Обратный адрес - океан - 43

Почти семейный, на тридцать — сорок человек, пансионат, в который они каким-то чудом достали четыре «штатские» путевки, размещался в деревянном, говорили, что бывшем охотничьем, доме на берегу залива. В Клайпеде, переправившись на морском, похожем на плавучий док пароме через канал на Куршскую косу, они часа полтора ехали на автобусе то меж диковинных, искрящихся песком, как сугробы, дюн, то в зеленых, смолянисто пахнущих, так, что казалось, капал с бронзовых стволов янтарь, сосновых тоннелях. Слева вдруг вздымался и снова прятался за взгорком спокойный, сонный залив, справа, из-за сосновых кущ, высверкивало предштормовыми гривками волн просторное, кипящее густой синью море.
Их разместили в мезонине, в тесных конурках-комнатах, с чердачными окнами, с которых, казалось, никогда не слетали ворчливые, самодовольные голуби, по утрам не даваншие спать царапающим топотанием по железной крыше. Но это было действительно счастье беззаботных двадцати дней, когда можно транжирить время, совершенно не думая о нем, но главное, когда неотступно, вслед каждому твоему желанию, тянулся Кирилл.
Домик, такой игрушечно-колоритный, словно люди строили его, то и дело поглядывая на старинную гравюру, стоял на берегу залива, буквально в двух шагах от него. И, едва забросив чемоданы в свои конурки, они с разбегу ринулись в мутноватую, уже приторно теплую воду, радуясь, как близко подарено им купание, до которого, бывало, в ином месте надо долго идти или даже ехать. Правда, чуть-чуть бы попрохладнее, чуть-чуть потверже, не такое вязкое дно... Но это были уже придирки... И они плескались, гонялись друг за другом вприпрыжку по мелкодонью.
А Кирилл не стал купаться, стоял на берегу, брезгливо приговаривая:
«Ну что хорошего? Стоялая вода...»
Она, помнится, обиделась. («Мы-то чем хуже тебя?») Но, зачерпнув воду ладонями, увидела, какая она зеленая, словно бы живая муть родилась в ней — залив уже давно цвел.
И сразу, до этого незамеченный, ударил в нос запах гниющей рыбы — она валялась на берегу, выброшенная волной, осклизлая чешуя блестела вдоль грязноватых кружев ленивого прибоя.
Здесь было удивительно много чаек, они жирными, лоснящимися утками покачивались на пологих, отбрасываемых моторками волнах, высматривая добычу. Наташа никогда не видела так много нелетающих, словно бы с атрофированными крыльями, чаек.
Кирилл в этот же день потащил Наташу на другую сторону — к морю, четыре километра по торной дорожке через дюны, по сосновому лесу.
На этой, на «морской» стороне косы было холоднее, чем возле залива. Упругий ветер, наигравшись волнами, взъерошив их по всему необозримо-сизому простору, вырывался на берег, вьюжно завивал, наметывал к дюнам песок, шастал в пушистых ветках сосенок, выбежавших на обрыв, и безостановочно накатывался таким плотным потоком, что казалось, разбегись, кинься вниз, на эту си-
неву, распластав руки, —  и не упадешь, а спланируешь, воспаришь над рокочущей необъятностью.
Прибрежный накат волны клубился, гремел галькой, перемалывая, перебирая ее по камешку. Наташа увидела, как, выбрав удобный момент, чтобы не сбило с ног, не захлестнуло, Кирилл бросился головой вперед, в клокочущую лавину и через несколько секунд вынырнул по ту сторону вала, где море было уже спокойнее, саженками поплыл от берега, возбужденно что-то выкрикивая.
Наташа заходить в воду не решалась и, едва раздевшись, сразу озябла. Пока Кирилл, как дельфин, играл, отводил душу с морем, она согревалась, спрятавшись от ветра за бугорок.
Кирилл вылез, вскарабкался на обрыв весь какой-то упругий, быстрый, зарозовевший от свежей, холодной воды. Зубы чуть-чуть постукивали, он все-таки продрог, но скрывал это, растирался до красноты полотенцем, приговаривал:
«Вот море так море! Купаться будем ходить только сюда!»
Признаться, Наташа чувствовала себя здесь не очень уютно — на заливе теплее, да и к дому ближе, но перечить не стала, и они каждое утро после завтрака уходили к морю и, не найдя по этой части общего языка с Трушиными— Игорь и Лена предпочитали купаться в заливе, — даже рассорились с ними на несколько дней.
«Вот чудаки!— посмеивался Игорь. — Вода — везде вода... Вы думаете, ваше море — нарзан?»
«Кому что, — сказал, устав от споров, Кирилл. — В море мне кроме всего прочего правится соль».
В выцветших, отвисших на сиденье шезлонгах Игорь с Леной целыми днями торчали на берегу залива, не замечая ни зеленоватой, налипшей на ноги ряски, ни жад-ных ручных, отвыкших от полета чаек, по-куриному копошащихся рядом в ожидании вкусной подачки. А может быть, они все это замечали, все видели, но уже привыкли?
«Зачем я приехала к ним? Зачем?» — все больше распаляя себя сомнениями, терзалась Наташа. Сидящий напротив в морской фуражке Игорь казался ей теперь уже не смешным, а жалким; разомлевшая, но не веселая, как бывало, а грустная Лена вспоминала какие-то давно уже забытые гарнизонные сплетни.

