Семь футов под килем - 29

III

Весь день Ольшевский был не в духе, кое-как отработал смену и, желая продлить одиночество, под вечер забрел подальше от людей —на среднюю палубу. На душе у него было пасмурно.
Густые влажные сумерки сменили дневную жару. На море стояло безветрие. Закатное солнце в окружении розовых облаков уходило за горизонт.
Костя устроился под кормовой рубкой на груде просохших тралов. От них шел сильный йодистый запах водорослей. Вокруг, куда ни кинь взгляд — вода, горластые чайки, да пенный след, змеившийся за кормой. Притихший, задумавшийся Ольшевский отдыхал, когда совсем рядом с ним раздались шаги.
По трапу на кормовой мостик, нависающий над палубой, поднялись двое, заскрипели шезлонгами — их затащили наверх матросы, чтобы загорать под тропическим солнцем. Слышно было, как чиркнула спичка, кто-то умиротворенно вздохнул и негромко произнес:
—  Мы вот на природу смотрим, а она, поди, — на нас... Солнце — как глаз вселенной.
—  Угу, — неуверенно поддакнул   его  собеседник.
Ольшевский невольно встрепенулся: ведь если первый голос, гибкий и богатый модуляциями, принадлежал штурману Малхано-ву, то второй?.. Ну, конечно, это был рыб-мастер Кокорев. Костю почему-то неприятно поразил сам факт дружеского общения столь разных людей. Одно это удержало его на месте.
— Сколько, говоришь, ты уже в моря ходишь? Шесть лет? Странно, — продолжая начатый разговор, удивился второй штурман,— как это мы с тобой раньше не встретились?
Рыбмастер поерзал в шезлонге. Он, видимо, тоже не мог найти этому объяснения.
Ольшевский отчетливо представил себе тех двух, наверху. Один, рассеянно-непринужденный, откинулся в кресле, красиво сидит, красиво  курит. Смуглокож,  ранняя седина.  Кокорев же — не в своей тарелке, хотя и  не подает виду. О, разумеется, он также принял вальяжную позу, нога на ногу, и взгляд сделал слегка скучающим. Но не по себе ему как-то. В глубине души, поди, он необычайно рад, что на равных общается с таким блестящим человеком, как штурман Малханов. Некоторая скороспелость этой  дружбы,   конечно,   настораживает  Кокорева,  но очень  уж  ему  хочется верить, что Малханов   сумел   отыскать   в нем нечто достойное уважения и приятельства. И он счастлив. Игнат пыжится, он растет в собственных глазах, и голос, как ему кажется,приобретает солидную вескость, подобающую разговору.
— Дай-ка твою зажигалку, Дмитрич,— степенно говорит он и это тоже в нужном тоне: ведь именно так, по отчеству, принято обращаться друг с другом среди комсостава.
Ольшевский усмехнулся, настолько живую картину нарисовало его воображение, и спектакль, который разыгрывался наверху, он поначалу воспринял как неожиданное и забавное развлечение. В том, что именно штурман является его режиссером, у Кости не было и тени сомнения: вкрадчивые нотки в голосе Малханова он уловил сразу.
Однако очередной вопрос заставил затаившегося парня навострить уши. Тема беседы оказалась настолько необычной и интригующей, что Костя, хотя и говорил себе, что вообще-то подслушивать нехорошо, отодвинулся от лестницы и замер в своем закутке.
—  Так тебе уже за тридцать? — спросил Малханов, щелкая зажигалкой.
—  Двадцать     восемь, — ответил     Игнат удивленно, так как ничего подобного он не говорил:   о  его  возрасте  и   речи   пока   не было.
—  Сам местный, из Находки?
—  Нет, я после армии завербовался. Хотел сперва на уголь, в шахту податься, да потом передумал.   Придавит  еще...
—  В морях, значит, безопаснее? Понятно. А живешь где? Квартира есть?
—  В общаге я, на Портовой.
—  Это что, на третьем этаже, где комнаты для семейных?
—  Я  не  женат, — ухмыльнулся   Кокорев.
—  Да  ну?  А   мне  казалось,  что  я  тебя видел с женой и дочкой. Вы на катере по заливу  катались.  Неужели  ошибся?
—  Да уж выходит,— смущенно крякнул Игнат.
—  Вот-те  на! — изумился   второй   штурман. — И фигура твоя сильная перед глазами стоит, и девочку с косичками  вижу. Вот как однако память подвести может.
«Ах, и фигура у Кокорева сильная, и несуществующую дочку с косичками запомнил,— отметил про себя Ольшевский.— А ты, Малханов, оказывается, хитрец и льстить умеешь. Ну и ну!.. Стало быть,— задним числом понял он, — недаром штурман на последнем собрании так похваливал Кокорева, дескать, мастер — замечательный и толково поставил работу в смене... Но что ему надо от этого дубины?» — терялся Костя в догадках, хотя кой о чем он уже начал догадываться.
