Это было в Берлине - 6

В 1944 году Фабиан был назначен командующим партизанского округа, куда входило несколько департаментов, в том числе: Нор и Па-де-Кале. На севере Франции был хорошо известен партизанский отряд, возглавляемый советским офицером Василием Пориком. Было необходимо помочь отряду Порика войти в контакт, с французскими партизанскими отрядами, чтобы свои действия отряд согласовывал с общими планами операций. В частности, разработанными Фабианом. С донесением по этому вопросу в отряд Порика был направлен Рудольф. Он задание выполнил, но по возвращению был опознан провокатором и арестован. Чтобы не попасть в гестапо, он предпринял попытку к бегству и был застрелен.

С минуту, помолчав, добавила:

– Ему было столько же лет, сколько тебе сейчас. И внешне вы очень схожи.

Она долгим оценивающим взглядом посмотрела на Леонида и встала.

– У меня увольнительная, мы можем прогуляться. – Нерешительно предложил матрос и тоже встал.

– А у меня возникла идея лучше, – заявила Анни.– Предлагаю отправиться в ресторан с французской кухней. Он здесь неподалеку.

– Я не могу идти, я в форме. И, кроме того…

– Все понятно, перебила его Анни, не располагаю финансами. Ну, уж извини! Приглашаю я, и отказывать женщине неприлично, а проблема с твоей формой, тоже разрешима. В шкафу у Луи мы подберем тебе гражданский костюм.

– Как же я буду в гражданском? Вдруг меня задержат?

– Кто же тебя задержит? Наша комендатура? – Рассмеялась она. – Нам это не грозит.

И она решительно подошла к шкафу с одеждой Луи.

– Вот выбирай. Рост у тебя и Луи примерно одинаков, а вот в плечах Луи будет пошире. Что-нибудь подберешь.

И она раскрыла платяной шкаф.

– Я тебя оставлю, мне надо зайти к себе и к коменданту. Через пятнадцать минут буду, и ты к этому времени, должен быть готов к выходу.

И не слушая возражений, она вышла. Леонид усмехнулся, махнул рукой и принялся осматривать гражданскую одежду Луи. Брюки и рубашку он подобрал сразу, а вот пиджак, а их было три, подобрать не удалось. Но он отыскал джемпер, который ему пришелся впору. Алексеев взглянул на себя в зеркало и улыбнулся. Гражданской одежды не надевал давно и сейчас с удовольствием разглядывал себя в зеркале. За этим занятием и застала Анни морячка-кавалера.

– Ну вот, совсем неплохо!

Отметила она, став с ним рядом перед зеркалом. От неожиданности он смутился и слегка покраснел.

– Мы прекрасно смотримся.– Заявила она, беря его под руку.

С непривычки он чувствовал себя по-прежнему стесненно и неуверенно.

– Я готов, – смиренно и тихо произнес он, направляясь к выходу.

Весь путь до ресторана занял не более пятнадцати минут. И за это время напряжение, сопутствующее Леониду, будто бы несколько спало. Он это почувствовал, когда они вошли в полупустой зал ресторана.

– Какая удача! – Воскликнула Анни, увлекая за собой кавалера в глубь зала.

Скользя взглядом по пустым столикам, Алексеев увидел в конце зала, одиноко сидящего французского офицера. Он не знал радоваться ему этому или нет, но тревога исчезла. Между тем, Анни страстно и горячо зашептала:

– Сейчас я тебя познакомлю с замечательным человеком. Это военный корреспондент, известный писатель, поэт, и тоже русского происхождения.

Они подошли к столику, с одиноко сидящим военным и Леонид с интересом взглянул на офицера, быстро вставшего из-за стола. Офицер мельком взглянул на Алексеева и, склонив голову, улыбаясь, поцеловал ручку у Анни.

– Я бесконечно рад видеть вас Анни, – продолжая улыбаться, произнес военный.

– А как я рада видеть тебя, один Бог знает. Но давай перейдем на «русский», а то советский матрос нас не понимает.

– Ленинградец, – радостно добавила она.

