Полынь-трава горькая... - 18

Свидетельствует Альфа Федоровна Мартынова, жена заведую­щего сектором атомной энергетики ЦК КПСС В. В. Марьина:

«26 апреля 1986 года в три часа ночи раздался у нас дома меж­дугородный звонок. Из Чернобыля звонил Марьину Брюханов. За­кончив разговор, Марьин сказал мне: «На Чернобыле страшная ава­рия! Но реактор цел...» Он быстро оделся и вызвал машину. Перед уходом позвонил высшему руководству ЦК партии по инстанции. Прежде всего Фролышеву. Тот — Долгих. Долгих — Горбачеву и чле­нам Политбюро. После чего уехал в ЦК. В восемь утра позвонил до­мой и попросил меня собрать его в дорогу: мыло, зубной порошок, щетку, полотенце и т. д.».

В 4 часа 00 минут утра Брюханову из Москвы последовал при­каз: организуйте непрерывное охлаждение атомного реактора.

На щите дозиметрии второй очереди Николая Горбаченко сменил заместитель начальника службы радиационной безопасности АЭС Красножон. На вопросы операторов, сколько работать, отвечал сте­реотипно: на диапазоне 1000 микрорентген в секунду зашкал. Рабо­тать пять часов из расчета 25 бэр^*. (Это говорит о том, что зам на­чальника службы РБ АЭС также не смог определить подлинную интенсивность радиации.)

*Б э р — биологический эквивалент рентгена, 1 бэр рентгеновского излучения соответствут 1 раду поглощенной дозы.

Акимов и Топтунов по нескольку раз уже бегали наверх к ре­актору посмотреть, как действует подача воды от второго аварийно­го питательного насоса. Но огонь все гудел и гудел. Акимов и Топ­тунов уже были буро-коричневыми от ядерного загара, уже рвота выворачивала нутро, уже в медсанчасти Дятлов, Давлетбаев, люди из машзала, уже на подмену Акимову прислали начальника смены блока Владимира Алексеевича Бабичева, но... Акимов и Топтунов не уходили. Можно только склонить голову перед их мужеством и бес­страшием. Ведь они обрекли себя на верную смерть. И тем не менее все их действия вытекали из ложной первоначальной посылки: реак­тор цел! Никак не хотели поверить, что реактор разрушен, что вода в него не попадает, а, захватывая с собой ядерную труху, сливается на минусовые отметки, заливает кабельные трассы и высоковольт­ные распредустройства и создает угрозу обесточивания трех других работающих энергоблоков.

Что-то мешает воде поступать в реактор, догадывался Акимов. Где-то на линии трубопроводов закрыты задвижки... Они проникли с Топтуновым в помещение питательного узла на двадцать четвертой отметке реакторного отделения. Помещение было, полуразрушено взрывом. В дальнем конце пролом, видно небо, пол залит водой с ядерным топливом, активность до 5 тысяч рентген в час. Сколько может жить и работать человек в таких радиационных полях? Бесспорно, что недолго. Но здесь были сверхдопинговое состояние, необычай­ная внутренняя собранность, мобилизация всех сил от запоздалого сознания вины, ответственности и долга перед людьми. И силы от­куда-то брались сами собой. Они должны уже были умереть, но они работали!..

Сотрудники Чернобыльской электростанции заступают на новую смену. Александр Акимов — крайний слева

Леонид Топтунов...

А воздух здесь, как и везде вокруг и внутри четвертого энерго­блока, был плотным, пульсировал радиоактивным ионизированным газом, насыщенным всем спектром долгоживущих радионуклидов, которые извергал из себя разрушенный реактор.

Они вручную с большим трудом приоткрыли регулирующие кла­паны на двух нитках питательного трубопровода, а затем поднялись через завалы на двадцать седьмую отметку и в небольшом трубопро­водном помещении, в котором было почти по колено воды с топли­вом, подорвали (приоткрыли) по две задвижки трехсотки. Было еще по одной задвижке на левой и правой нитках трубопровода, но от­крыть их сил уже не хватило ни у Акимова и Топтунова, ни у помо­гавших им Нехаева, Орлова, Ускова...

