Обратный адрес - океан - 17

Поселок Скальный
2    февраля


Доброе утро, Кирюша!
Сегодня морозит, небо посветлело, и на душе прояснилось — кризис миновал. Вовка уже дышит спокойно, жар спал, только слабенький оп, слабенький, как воробышек. Я сейчас сидела перед окном, вязала ему носочки. Помнишь, шерсть купила в военторге? От твоего свитера осталась.
Смотрю, почтальон. И сердце подпрыгнуло — забыла, что не может быть от тебя писем. Но почтальон звонит в нашу дверь. Письмо! От кого? Почерк на конверте незнакомый, тревожный какой-то. Распечатала быстренько. Уж не с тобой ли что могло случиться? А это Люська! От Люськи письмо! Представляешь, два года, нет, даже три — ни строчки. И вот, здравствуйте!
У нее все хорошо, работает завучем — вот что значит рост кадров на периферии! С директором, как она пишет, в «едином мыслии». Процент успеваемости высокий. Вышла замуж. Это мы уже знаем. Читала я письмо — и радовалась, и огорчалась. Радовалась за Люську — как все хорошо у нее складывается. А у меня? Достала свой диплом из шкафа, со дна ящика, и всплакнула: диплом с отличием, а валяется, как пустая, никому не нужная бумага. Почему у меня так сложилось, Кирилл?
Ведь могло быть иначе, могло?
И вспомнилась мне обитая черным дерматином дверь, ведущая в «чистилище». Так мы тогда назвали кабинет, где заседала распределительная комиссия. Больше всего боялись географической карты, на которой кружочками были отмечены пункты назначения на работу. Я никогда не предполагала, что в стране так много «отдаленных мест». Некоторые ребята срочно принимали меры, чтобы не попасть в какую-нибудь «дыру», — доставали справки о самочувствии родителей, о состоянии собственного здоровья. А я — странно — совсем не беспокоилась. Сейчас думаю: почему? Неужели все уже тогда решила и ждала тебя?
Как сейчас помню, первой из «чистилища» выскочила Люська. Как будто сомнамбула. Повалилась на ме-ня — и в слезы. Люську распределили в Прохоровку, где-то на Алтае. Нет, кажется, в Буланиху.  И чего убивалась? В сельскую так в сельскую — ребятишки везде одинаковые. И вот настала моя очередь. Сколько же народу было за столом, «высокие» все лица: ректор, зав-гороно, секретарь райкома комсомола, а дальше незнакомые. Пригласили сесть. Я и сейчас ощущаю прохладную кожу старомодного кресла, в котором сразу утонула.
«Это наша отличница, — сказал ректор, — мы на нее возлагаем...» Все с интересом на меня посмотрели, секретарь райкома — с особым, а я вдруг растерялась, отнялся язык.
«Куда бы вы хотели, Наталья Васильевна?»—спросило незнакомое лицо. Наталья Васильевна... По имени-от-честву. Я что-то пролепетала вроде того, что хочу туда, куда пошлют. Ведь решили уже, чего спрашивать?
«Есть мнение оставить вас в городе», — улыбнулось незнакомое лицо. В Москве? Неужели? За что такое счастье? Но тут я вспомнила плачущую Люську и сказала, что прошу послать меня в Буланиху. Зачем? Кто дергал меня за язык?
В Булаииху надо было отправляться десятого. А первого приехал ты. Бесподобно красивый в своей новень-кой офицерской форме. С блестящим кортиком... И все закрутилось, как во сне. Или как в кино — быстро-быстро замелькали дни. Ты-то помнишь? Помнишь, как сказал: «Полный вперед, к твоим родителям!» Тебе надо было торопиться, тебя уже ждали на флоте. Мне тогда это очень понравилось, польстило, ты сразу возвысился в моих глазах. Еще бы, как отличнику, тебе дали право выбора флота. Мне это представлялось так, как если бы под твое командование сразу дали эскадру. Почему ты выбрал именно этот флот, а не другой?
И мы пришли к нам. Отец и мать сидели у телевизора и смотрели журнал «Здоровье». Это было смешно, мы после хохотали: врач водил указкой по сердцу, по аортам, а ты встал пред моими, щелкнул каблуками и сказал, что тоже пришел по сердечному делу. Неужели не помнишь?
Отец почему-то не удивился. Встал с кресла, выключил телевизор. Вы сели за стол. У него привычка, традиционный ритуал — для важного разговора непременно усаживать человека за стол  напротив себя.
Сколько раз я рисовала себе картину сватовства! Какой только не загадывала минуту, о которой мечтает любая девушка. Тот разговор, который неизбежен в любой человеческой жизни. А тут все полушутя, полусерьезно...
«А как же Буланиха? Ведь уже билет взят! Меня же распределила государственная квалификационная комиссия! Государственная!»
С тебя в один миг слетела вся твоя военно-морская бравада. Помнишь ли ты свои слова: «Я не могу бел тебя, понимаешь, не могу... Я тебя туда на руках унесу»? «Я нужна школе»,—сказала я. «Ты нужна мне и флоту», — ответил ты.
Не было цветов. Где ты тогда раздобыл букетик бессмертников? Холодных, жестких, как будто выкрашенных. Мы расписались в тесной комнатушке — в загсе был ремонт, — и ты еще сострил что-то насчет того, что расписываешься в вахтенном журнале любви. Всем понравилось. Потом эта традиционная бутылка шампанского. И вечер. Не свадьба, а вечер на скорую руку — у тебя в кармане уже было два билета «туда».
И тут вдруг выяснилось, что у меня совершенно нет теплых вещей.  Больше  всех  всполошилась  мать.
«Убьем белого медведя,  сошьем  шубу», — шутил  ты.
А мне было не до шуток. Я почувствовала себя преступницей, когда прятала подальше, на дно чемодана, диплом.
«А все-таки, что же она будет делать на твоем флоте?» — спросил отец. Как он понимал меня!
«Ждать,— не задумываясь, ответил ты.— Служба жены моряка— ждать».
Помнишь ли ты это, дорогой мой?
А еще через несколько дней мы стояли на перроне Ленинградского вокзала, и мне вспомнились любимые стихи.

Через час с небольшим
Уезжаю с полярным экспрессом,
Мы так просто расстались,
Что даже не страшно писать.

Буду я отправлять,
Будешь ты получать с интересом,
Не читая, спокойно
В корзину бросать...    
                     
Почему так произошло, Кирилл, почему? Как много, казалось бы, давала в руки жизнь, и как все пролетело мимо!
Плохое у меня сегодня настроение. Но главное — Вовка. Лишь бы он поправлялся, а остальное все пустяки. Целую.
Наташа.
 

• Назад
• Вперед