Полынь-трава горькая... - 19

Как уже говорилось раньше, первыми приняли на себя удар ядерной стихии внутри энергоблока операторы центрального зала Кургуз и Генрих, оператор главных циркнасосов Валерий Ходемчук, наладчик Владимир Шашенок, заместитель начальника тур­бинного цеха Разим Давлетбаев, машинисты турбины Бражник, Тормозин, Перчук, Новик, Вершинин...

1 Бражник Вячеслав Степанович (3 марта 1957- 14 мая 1986) — один из ликвидаторов последствий аварии на Чернобыльской АЭС.

2 в клинике №6 Института биофизики стали свидетелями уникального случая – выжил Андрей Тормозин, получивший 900 бэр».  Смертельная доза составляет 600-700 бэр.

3 Перчук Константин Григорьевич (23 ноября 1952 - 20 мая 1986) – старший машинист турбинного оборудования турбинного цеха Чернобыльской АЭС

4 Новик Александр Васильевич (11.08.1961—26.07.1986) Работа на ЧАЭС: 01.08.80—26.07.1986

5 Вершинин Юрий Анатольевич (25 мая 1959 - 21 июля 1986) – машинист-обходчик парового оборудования турбинного цеха Чернобыльской АЭС

А снаружи энергоблока первыми бесстрашно включились в борь­бу с огнем пожарники(ные) майора Телятникова. Командир пожарной части Леонид Петрович Телятников был в отпуске и должен был выйти на работу через день. Они как раз с братом справляли его день рождения, когда позвонили из депо. Прибыв на место пожара, Телятников сразу понял, что людей мало и надо просить помощь отовсюду. Приказал лейтенанту Правику передать тревогу по об­ласти. Правик по рации передал вызов № 3, по которому все пожар­ные машины Киевской области должны следовать к атомной станции, где бы они ни находились.

Лето 1986 года. Майор Леонид Телятников (на коленях) бывший начальник ВПЧ-2, участвовавший в тушении пожара энергоблока № IV Чернобыльской АЭС 26 апреля 1986 года и одновременно командующий самой операцией на ее первом этапе , вместе с другими пожарными, принадлежащими к этому формированию, возложили цветы на могилу своего сослуживца лейтенанта Владимира Правик (1962–86) на Митинском кладбище в Москве.

Вопреки распространенному мнению, созданному литературой и кинематографом, жертв хоронили не в свинцовых гробах и братской могиле, позднее заливаемой бетоном, а в обычных, индивидуальных могилах. Как вспоминает Анджелика В. Барбанова, доктор медицинских наук, кандидат медицинских наук: «Мы очищали умерших от радиоактивных частиц очень тщательно и с должным усердием. Каждый орган, в котором могли накапливаться радионуклиды, был удален из организма и дезактивирован. Хоронили «чисто», а тела хоронили в цинковых гробах — требования санэпидемстанции.

Пожарники(ные) Шаврей и Петровский поднялись по механической лестнице на крышу машзала. Там бушевал огненно-дымный шквал. Навстречу им уже шли ребята из шестой части с плохим самочувстви­ем. Помогли им добраться до механической лестницы, а сами броси­лись к огню...

Все три брата Шаврей были первыми ликвидаторами аварии на ЧАЭС...

Иван, Петр, Леонид с родителями Михаилом и Ольгой Шаврей...

Петр получил тогда дозу облучения в 200 Рентген и лучевую болезнь первой степени, старший брат Леонид — 600 Рентген, Иван — 250...

Александр Петровский... вспоминает... - "Где-то на высоте 30 метров мы с Иваном Шаврием встретили ребят, которые там были до нас – они уже спускались вниз, нахватались дозы, их сильно рвало. С нами на крышу пошел еще один молодой парень – я его пожалел, сказал, чтобы помог ребятам спуститься вниз, а мы с Шавреем вдвоем пошли на крышу. На отметке 71 метр мы минут 40 тушили все, что парни не дотушили. А потом вдруг у меня пропало зрение. Я сильно испугался. Секунд на 40 перестал все видеть. Затем зрение вернулось. Мне это время вечностью показалось.»