Усков Аркадий Геннадиевич (слева), Орлов Вячеслав Алексеевич (справа)...

Усков Аркадий Геннадиевич. В момент аварии работал старшим инженером по эксплуатации реакторного цеха № 1 (РЦ-1), на первой очереди ЧАЭС. В настоящее время занимает должность советника главы Государственного агентства по управлению зоной отчуждения.

Орлов Вячеслав Алексеевич. В момент аварии работал заместителем начальника реакторного цеха № 1 по эксплуатации, на первой очереди ЧАЭС, затем – в регулирующих органах СССР и Украины. Сейчас находится на заслуженном отдыхе.

Ст. инженер-механик смены № 1 Александр А. Нехаев... (фото не утвердительно)

Из воспоминаний племянницы А.Нехаева... -

«…Он работал в ту ночь в одной связке с Акимовым и Топтуновым прямо напротив аварийного реактора. Акимов и Топтунов умерли (охлаждать водой реактор вызвались Владимир Чугунов, Вячеслав Орлов, Александр Нехаев и Аркадий Усков. — «СР»). Видимо, это было самое пекло.

Нет, никаких «видимо»! Это было самое пекло, и они об этом знали уже тогда. Нехаев сказал: «Кому-то надо было открывать задвижки». Именно так и сказал: кому-то. Обезличив себя. Лишив всякого права на привилегии. Как будто это был бой, и он был в этом бою солдат.

С радиационными ожогами конечностей и лучевой болезнью 3-й степени он был отправлен самолетом в Москву. Нехаев получил смертельную дозу радиации 600 бэр. При таком облучении человек умирает в 90% случаев даже при адекватном лечении. Он смог выжить, но последствия для его организма были очень тяжелыми. Инженер перенес 18 операций и потерял ногу. В 2011 году пришлось ампутировать и вторую.

Умер Александр Нехаев 24 декабря 2017 года.

Предварительно оценивая ситуацию и действия эксплуатацион­ного персонала после взрыва, можно сказать, что безусловный геро­изм и самоотверженность проявили турбинисты в машинном зале, пожарники(ные) на кровле и электрики во главе с заместителем началь­ника электроцеха Александром Григорьевичем Лелеченко. Эти люди предотвратили развитие катастрофы как внутри, так и снаружи ма­шинного зала и спасли таким образом всю станцию.

Александр Григорьевич Лелеченко, оберегая молодых электри­ков от лишних хождений в зону высокой радиации, сам трижды хо­дил в электролизерную, чтобы отключить подачу водорода к аварий­ным генераторам. Если учесть, что электролизерная находилась ря­дом с завалом, всюду обломки топлива и реакторного графита, ак­тивность достигала от 5 до 15 тысяч рентген в час, можно предста­вить, насколько высоконравственным и героическим был этот пяти­десятилетний человек, сознательно прикрывший собою молодые жизни. А потом по колено в высокоактивной воде изучал состояние распредустройств, пытаясь подать напряжение на питательные насосы...

Александр Григорьевич Лелеченко ( 26 июля 1938 — 7 мая 1986) — ликвидатор аварии на Чернобыльской АЭС, работник станции, Герой Украины (2006, посмертно).

Заместитель начальника электрического цеха по эксплуатации второй очереди (3 и 4 энергоблоки). Именно он занимался откачиванием водорода из генераторов, чтобы предотвратить его утечку в машинный зал, на кровле которого был пожар. Электролизная с генераторами находилась в непосредственной близости от поврежденного реактора, поэтому Лелеченко с самого начала получил высокую дозу радиации.

С симптомами лучевой болезни электрика отправили в больницу в бессознательном состоянии. Там ему поставили капельницу, вскоре он пришел в себя. Почувствовав себя лучше, он бежал из больницы и вернулся на АЭС. Там его встретил Давлетбаев, который очень удивился его присутствию и посоветовал уехать в больницу, однако Лелеченко отказался это сделать и продолжил помогать.

