A+ R A-

Семь футов под килем - 25

Содержание материала

 

... Обычно подобного рода распоряжения шли в самом конце ежесуточного сеанса радиосвязи с наземными службами. Но на сей раз по неизвестной причине береговой' радист сообщением о рекламациях, поступивших в адрес Управления активного морского рыболовства, начал свой контакт с «Тернеем». Естественно, поэтому на корабле традиционно расплывчатые рекомендации усилить меры но обеспечению высокого качества продукции, обрели силу приказа, подлежащего неукоснительному, а, главное, немедленному исполнению.
Любой другой капитан на месте Фоминых, ознакомившись с полученной радиограммой, вызвал бы к себе заведующего производством, а то дождался обеда и запросто, по-домашнему, поделился бы в кают-компании соображением, что, видимо, не случайно сегодня именно с вопроса о качестве началась радиосвязь с берегом:
—  Где-то, — тут он обязательно бы проницательно прищурился, — произошло   ЧП, вот всех и теребят.
Устало потирая лоб, иной капитан, далее, мог бы извиняющимся тоном попросить заведующего проконтролировать состояние дел в рыбном цехе. А мог и не добавлять этого, так как завы — народ дошлый и свое дело знают туго. Что им какой-то приказ за тысячу верст?!
—  Есть!   Бусделано, — скороговоркой  ответил бы заведующий, а через минуту начисто забыл об этом разговоре. Как, впрочем, и иной капитан.
Тем бы все и кончилось...
Но Фоминых являл собой совершенно другой тип капитан-директора. На основе каких-то жалких пяти строчек телеграммы он сумел создать подлинный шедевр сценического искусства — одноактную миниатюру для театра одного актера.
Место и время выбрал соответствующее: обед в кают-компании.
Зная, что ничто так не убеждает, как образность, он, улучив удобный момент, когда первое блюдо было съедено, а второе еще не принесено, начал так:
—  В последнее   время   с   необъяснимым постоянством меня почему-то посещает одно и то же фантастическое видение...
Заинтриговав столь необычным вступлением собравшихся, капитан вперил задумчивый взгляд в дальний угол кают-компании, будто разглядывал там начертанное и одному ему видимое таинственное откровение.
—  Нахожусь будто бы я в рыбном магазине,— продолжал он нагнетать таинственность.— Магазин — новый, фирменный,  называется «Океан»... Да-а, и стою я, значит за селедочкой. Жена послала к ужину взять. Очередь движется, я — в ней, и вот-вот, знаете ли, купил  бы свою селедку и отправился восвояси, но не вышло. Суждено было произойти казусу. И вот какому. Старушка, стоявшая передо мной и купившая уже три-четыре мороженые рыбки, не ушла из  магазина,  а, отойдя в сторонку, застряла отчего-то у окна. Ну, стоит, бабуся, и пусть себе стоит, мало ли почему пожилой человек замешкался в магазине. Но вдруг вижу: старушка моя не к выходу направилась, а назад, к прилавку. Тут уж я ее как следует разглядел, потому как почувствовал: чтой-то будет! Чистенькая, одетая аккуратно, даже с претензией, на носу очки в позолоченной тонкой оправе. На увядшем, хотя и бодром личике, легкие следы косметики — словом, здоровая, опрятная и обеспеченная старость. Только гляжу: бабуля моя явно не в себе, чтобы не сказать более определенно — разгневана. В сухонькой ручке — развернутый пакетик с рыбой. Она ею потрясает, как булавой. Протискивается к прилавку, швыряет рыбу на весы, заявляет сердито:
—  Постыдились бы продавать.
—  А что  такое? — вопрошает  молоденькая продавщица.
—  Да вы понюхайте! — и та сует ей под нос кулечек.
—  Это еще зачем? — недовольно морщится накрашенная девица, отстраняясь от рыбы. Ей бы да не знать, каким товаром ее заставили торговать.
Однако этот брезгливый жест выводит из себя мою покупательницу.
—  Ага! — восклицает она.     Даже так: и полюбопытствовать не хотите. Тогда дайте мне жалобную книгу. Сию минуту. Я вот в ней сейчас такое настрочу... — добавляет она мечтательно.
—  Да подождите вы, ей богу! Что за люди пошли! — сокрушается продавщица. — Чуть что — жаловаться.
На разгоревшийся и торговом зале шум выходит заведующая.
—  В чем дело, граждане? Что случилось?
Опытная по части улаживания неприятностей, степенная заведующая послушно нюхает рыбу, держа ее окольцованными пальчиками. Подведенные тушью глаза ходят при этом слева-направо, как у кошки на часах с гирьками. Затем она выносит безапелляционное решение:
—  Тухлая!
Старушка, не ожидавшая, что ей так легко удастся доказать свою правоту, даже розовеет от этих слов, торжествующе оглядывает очередь, которая поначалу была недовольна непредвиденной задержкой, но потом развлеклась, вошла во вкус и вся, до последнего человека, стояла, естественно, на стороне пенсионерки.
—  Да, товарищи, тухлая, — повторила заведующая.— Но вины магазина, а тем более продавца — здесь нет.
—  Рыба  испортилась месяца полтора, а то и два назад, — как ни в чем не бывало объясняет   заведующая   и   демонстрирует, подняв с пола картонный ящик, где на чернильном штампе стоит четкая дата. — Полюбуйтесь!
—  А что, разве рыба  не могла протухнуть у вас?
—  Ни в коем случае,— авторитетно заявляет заведующая. — В этом легко убедиться. Видите, рыба сейчас проморожена в достаточной степени, и если она легко отделяется от костей — это верный признак, что или на промысле она морозилась не совсем свежей или же на корабле плохо работал рефрижераторный агрегат. Так что, граждане, если уж и писать жалобу, то только не на нас, а в другой адрес. Если кто пожелает, я могу дать координаты рыболовного производственного управления.
— Давайте мне, — угрюмо бросает этакий неприятный субъект с фанатично горящим взглядом. — Уж я напишу! Тухлятиной народ кормят, подлецы!
... В этом месте своего рассказа капитан Фоминых, хотя и обвел всех собравшихся в кают-компании острым взглядом вприщур, но головой, лукавец, покачал грустно и обескураженно. И вздохнул глубоко-глубоко:
— Я с дрожью подумал, что плохо придется капитан-директору, название траулера которого оттиснуто на штампе... Кстати,— с самым невинным видом обратился он вдруг к потупившемуся заведующему производством, — Петр Олегович, исправили твои рефмеханики малую холодильную установку? Вчера в ней, вроде, что-то не ладилось?
Головня, сидевший в продолжении рассказа капитана как на иголках, почувствовал, что после последнего замечания Фоминых  кусок в горло ему больше не полезет. Бедному Петру Олеговичу, далее, показалось, что в то время, когда он беспечно уплетает говяжьи биточки под молочным соусом, внизу, в рыбном цехе, идет не качественная продукция, а сплошной брак, и что рекламации, присланные в адрес управления, имеют в виду конкретный траулер — «Терней», где заведующим производством поставлен  он,  Петр  Олегович  Головня.
—  Что это с вами, уважаемый? — со всей учтивостью обратился к нему Фоминых. Но Головня, торопливо вытерев салфеткой губы и  наскоро пробормотав  извинения,  поспешил покинуть свое место в кают-компании: весь во власти страхов, навеянных «видением» капитана, полетел, перепрыгивая через две  ступеньки вниз, в рыбный цех.
Фоминых только руками развел:
—  И чего это он?..

 

Яндекс.Метрика