Семь футов чистой воды - 18

Гроза настигла их, когда до двери буфета оставалось несколько шагов. Сергей и Урве забежали в помещение, подгоняемые крупными дождевыми каплями. Полыхнула молния, и затем громыхнуло так, словно у самого уха по пустой железной бочке ударили кувалдой. Плотный августовский ливень обрушился на землю. Под напором его струй задрожали оконные стекла.
В буфете было сумрачно и людно. Сергей взял сигарет, пива. Сели за столик у окна.
Подперев подбородок рукой, Урве глядела, как слезятся от дождя стекла.
—   Каким-то чужим ты становишься, Сережа, — сказала она.
—  Ты права, — признался Рындин.
—   В чем, в чем права?..
—  В том, что я обманываю и тебя, и себя.
—  Это как?..
— Урве, — твердо проговорил Сергей, — нам больше не стоит встречаться. Я люблю другую...
—  Нет, нет! — испуганно вырвалось у нее. В  голосе Урве чувствовалась слабая надежда, но Сергей, не в силах больше говорить, смотрел на девушку пустым, отсутствующим взглядом. Урве поникла.
—   Вот   оно   что... — тихо   проговорила,   когда   смысл признания дошел до  ее  сердца.  На глазах  проступили слезы. Какое-то время Урве сидела подавленная и отре-шенная. Сергей не знал, что еще сказать: он машинально мял в руках сигареты. Наконец еле выдавил из себя:
—  Так уж вышло...
—  Я  знала, что  так  и будет. — будто  бы  проглотив застрявший в горле комок, сказала Урве, — но я не думала, что это так скоро произойдет...
—  Прости, что все так нескладно у нас получилось.
—  Зачем лишние слова, — проговорила она.  —  Это судьба, и Урве оказалась плохой ее хозяйкой...
Она закрыла лицо руками и сидела не шелохнувшись. Сергей участливо дотронулся до ее плеча.
— Не надо меня жалеть, Сережа. Ты видишь, я не плачу, — сказала Урве и попыталась улыбнуться. — Понимаю, что не очень красива для тебя и не слишком образованна. Кроме любви и детей, я бы тебе ничего не смогла обещать.
—  Прости, — только и мог попросить Рындин.
Губы ее строго сжались. И Сергею показалось, что перед ним уже не та доверчивая, любящая Урве, к которой он привык, а совсем другая, которой он не знал. И эта незнакомая женщина говорила ему презрительно и ненавидяще:
— Теперь вот просишь прощения. Но я не виню и не прощаю... И не смотри на меня так... Слез не дождешься и проклятий — тоже. Мне просто жалко тебя, Сергей.
Девушка встала и быстро вышла на улицу. Сергей, опрокинув стул, бросился за ней следом.
За дверями был сумрак, ливень припустил еще злее. Сергей сделал несколько шагов вслед убегавшей Урве, но остановился... Некоторое время стоял под проливным дождем, как бы оцепенев, пока его случайно не задел локтем какой-то проходивший мимо офицер в брезентовой на-кидке.
Объяснение с Урве не принесло Сергею облегчения. На душе творилось такое, будто туда положили раскаленный камень. Проклиная себя и чертыхаясь, Сергей выбрался на шоссе, ведущее к дивизиону. Дождь не стихал. Сергей шагал зло и отчаянно.
На корабль он пришел забрызганным грязью, до нитки промокшим. Ввалился в свою каюту и упал, не раздеваясь, на койку. Лежал так час или два... За иллюминатором плескалась потревоженная грозой вода. Над головой раздавались мерные шаги вахтенного, ходившего по палубе у трапа. Через переборку из кубрика доносились звуки аккордеона и приглушенные голоса матросов. Сергей через силу заставил себя раздеться и, натянув на голову одеяло, долго лежал в темноте с открытыми глазами.
На другой день разболелась голова, поднялась температура. Корабельный врач, осмотрев Сергея, нашел пере-утомление и посоветовал денек-другой отлежаться. Рындин не хотел слушать врача, но Косарев приказал Сергею до завтрашнего утра с постели не вставать и даже «носа на палубу не показывать».

• Назад
• Вперед