В результате Лелеченко получил самую большую дозу облучения из всех, находившихся в ту ночь на станции. По различным оценкам, она составляла от 1000 до 2500 бэр при смертельной дозе в 600 бэр. Его состояние было настолько тяжелым, что его не повезли в Москву, как всех остальных, а переправили в Киев. Лелеченко умер первым из ликвидаторов, это произошло 7 мая 1986 года. Посмертно он был награжден орденом Ленина.

Общая экспозиционная доза, им полученная, составила 2500 рад, этого хватило бы на пять смертей. Но, получив в припятской медсан­части первую помощь (ему влили в вену физраствор), Лелеченко сбе­жал на блок и работал там еще несколько часов.

Умер он страшной мученической смертью в Киеве.

Бесспорен героизм начальника смены реакторного цеха Валерия Ивановича Перевозченко, наладчика Петра Паламарчука и дозимет­риста Николая Горбаченко, бросившихся спасать своих товарищей.

Что же касается действий Акимова, Дятлова и Топтунова и по­могавших им, то их работа, полная самоотверженности и бесстра­шия, тем не менее была направлена на усугубление аварийной си­туации.

Ложная модель, оценка происшедшего: реактор цел, его нужно охлаждать, разрушения произошли от взрыва бака СУЗ в централь­ном зале,— с одной стороны, несколько успокоила Брюханова и Фо­мина, которые доложили модель ситуации в Москву и тут же полу­чили ответный приказ: непрерывно подавать воду в реактор, охлаж­дать,— с другой стороны... Временно такой приказ как бы облегчал душу и вроде бы вносил ясность в ситуацию: подавайте воду, и все будет хорошо. Это и определило весь характер действий Акимова, Топтунова, Дятлова, Нехаева, Орлова, Ускова и других, которые сделали все, чтобы включить в работу аврийный питательный насос и подать воду в воображаемый целый и невредимый реактор.

Эта мысль позволила не сойти с ума Брюханову и Фомину, ведь она давала надежду...

Но запас воды в деаэраторных баках истощался (всего 480 кубо­метров). Правда, туда переключили подпитку с химводоочистки, из других запасных баков, тем самым оставив без возможности восполнения утечек три других работающих энергоблока. Там, особенно на соседнем, третьем блоке, сложилась крайне тяжелая ситуация, грозившая потерей охлаждения активной зоны.

Нужно отдать должное начальнику смены блока № 3 Юрию Эду­ардовичу Багдасарову, у которого на БЩУ в момент аварии на со­седнем блоке оказались и респираторы «лепесток» и таблетки йоди­стого калия. Как только ухудшилась радиационная обстановка, он всем подчиненным приказал надеть респираторы и принять таблетки. Когда он понял, что всю воду из баков чистого конденсата и с химводоочистки переключили на аварийный блок, он тут же доложил в бункер Фомину, что остановит реактор. Фомин запретил. К утру Багдасаров сам остановил третий блок и перевел реактор в режим расхолаживания, подпитывая контур циркуляции водой из бассейна-барбатера. Действовал мужественно и в высшей степени про­фессионально, предотвратив расплавление активной зоны третьего реактора в свою смену...

Юрий Эдуардович Багдасаров (4 февраля 1956 года – 18 сентябрь 2020)

Тем временем в бункере АБК-1 Брюханов и Фомин непрерывно сидели на телефонах. Брюханов держал связь с Москвой, Фомин — с блочным щитом управления четвертого энергоблока.

В Москву в ЦК Марьину, министру Майорцу, начальнику Союзатомэнерго Веретенникову, в Киев министру энергетики Украи­ны Склярову, секретарю обкома Ревенко — тысячи раз повторялась одна и та же модель ситуации: «Реактор цел. Подаем воду в аппарат. Взорвался аварийный бак СУЗ в центральном зале. Взрывом снесло шатер. Радиационная обстановка в пределах нормы. Погиб один человек — Валерий Ходемчук. У Владимира Шашенка стопроцент­ный ожог. В тяжелом состоянии».

«Радиационная обстановка в пределах нормы...» Подумать толь­ко! Конечно, у него были приборы с диапазоном измерений всего на 1000 микрорентген в секунду (это 3,6 рентгена в час) — но кто ме­шал Брюханову иметь достаточное количество приборов с большим диапазоном измерений? Почему приборы оказались запертыми в каптерку, а те, что были у дозиметристов, неисправными? Почему Брюханов пренебрег докладом начальника гражданской обороны АЭС Соловьева и не передал в Москву и Киев его данные о радиа­ционной обстановке?