Прищепа (Владимир Александрович) подключился к гидранту, и его расчет по пожар­ной лестнице полез на крышу машзала. Когда влезли, увидели: в ря­де мест перекрытие нарушено, некоторые панели упали вниз, другие сильно шатались. Прищепа спустился, чтобы предупредить об этомтоварищей. Увидел майора Телятникова. Доложил ему. «Выставить боевой пост дежурства и не покидать до победы»,— сказал Телят­ников.

Так и сделали. С Шавреем и Петровским Прищепа пробыл на крыше машзала до пяти утра. Потом им стало плохо. Вернее, пло­хо стало почти сразу, но терпели, думали, это от дыма и жары. А к пяти утра стало уж совсем плохо, смертельно плохо. Тогда спусти­лись. Но огонь уже был погашен...

Прищепа Владимир Александрович

Через пять минут после взрыва на месте аварии был и расчет Андрея Полковникова. Развернул машину, подготовил к тушению. На крышу поднимался два раза, передавал приказ Телятникова, как действовать.

Правик прибыл к месту катастрофы первым, поэтому весь его ка­раул был брошен на тушение кровли машзала. Караул Кибенка, при­бывшего несколько позже, бросили на реакторное отделение. Там пламя бушевало на разных отметках. В пяти местах горело в цен­тральном зале. На борьбу с этим огнем и бросились Кибенок, Ва­щук, Игнатенко, Титенок и Тишура. Это была борьба с огнем в ядерном аду. Когда погасили очаги в сепараторных помещениях и в реак­торном зале, остался один, последний и самый главный очаг — реак­тор. Вначале не разобрались, стали гасить из брандспойтов гудящую огнем активную зону. Но вода против ядерной стихии была бессиль­на. Нейтроны и гамма-лучи водой не загасишь...

Верхний ряд - Леонид Телятников, Владимир Правик, Виктор Кибенок

Нижний ряд - Василий Игнатенко, Владимир Тишура, Николай Титенок, Николай Ващук. Все они, кроме  Телятникова, умрут через несколько дней в Москве.

Пока не было Телятникова, лейтенант Правик взял на себя об­щее руководство ликвидацией огня. Сам пошел и разведал все до мелочей. Неоднократно подходил к реактору, взбирался на крышу блока «В» (семьдесят первая отметка), чтобы увидеть оттуда всю картину и определить тактику борьбы с огнем. Когда появился Те­лятников, Правик стал его правой рукой, первым помощником.

Надо было остановить огонь на решающих направлениях. Одно отделение Телятников бросил на защиту машзала, два других сдер­живали продвижение клокочущего огня к соседнему, третьему бло­ку, а также ликвидировали пожар в центральном зале.

Выслушав доклад Правика, Телятников и сам несколько раз под­нимался на семьдесят первую отметку, чтобы лучше рассмотреть направление движения огня. Ведь обстановка менялась каждую ми­нуту. Лава горящего битума, тяжелый ядовитый дым снижали ви­димость, затрудняли дыхание. Работали под угрозой неожиданных выбросов пламени, внезапных обрушений. Всего в реакторном от­делении и на кровле машзала загасили тридцать семь очагов огня.

Дым ел глаза, на сапоги налипал расплавленный битум, каски осыпало черным радиоактивным пеплом горящего графита и керам­зита. Леонид Шаврей из подразделения Правика стоял на посту на крыше блока «В», следя за тем, чтобы огонь не перекинулся дальше. Было страшно жарко. И снаружи и внутри. О радиации никто пока не подозревал. Пожар как пожар, ничего сверхъестественного не замечали. Шаврей даже каску снял. Душно, давит грудь, душит ка­шель. Но вот один за другим стали выходить из строя люди. Тош­нота, рвота, помутнение сознания. В половине четвертого Телятни­ков спустился на блочный щит управления к Акимову. Доложил обстановку на кровле. Сказал, что ребятам что-то дурно становится. Не радиация ли? Попросил дозиметриста. Пришел Горбаченко. Ска­зал, что радиационная ситуация сложная. Отдал Телятникову сво­его помощника Пшеничникова.