—  Так, выходит, не женат? Рыбмастер замялся.
—  Плохо, —с   превосходно   разыгранной убежденностью твердо заявил Малханов.— Впрочем, это беда многих моряков: ни кола, у большинства,  ни двора. Эх-эх...  Собачья жизнь! А почему, если, конечно, не секрет, ты до сих пор не женился? Человека подходящего не встретил?
—  Да как-то так все...
—  Ну что ж, это бывает,—рассудительно  продолжал  второй  штурман, — но знаешь, что я тебе скажу: все зависит от нашего отношения к бабам. Возвращаемся из морей, так нам что, душа их нужна? Черта лысого! А годы бегут...
Нарочитая глубокомысленность тона была очевидна для внимательно слушавшего Ольшевского, он удивлялся, как только Игнат не догадывается, что его водят за нос: ведь явно неспроста завел штурман этот разговор.
—  И что, так-таки никто не нравится?
—  Да были разные, — стесненно выдавил из себя рыбмастер. Он, чувствовалось, словно на иголках сидел.
—  Разные — это не в счет. А такую вот не встречал, чтобы хотелось назвать ее женой?
Кокорев молчал. Уши на макушке были и у Ольшевского: всему кораблю известно, что Игнат безнадежно влюблен в повариху. Не мог не знать об этом и Малханов. Зачем же тогда он ломает комедию?
—  Кстати, — проговорил второй штурман, понизив  голос  и  совсем  уж   интимно, — я вот о чем тебя хотел спросить... давай-ка, Никитич, еще по одной закурим, а?
—  Можно, — согласился  рыбмастер.
—  Ишь, чайки-то как снуют? И не лень им день за днем  нас преследовать?   Или же одни отстают, а слетаются другие, как думаешь?
—  Может,  и  остаются, — глухо   ответил Кокорев.
Он, как и Ольшевский, был, очевидно, недоволен, что разговор перескочил на чаек, но в отличие от притаившегося резчика, не понимал хитрости Малханова, который сознательно тянул время.
Малханов зевнул:
—  И о чем, бишь, я? Ах, да: как ты относишься к нашей поварихе?
Тут уже перехватило дыхание у Кости.
Кокорев, было слышно на расстоянии, засопел, а второй штурман — Ольшевский мог дать руку на отсечение — вонзил в него пристальный взор.
—  Хорошая девочка и характером, вроде, покладистая, — вслух    размышлял   Малханов, а затем, словно бы осененный неожиданной   мыслью,   воскликнул: — Вот   тебе, Никитич, и жена!
Сердце Кости учащенно забилось, он весь превратился в слух. Он прекрасно понимал, что сейчас должен был испытывать Кокорев! Конечно, тому очень хотелось бы прихвастнуть, но уж слишком ничтожны были успехи. Ольшевский с нетерпением ждал ответа. Но когда Игнат наконец заговорил, он едва не задохнулся от возмущения. Чего-чего, но такой чудовищной лжи Костя не надеялся услышать.
—  Да, — небрежно, как заправский сердцеед, отозвался Кокорев, вот только голос его выдал, стал сипловатым, — деваха, точно, ничего, и я вначале подумывал заняться ею всерьез, но...
—  Так в чем же дело? — под штурманом скрипнуло плетеное кресло.
—  Ветер у нее еще в голове, — авторитетно пробасил Кокорев.
—  Скажи, пожалуйста! — причмокнул губами Малханов. — Как можно обмануться в человеке, ведь она произвела на меня впечатление такой рассудительной, самостоятельной особы...
«И на том спасибо! — усмехнулся Костя.— Куда же все-таки этот лицедей клонит?»
—  Ты, наверное, считаешь   ее   слишком молодой для себя?
—  И   это.    Но    главное — легкомысленная...— важно изрек мастер.
—  Да что ты? Вот бы уж никогда не подумал,— чувствовалось,  штурман   недоверчиво взвешивает сказанное Кокоревым. — Ну, это, скорее всего, какие-нибудь сплетни.
—  Как бы  не так! — зло процедил  Игнат.— Ты просто не знаешь,   а она раньше... со старпомом роман крутила, а сейчас на   Ольшевского   переключилась.   С   ним, стерва, валандается. Охмуряет...
—  Не может быть! И давно? — впервые, пожалуй, с начала разговора голос Малха-нова на сей раз прозвучал вполне серьезно и обеспокоенно.
«Стало быть, вот где зарыта собака,— наконец понял Ольшевский. — Тут и объяснение этой странной дружбы. Малханов почему-то заинтересовался, с кем встречается Катя? У кого он мог получить самую подробную информацию? Разумеется, у рыб-мастера, который шпионит и за ней и за мной».
—  Дьявол их знает, когда   они   начали встречаться. На людях дуру гонят, мол, незнакомые, а ночами где-то сходятся. Мне Жорка говорил...
Костя не стал дожидаться конца беседы, выбрался из своего укрытия и незаметно прошмыгнул вниз.

• Назад
• Вперед