Здесь, конечно, были и трусость, боязнь ответственности, и — в силу некомпетентности — неверие в возможность такой страшной катастрофы. Да, для него происшедшее было уму непостижимым. Но это лишь объясняет, а не оправдывает его действия.

Из Москвы Брюханову было передано, что организована прави­тельственная комиссия, первая группа специалистов из Москвы вы­летит в девять утра.

«Держитесь! Охлаждайте реактор!»

Фомин порою терял самообладание. То впадал в ступор, то на­чинал голосить, плакать, бить кулаками и лбом о стол, то развивал бурную, лихорадочную деятельность. Звучный баритон его был на­сыщен предельным напряжением. Он давил на Акимова и Дятлова, требуя непрерывной подачи воды в реактор, бросал на четвертый блок все новых и новых людей взамен выбывающих из строя.

Когда Дятлова отправили в медсанчасть, Фомин вызвал из дома заместителя главного инженера по эксплуатации первой очереди Анатолия Андреевича Ситникова и сказал: «Ты опытный физик. Определи, в каком состоянии реактор. Ты будешь как бы человек со стороны, не заинтересованный врать. Прошу тебя. Лучше взобрать­ся на крышу блока «В» и заглянуть сверху. А?..»

Ситников пошел навстречу смерти. Он облазил весь реакторный блок, заходил в центральный зал. Уже здесь понял, что реактор раз­рушен. Но он посчитал это недостаточным. Поднялся на крышу бло­ка «В» (спецхимии) и оттуда посмотрел на реактор с высоты птичье­го полета. Картина невообразимого разрушения открылась его взо­ру. Взрывом оторвало монолитный шатер центрального зала, и жал­кие остатки прогнувшихся бетонных стен с торчащими во все сто­роны бесформенными щупальцами арматурин напоминали гигант­скую актинию, притаившуюся в ожидании, когда очередная живая душа приблизится к ней, а то и окунется в ее адское ядерное чрево. Ситников отогнал навязчивый образ и, ощущая, как жаркие радио­активные щупальца лижут ему лицо, руки, обжигая и садня мозг и самое душу, нутро, стал пристально разглядывать то, что осталось от центрального зала. Реактор явно взорвался. Плита верхней биоза­щиты с торчащими в разные стороны обрывками трубопроводных коммуникаций, пакетов импульсных линий, похоже, была подбро­шена взрывом и, рухнув назад, наклонно улеглась на шахту реакто­ра. Из раскаленных проемов справа и слева гудел огонь, несло нестерпимым жаром и смрадом. Всего Ситникова, особенно голову, напрямую обстреливало нейтронами и гамма-лучами. Он дышал гу­стым радионуклидным газом, все более ощущая нестерпимое жже­ние в груди, будто внутри его кто-то разводил костер. Огонь все разгорался, разгорался...

Он схватил не менее полутора тысяч рентген на голову. Облу­чением поражена была центральная нервная система. В московской клинике у него не привился костный мозг, и, несмотря на все принятые меры, он погиб.

Анатолий Андреевич Ситников (20 января 1940 с. Воскресенка, Спасского района Приморского края, СССР — 31 мая 1986, Москва) — заместитель главного инженера по эксплуатации 1-й очереди Чернобыльской АЭС на момент катастрофы, ликвидатор аварии на ЧАЭС.

Получив дозу облучения 1500 рентген, умер от лучевой болезни в 6-й Московской клинической больнице 31 мая 1986 года. Похоронен на Митинском кладбище в Москве.

Награды - Орден Знак Почета (1982), Орден Ленина (1989), Знак отличия президента Украины — крест «За мужество» (1996)

В десять утра Ситников доложил Фомину и Брюханову, что ре­актор, по его мнению, разрушен. Но доклад Анатолия Андреевича Ситникова вызвал раздражение и к сведению принят не был. Пода­ча воды в реактор продолжалась.

• Назад