Пошли через лестнично-лифтовой блок, наверху которого была дверь на крышу. Но дверь оказалась запертой. Взломать не смогли. Спустились на нуль и прошли через улицу. Шли по графиту и топли­ву. Телятников был уже плох: буро-коричневое лицо, рвота, голов­ная боль. Но он считал, что отравился дымом и перегрелся на пожа­ре. И все же... Хотелось убедиться поточнее. У Пшеничникова былрадиометр на 1000 микрорентген в секунду. Везде, внизу и на крыше, показывал зашкал, но истинной радиационной обстановки дозимет­рист определить не мог. Его радиометр показывал всего 4 рентгена в час. На самом же деле на кровле было в разных местах от 2 до 15 тысяч рентген в час. Ведь кровля загорелась от упавших на нее рас­каленных графита и топлива. Смешавшись с расплавленным битумом, все это превратилось в высокоактивное ядерное месиво, по ко­торому ходили пожарники(ные).

Внизу, на земле, как я уже говорил, было не лучше. Не только графит и обломки топлива, но и ядерная пыль, выпавшая из облака взрыва, покрыла все ядовитым налетом.

Водитель В. В. Булава рассказывает: «Получил команду пробить­ся к расположению лейтенанта Хмеля. Приехал. Поставил машину на водоем, включил подачу воды. Машина-то у меня только из ре­монта, вся новехонькая, пахнет свежей краской. Скаты на колесах тоже новые. Только при подъезде к блоку слышу, стучит что-то о правое переднее крыло. Выскочил посмотреть. Так оно и есть — арматурина проткнула шину, торчит из колеса и цепляет за крыло. Ну, туды твою растуды, такая обида, прямо до слез. Только из ремонта, такая жалость. Но пока ставил машину на водоем, некогда было. А потом включил насосы, сел в кабину, а эта железяка никак из голо­вы не идет. Прямо сижу и вижу, как она в живую шину воткнулась и торжествует себе. Нет, думаю, не потерплю я такого. Вылез из ма­шины и выдернул ее, чертяку. Не поддавалась. Повозиться при­шлось... А в итоге с глубокими радиационными ожогами рук попал в московскую клинику. Знал бы, рукавицы надел. Такие дела..»

Первыми вышли из строя пожарные Кибенка вместе со своим командиром. В первой группе пострадавших был и лейтенант Правик. К пяти утра пожар погасили. Но победа далась дорогой ценой. Семнадцать пожарных, среди них Кибенок, Правик, Телятников, были отправлены в медсанчасть, а вечером того же дня в Москву. Всего из Чернобыля и других районов Киевской области на помощь к месту аварии прибыло пятьдесят пожарных машин. Но основная работа была уже выполнена.

В ту роковую и героическую ночь на «скорой помощи» припятской медсанчасти дежурил врач-педиатр Валентин Белоконь. Рабо­тали двумя бригадами с фельдшером Александром Скачком. Бело­конь был на вызове у больного, когда позвонили с АЭС. На АЭС вы­ехал фельдшер Скачок.

В 1 час 42 минуты Скачок позвонил и сказал, что на станции по­жар, есть обожженные, нужен врач. Белоконь выехал с шофером Гумаровым. Взяли еще две резервные машины. По дороге навстречу им проскочила машина Скачка с включенной мигалкой. Как потом выяснилось, он вез Володю Шашенка.

Забитую дверь здравпункта взломали. Несколько раз Белоконь подъезжал к третьему и четвертому блокам. Ходил по графиту и топливу. С крыши сползали уже в очень плохом состоянии Титенок, Игнатенко, Тишура, Ващук. Оказывал первую помощь — в основном успокаивающие уколы — и отправлял в медсанчасть. Последними из огня вышли Правик, Кибенок, Телятников. К шести утра Белоконь тоже почувствовал себя плохо и был доставлен в медсанчасть.

Первое, что бросилось в глаза, когда увидел пожарников(ных),— их страшное возбуждение, на пределе нервов. Такого не наблюдал рань­ше. Потому и успокаивающее колол им. А это, как выяснилось по­том, было ядерное бешенство нервной системы, ложный сверхтонус, который сменился затем глубокой депрессией...

Валентин Белоконь (справа)

• Назад