наши усилия: неполадки в корабельных механизмах, мелководье в проливе Барроу или повреждение от удара о лед в море Баффина.
Появление в печати сведений о нашем походе имело и свою отрицательную сторону: нам не удалось незаметно уйти в плавание.
На причале собралась большая толпа желающих проводить нас. Офицеры, матросы, рабочие, жены, дети, друзья и знакомые членов нашего экипажа — все они радостно шумели на пирсе.
На верхней палубе корабля стояла тренога с портативной телекамерой. Наш ас в области электроники, техник по ремонту электронного оборудования Эдвард Ханна выступал в роли телеоператора, наводя объектив то на толпу, то на подводную лодку. Роль комментатора взял на себя Дик Томпсон. Он сопровождал пояснительным текстом события, записываемые на видеомагнитофон, скрытый от взоров публики в торпедном отсеке. Ни один из провожающих нас не знал о его существовании.
«В этот прекрасный солнечный день первого августа 1960 года мы находимся на борту «Сидрэгона» — седьмой атомной подводной лодки военно-морских сил США. Через несколько минут он отправляется из Портсмута. На пирсе собралась публика, пришедшая проводить нас, отправляющихся в море, чтобы попытаться впервые пересечь Северный Ледовитый океан с востока на запад через Северный полюс и повторить в обратном направлении первое путешествие американской подводной лодки «Наутилус», совершенное ею два года тому назад под полярным паковым льдом...
Собравшейся публике неизвестно, что наше секретное задание куда интереснее. Мы попытаемся впервые пройти Северо-Западным проходом, где еще никогда не ходили подводные лодки. Из-за тяжелых льдов все предшествующие суда вынуждены были отказаться от попытки пройти проливом, через который лежит наш путь...»
Женщина-репортер с портативным магнитофоном буквально приперла меня к стенке рядом с лодкой, у самых сходней. Дюжина других репортеров и фотографов окружила нас. Я изо всех сил старался быть с ними как можно более любезным, но мне все-таки пришлось парировать многие их вопросы. Вырвавшись из их окружения, я пожал руку многим из собравшихся доброжелателей и перешел на борт корабля.
Через несколько минут «Сидрэгон» медленно тронулся с места вниз по течению, развернулся на шестнадцать румбов и набрал ход. Протяжный гудок нашего корабля разорвал воздух и донесся до толпы раньше, чем направляющаяся в Тихий океан подводная лодка исчезла за поворотом реки. 

• Вперед