Семь футов чистой воды - 22

...Вечером с моря вернулся тральщик. Сергей заперся в каюте. Достав тетрадку, он принялся составлять про-странное послание. Сергей сообщил все, что узнал об Алексее Федоровиче. Закончив писать, сходил на берег и бросил запечатанный конверт в почтовый ящик.
Сергей не представлял себе, что он теперь должен делать, на что надеяться и как жить. Оставаться на берегу ему было тяжело. Хотелось в море.
Наутро, когда проворачивание механизмов подходило к концу, на пирсе появился замполит Иван Прокофьевич Барышев. Долговязый и сухой, в широком черном плаще, он чинно вышагивал на длинных ногах, чуток сгорбившись и заложив руки за спину. Заметив Сергея, поманил его крючковатым пальцем. Рындин подошел.
Несколько секунд Барышев пристально глядел на Сергея, точно пытался угадать: что же происходит с парнем, почему он вдруг стал не таким, как раньше? Сергей не отводил взгляда от нацеленных на него усталых, умных глаз. Морщинистое лицо замполита выражало недоумение и скрытую тревогу.
С Барышевым легко и просто было разговаривать. Даже когда замполит кого-нибудь ругал, то складывалось впечатление, что делает он это очень неохотно.
— И я при случае не прочь показать характер,— сказал он, будто продолжая свою мысль, — только человек должен уметь держать себя в руках. Вы что, Сергей Александрович, изволили не в духе прибыть в кабинет начальника штаба?
—  Я доставил на берег погибшего рыбака.
—  Это не повод для грубости.
—  Это был один мой знакомый, Алексей Федорович Мохов, бывший командир корабля.
—   Знаю... Но это все равно не дает вам права забываться. Стыдно! И не оправдываться!
—   Я и не оправдываюсь.
—   Вот так-то лучше, — сказал замполит, уже смягчившись. — А что касается Мохова, мне тоже его от души жалко...
—   Вы что, дружили с ним?
—  Нет, но уважал когда-то.
—  Что он был за человек?
—  Что, что... — раздраженно проговорил замполит и, достав папиросы, закурил. — Хороший моряк.  С такими легко было воевать. Но уж больно доверчив и характером мягок.
—  Он хотел, чтобы его захоронили в братской могиле, где лежат моряки с его тральщика.
—   Нельзя.
—   Но почему?
—   Вина за гибель пятерых моряков на его совести.
—   Разве Мохов не отбыл свой срок, не искупил вины?
—   Может быть.  Но вина вине  рознь.  От иной вины освобождает закон, а память — никогда...
Сергей помолчал, размышляя над словами Ивана Про-кофьевича, и сказал:
—   Может, вы и правы... Вот о чем я хотел вас спросить... Это очень важно для меня. Вы помните тот суд?
—   Конечно, я на нем был.
—   Как вы считаете, все ли до конца выяснили?
—  Иными слонами, справедливо ли был осужден Мохов?
—  Да.
—   Безусловно. Понимаю, почему вы спросили.  Считайте,  что содержание  вашего разговора с начальником штаба для меня не секрет... Не знаю, какова степень вины Сизова. Юристам было виднее, они его оправдали. Но я твердо убеждеи, что  Мохов получил свой срок вполне заслуженно. Во время войны его бы расстреляли.
—  А что, если Сизов был виноват в гибели людей не меньше Мохова?
—- И вы сможете это доказать?
—   Не так-то просто...
—  Удивляюсь   вашей  бестактности   и  мальчишеству! А  вам  известно, что  Сизов  кинулся   в ледяную  воду и лично спас несколько человек, в том число и самого Мохова? Я уж не говорю о том, что Сизов после этакой купели месяц валялся в госпитале с двусторонним воспалением  легких.   Нельзя забывать и другое: моховский тральщик не затонул только благодаря умению и решительности Алексея Прохоровича. Вот это доказано совершенно четко! Запомните раз и навсегда: за свой корабль прежде всего отвечает командир.  И никто другой!  Для того чтобы понять эту истину, надо самому взойти на мостик. И есть еще одна истина: коли ты в чем-либо убежден — сумей доказать. Не можешь — лучше молчи, чтобы не оказаться наветчиком. И если уж быть объективным до конца, то в случившемся больше всех виноват капитан сейнера: не имел он права столь опасное дело поручать Алексею Федоровичу. Настоящий минер — это все равно что музыкант высокой квалификации — ни дня без тренировки. А Мохов много лет не имел к разминированию никакого отношения. Вот вам пример грубейшего нару-шения правил безопасности мореплавания. Что, разве не так?..
Рындин смолчал.

• Назад
• Вперед