Ночью, проснувшись тогда от непонятного, сразу оборвавшего сон толчка, так бывало, когда рядом посапывал совсем еще маленький Вовка, Наташа подошла к слабо брезжившему в темноте окну. Москва спала, словно бодрствуя, не прикрывая плотно век. Во всей сумеречной ее безбрежности мерцали, вздрагивали огни. Что же они так живо напоминали?  Что?  Ах да!  Ночной  Севастополь в канун праздника. Ожерелья лампочек вдоль улиц и проспектов,   «огни расцвечивания», иллюминация над палубами кораблей — от мачты к мачте, от борта к борту. Как много в ночной Москве кораблей, стоящих у незримых причалов!
И, вглядываясь в это переливчатое веселье огней полу-ночной столицы, Наташа попыталась представить родной Скальный. В какой он стороне? Не за той ли алевшей в вышине, наверное на Останкинской башне, расцветающей только к ночи гвоздикой?
В Скальном никогда не было таких беззаботно-ярких праздничных иллюминаций. Там каждый огонь делал какое-то свое дело, выполнял свою военную обязанность. Она забыла, что в это время над Скальным восходил едва, на какое-то лишь мгновение, коснувшийся ночи день, что там уже было светло, как в Москве будет только утром. Да, там, в Скальном, уже дрожали, неслышно звенели, переговаривались протянутые от сопок к улицам, к морю прерывистые солнечные струны.
О чем они допоздна проговорили тогда с Леной на кухне, давно уже перемыв посуду, вкрадчиво поглядывая на дверь, за которой спал Игорь? Да-да, Лена все время с непонятной  тоской вспоминала о Скальном. Она жила еще представлениями четырехлетней давности. Ее воспоминания питались тем, что для Наташи было почти забытым. Надо бы все-таки заехать в Апрелевку, надо бы. Но утром, когда они с Вовкой вышли прогуляться по проспекту, Наташа почему-то начала торопиться, ее охватило беспокойное чувство, будто она куда-то опаздывала. Куда? В предварительной кассе билет был взят до Скального железнодорожный, но, засомневавшись, Наташа к вечеру сдала его и купила на самолет. Стоя в говорливой, препирающейся очереди и то и дело посматривая на часы, она мысленно молила только об одном — чтобы еще на сутки, на двое, до ее приезда в Скальный, задержалось возвращение подводной лодки.

• Назад
• Вперед