Семь футов под килем - 9

* * *

В дверь каюты робко стукнули.
—  Это  я,   Кокорев, — раздался  снаружи унылый голос.
«Вот, кстати, одна из его милых привычек, — усмехнулась Екатерина, — называть себя по фамилии. Впрочем — неважно. Он-то мне сейчас и нужен».
Ее осенила недобрая мысль. Злотникова распахнула дверь.
—  Ну, входи, Кокорев,  гостем  будешь. Тот  нерешительно  топтался   па  пороге.
—  Я   смотрю — на   камбузе  тебя   нет, — забубнил он, а сам воровски, исподволь обшаривал глазами каюту. — Думал, не случилось ли чего?
—  Врешь,   Кокорев, — в   лицо   ему   рассмеялась   Злотникова. — Скажи    хоть    раз честно,   прибежал   удостовериться,   что   я здесь одна.
—  Не-ет, я...
—  Да ладно, садись. Что скажешь хорошего?
Катя, сбоку глядя на обрадованного приглашением Игната, с тревогой и удивлением чувствовала, что в пей поднимается волна какой-то активной враждебности. И даже не конкретно к Ольшевскому или к Игнату. Нет, раздражение вызывали обстоятельства ее жизни в целом: почему-то вечно они складывались так, что Злотни-кова, мнилось ей, оставалась у разбитого корыта. В такие минуты ей мерещилось, что против нее ополчился весь свет, и хотелось кому-то дать сдачи.
Злая энергия росла так стремительно, что у неё даже дух захватило. Тем не менее, повариха вовремя смекнула, что если хочет осуществить свой замысел, ей надо срочно менять тактику. Она постаралась настроиться на верный тон.
—  Закуривай! — как  можно приветливее улыбнулась она Игнату.
Рыбмастер, не избалованный подобным обхождением (не далее как вчера Катя бесцеремонно выставила его из каюты), с недоверием покосился на повариху, помедлил секунду и завозил по столу пачку «Столичных», ногтями, за фильтр, вытаскивая сигарету.
—  Ты почему без дела? Смене конец?
—  Конец...  Нет,  не  смене,  рыба   кончилась. Перекур, — сказал он, выпуская  дым и  улыбаясь,  довольный,   что  все  так  совпало:  и в работе перерыв, и он здесь вот покуривает.
—  Мало что ли, вытащили?
—  Тонн  десять.  Да   разве   половишь   с Малхановым? Умней других. Все сам. Мастеров на мостик не пускает. По приборам, хе-хе-хе, ловит.   А тут, — важно объяснял Кокорев, явно повторяя чьи-то слова, — рыбацкое чутье нужно, интуиция.
«Надо бы польстить этому глупцу»,— решила Злотникова. Внутренняя борьба в ней к этому моменту завершилась. Катя знала: то, что она собирается предпринять— нехорошо, но ее соблазняла легкость, с какой можно было достичь задуманного: поквитаться с Ольшевским, ответить ударом на удар.
—  Неужели  десять  топи  обработали? — воскликнула она с тщательно разыгранным восхищением. — Это да!
Кокорев, на что она в глубине души и рассчитывала, тут же закуражился: ведь, хваля работу рыбообработчиков, Злотникова тем самым воздала должное и ему как руководителю смены.
—  Ха, десять тонн! — он молодецки расправил  плечи. — Слезы!   Если   мы   каждый раз так будем тралить, то и за два месяца не заполним трюмы.  Вот, в  прошлую  путину...
—   Конечно, не все работают одинаково,— вкрадчиво перебила его Злотникова, ей не терпелось повернуть разговор в нужную для нее колею.
—  Эх, — Кокорев, которому интерес поварихи, тонко подчеркивающий всю меру ответственности, возложенную на его плечи, был как бальзам для сердца, отмахнулся с преувеличенной досадой. — И не говори! Набирают на траулер первых попавшихся, в морском деле они — ни в зуб ногой, а ты, изволь, возись с ними. Разве так можно?
Злотникова, притворно вздыхая, согласилась, что так, безусловно, нельзя. Да к тому же с этими новичками и общаться, наверное, нелегко? Они все такие высокомерные, каждый — сам с усам, не подступись.
—...в твоей бригаде, поди, тоже такие есть?
—  Как не быть! Один Ольшевский чего стоит.
—  Это который же? — затруднилась Катя, наморщив лоб. — Стриженый,   что   ли, такой?
—  Ага, — буркнул  Игнат, краснея  и  отводя глаза.
—  Ах, так это и есть Ольшевский? Неприятный     тип! — убежденно      произнесла Злотникова, осуждающе покачивая головой и кривя губы. — Заносчивый. Пи «здравствуй» никогда от него не дождешься, ни — «прощай».
—  Ага, — с  новой уже  интонацией  медленно   повторил   Кокорев,    но   теперь   он, боясь ошибиться, во все глаза смотрел на Катю, пытаясь что-то прочесть на ее лице.
Злотпикову вдруг бросило в жар.
—  Господи, — засуетилась она, — я тут с тобой болтаю, а мне на камбуз давно пора.
Оба встали.
—  Так говоришь — неприятный?
В голосе Игната появилась резанувшая девушку развязность. Он и держался-то теперь по-другому: нагловато и самоуверенно, словно косвенный намек Злотниковой не только ставил между ними знак равенства, но и давал ему над ней какую-то неведомую власть.
—  О ком ты? — делая вид, будто начисто все запамятовала, она   выпроваживала неповоротливого  мастера   за   дверь. — Ах, Ольшевский. Да пропади он пропадом, этот Ольшевский!..  «А вместе с ним  и ты!» — прибавила она мысленно.

• Назад
• Вперед