"Морской дракон" - 37

На экране гидролокатора отраженные сигналы справа и слева выглядели более светлыми, чем впереди. Создавалось такое впечатление, что мы идем над каньоном. Экран указателя айсбергов заполняли теперь белые кляксы, которые приближались к окружности с отметкой девятьсот метров и исчезали наверху. Еще немного — и мы, вероятно, войдем под лед. Нужно будет уйти на большую глубину или каким-либо другим способом уклониться от столкновения с ним.
За моей спиной собрались Джим Стронг, доктор Лайон и коммодор. Никто из них не произнес ни слова. Сильно пересеченное дно то вздымалось вверх, то проваливалось вниз. Я снова повернул корабль влево, чтобы пойти теперь другим каньоном. Вой указателя айсбергов так и не прекращался. Мой взгляд упал на стоящий под ним эхоледомер: прибор все еще не показывал льда над нами!
Прошла целая минута, прежде чем я понял, что случилось. Оказывается указатель айсбергов показывал нам не гряды торосов, расположенные наверху и впереди нас, а находящиеся впереди поднятия морского дна, от которых, как и сигналы гидролокатора, отражались его импульсы. Я убедился, что, в отличие от последнего, указатель айсбергов должен показывать, сможет или не сможет пройти корабль над стоящими впереди нас подводными вершинами. Итак, до тех пор пока над нами не будет льда, мы будем иметь в своем распоряжении средство обнаружения банок, которое никогда еще не использовалось для этой цели. По крайней мере я надеялся, что это будет так.
Наконец-то стоявшие в напряженном ожидании у, эхоледомера люди смогли перевести дух. Как бы в признание того, что тайна его разгадана, дно начало отступать и переходить в сравнительно глубокую долину. Я с облегчением уселся на свое место и жадно прильнул к чашке кофе. Корабль между тем снова шел вперед строго заданным курсом. Нужно еще произвести промеры пролива по прямым линиям, иначе нам трудно будет составить карты.
На столе у меня в каюте лежал толстый переплетенный в кожу первый том «Дневника» Парри. Я приказал матросу принести мне его в центральный пост. Открыв заложенную на этот случай страницу, я начал читать вслух не столько для стоявших на вахте офицеров и матросов, сколько для самого себя: «Ветер, погнавший нас на запад вскоре после того, как разошелся туман, заставил нас в течение всей остальной части дня лавировать против него между двумя землями. Подходы к земле, лежащей к югу от нас, были загромождены льдом, берега же острова Лоутер были совершенно свободны ото льда и доступны. После полудня при подходе к юго-западной оконечности острова, мы обнаружили, что глубина пролива увеличилась от шестидесяти пяти до семидесяти шести морских саженей, ( Со 119 до 139 метров. (Прим, перев.))причем последние глубины были взяты всего в двух с половиной милях от берега; а отходя от острова в юго-западном направлении, мы весьма неожиданно наткнулись на низкий песчаный островок, вокруг которого на отмели было много тяжелых льдов. Этот остров я назвал островом Юнга в честь доктора Томаса Юнга — секретаря долготной комиссии Адмиралтейства. Мы лавировали в трех милях от этого острова, имея тридцать четыре морские сажени под килем,( 62 метра. (Прим. перев.)) и, судя по количеству тяжелого льда близ него, который служит в этих водах безотказным навигационным знаком, казалось более чем вероятным, что остров окружен мелководьем.
Теперь уже было ясно, что вся окружающая нас земля представлена островами, а сравнительно малые глубины требовали от нас большой осторожности при плавании в окружении суши и льда почти во всех направлениях. Вечером мы увидели на севере еще одну землю, но она была еще слишком далеко от нас, чтобы можно было определить ее местоположение и размеры».
На шею мне упала капля масла из гидравлической системы. Все наши попытки ликвидировать эту течь не увенчались успехом. Наклонившись над драгоценной книгой, я продолжал читать ее в таком положении до тех пор, пока матросы не натянули между перископами тент из фольги на бумажной основе.
«На следующий день, рано утром лейтенант Бичи увидел из «вороньего гнезда» * (Бочка на матче для наблюдения.) второй низкий остров, похожий на остров Юнга по своим размерам и внешнему виду, лежащий примерно в трех-четырех лигах * (Мера длины, равная трем милям.) к северу от него. Я дал ему название остров Дев и в честь сэра Хемфри Дэви — нынешнего президента Королевского общества *. (Полностью: Королевское общество содействия успехам естествознания—так называется Академия наук Великобритании.) Ближайшая земля, увиденная нами накануне вечером, оказалась еще одним островом, вытянувшимся на четыре-пять миль в длину с востока на запад. Я назвал его островом Га р-ретт в знак своего глубокого уважения к моему другу капитану Генри Гарретту из Британского военно-морского флота, которому я весьма обязан за его любезную помощь и дружеское расположение, проявленные к нам в период снаряжения экспедиции. Земля к северу от острова Гарретт оказалась еще одним островом значительных размеров. У его восточной оконечности лежит невысокий холмик с приметной остроконечной вершиной, очень отчетливо видимый с юга. Я назвал его островом Батерст в честь Ирла оф Батерста — одного из главных министров его величества. Бухта у юго-восточной оконечности острова была названа бухтой Бедфорд.
Все острова, открытые нами в течение этого дня, в число которых я не осмеливаюсь включить землю к югу от острова Лоутер, ибо мы ее очень плохо видели, имеют умеренную высоту, поднимаясь не более чем на сто двадцать — сто пятьдесят метров над уровнем моря. За исключением некоторых участков острова Батерст, более пересеченных и поднимающихся сверх указанной высоты, все острова оказались совершенно свободными от снежного покрова и, будучи освещенными солнцем, выглядели коричневыми».
На следующий день в очередном выпуске «Журнала капитана Кидда» наверняка появится карикатура: огнедышащий дракон читает книгу, сидя под тентом между перископами.
Снова началось поднятие дна, снова стали появляться опасные пики и узкие глубокие ущелья. Привстав на цыпочки, я нетерпеливо следил за показаниями указателя айсбергов, эхолота и гидролокатора. Опять дно полезло почти вертикально вверх, отраженные сигналы на экране гидролокатора никогда еще не были столь яркими, отметки целей вошли уже в пределы девятисотметрового круга на экране указателя айсбергов, но льда над нами по-прежнему не было. На протяжении одной только мили кривая эхолота выписала несколько пологих холмов на глубине пятидесяти четырех метров под килем, а затем устремилась вниз с такой же головокружительной крутизной, с какой она лезла вверх.
Казалось, каждые пятнадцать минут приносили нам какой-нибудь специфический элемент рельефа морского дна, таивший в себе угрозу для нас, но меня подбадривала растущая уверенность в том, что указатель айсбергов и в самом деле действует как указатель препятствий.
Уолт Уитмен не переставал удивляться тому, что мы до сих пор не встретили льда, не считая случайных мелких льдин. Он высказал предположение, что восточные ветры отнесли паковый лед гораздо дальше на запад, чем мы этого ожидали. И тем не менее в любой момент можно было встретить его. Поэтому, в двадцать два часа я решил всплыть, чтобы привязать пройденный отрезок пути к пеленгам и расстояниям до соседних островов.

Пока мы стояли на поверхности моря, мимо нас проплыло несколько небольших льдин. Погода ухудшилась, и поэтому мы с огромным удовольствием снова ушли под воду, сбежав от ледянящего ветра, и двинулись на запад.
Проходя мимо последнего острова в проливе, по которому мы шли, мы заметили, что рельеф дна постепенно начинает приобретать более правильную форму. Вычерченная самописцем эхолота кривая стала похожа на кривую средних показателей фондовой биржи во время игры на понижение: подводные вершины становились все ниже и ниже. К четырем пятнадцати утра глубина моря снова увеличилась до ста десяти метров под килем. Пролив Барроу пройден!
Невероятно, но до сих пор над нами не было пакового льда! Чего-либо подобного не наблюдалось уже очень много лет. Испытывая огромную радость от удачи, мы быстро прошли прямо вперед, затем отошли на полторы мили к северу и развернули «Сидрэгон», чтобы еще раз пройти тем же путем, но в обратном направлении. Теперь я отправил рассыльного за Джимом Стронгом.
Военный корабль, особенно атомная подводная лодка, оказывается гораздо более выносливым, чем самый стойкий экипаж или командир. О том, что нужно экономить свои силы на всякий экстренный случай или в расчете на неожиданно долгое бодрствование, я хорошо запомнил еще с тех пор, когда я командовал «Хардхэдом». Наступил момент, когда нужно было передать командование всем кораблем кому-нибудь другому.
Я пользовался системой, не предусмотренной Морским уставом, но применяемой в той или иной форме на многих кораблях. Письменным приказом я мог назначить для несения вахты в должности командира корабля офицеров, формально «допущенных к командованию подводной лодкой». Приступая к исполнению своих обязанностей «вахтенный командир» получал корабль в полное подчинение. В этом случае к нему поступали все доклады, которые днем и ночью обычно делаются мне. Он полностью отвечал за все необходимые эволюции корабля от погружения и всплытия до осуществления учебных атак на надводные корабли и прохода под ними. И только если требовалось внести изменения в запланированные действия, обсужденные со мной до вступления вахтенного командира на пост, если кораблю угрожала какая-нибудь непредвиденная опасность или если этот офицер нуждался в моем совете или помощи, он должен был обратиться ко мне за советом или доложить обстановку. При этом вахтенный офицер имел право обращаться ко мне в любое время суток, если он считал это необходимым.
Это, конечно, вовсе не означало, что подобная механика позволяла мне снять с себя полную ответственность за корабль, но я убежден, что такая система обеспечивает большую безопасность корабля. По своему опыту Джим Стронг шел первым после меня, и я полностью доверял ему.
Стоило мне только лечь, как я тут же уснул.

• Вперед