– Вы из России? – Приветливо спросил офицер по-русски и обрадовано протянул руку Алексееву. – Меня зовут Александром. У меня русское имя.

– Очень приятно. Леонид.

– Вы очень юный для советского моряка, – разглядывая молодого человека, отметил француз.

– Он Берлин брал, а ты говоришь молодой, – вздохнув, произнесла Анни и, посмотрела на стол. – Закажешь или это сделать мне?

– Даже не думай об этом, – сказал он с напускной строгостью, – прошу, пожалуйста, садитесь.

Через несколько минут стол был накрыт и прозвучал первый тост:

– За победу!

Затем тост за знакомство вперемежку с беседой. Француз прекрасно владел русским языком и был отличным собеседником. Он буквально захватил бразды правления за столом, и это всем нравилось. Александр мечтательно говорил о Ленинграде, о дворцах и улицах этого города будто он их знал и видел.

– Вы же не были в Ленинграде, откуда вы знаете дворцы и улицы? – Удивляясь, спросил Леонид.

– Дорогой Леня. У меня отец был художник, известный художник. У нас дома столько картин, набросков, открыток этого города и о каждом из них мне рассказывал отец по несколько раз. Так что я наизусть знаю этот город. Моя мать закончила «Смольный институт благородных девиц». Вам же знаком СОБОР СМОЛЬНОГО МОНАСТЫРЯ на левом берегу излучины Невы в конце Суворовского проспекта. Он виден издалека и воспринимается как центр великолепной панорамы. Учились там девочки 9 лет. Распорядок дня в институте был строгий: подъем в 6 часов утра, время для игр очень ограничивалось. Жили они в комнатах по 9 человек. Классная дама следила за поведением девочек на уроках. Самые маленькие девочки учились в первом возрасте. Они носили платья вишневого цвета и белые передники. Позднее цвет изменился на кофейный. И их стали называть «кофейницами». Девочек среднего возраста называли по цвету их форменного платья – «голубыми». Девочек старшего возраста – «белыми». Кроме бальных танцев в программе обучения смолянок значилось много других дисциплин. Моя мама изучала французский, немецкий и итальянский языки. Правописание, географию, математику, историю, этикет, рукоделие, домоводство, закон Божий, риторику. На публичном экзамене у девочек присутствовал император и члены его семьи. Поэтому это являлось самым важным событием в жизни смолянок. Кроме того, у нас на квартире в Париже часто собирались эмигранты из России. Так называемая российская интеллигенция. Я хорошо помню их беседы с отцом о дореволюционной России, гражданской войне и большевиках, создавших другую Россию.

При упоминании гражданской войны, Леонид мгновенно вспомнил дядю Николая.

– О вашем гостеприимным доме в Париже я тоже слышала от родителей. – Задумчиво произнесла Анни, воспользовавшись паузой в разговоре. – Ведь у вас бывал и ярый противник коммунизма, философ Бердяев, написавший что-то о средневековье. Это его размышления о судьбе России и Европы. Ведь с этим никак согласиться нельзя.

– Да с этим можно не согласиться. Но у Николая Александровича были серьезные и значительные работы. Такие как: «О назначении человека, о рабстве и свободе и ряд других».

– Я о Бердяеве ничего не знаю, – тихо произнес Леонид, – он тоже эмигрант?

– Бердяев был выслан из России в 1922 году. – Пояснил Александр и обратился к собеседнику. – Вы любите поэзию? В Париже много поэтов и писателей, эмигрировавших из России.

– Люблю, – твердо заявил Леонид, – и даже сам пробую писать. – Добавил он неуверенно.

– Это хорошо, – улыбнулся Александр, – поэта Блока вы знаете? Мой отец дружил с ним, и жили они рядом на Васильевском острове. И учились в Петербургском университете.

– У него прекрасные стихи. – Ответил Леонид. – Я знаю его поэму «Двенадцать». Эта поэма о революции.

– А когда ты нас познакомишь со своими стихами? – кокетливо спросила Анни у Леонида.

– Да, это интересно, – поддержал ее Александр.

– Для этого еще будет время, чтобы послушать такого стихоплета как я, – смеясь, заявил он и, подняв бокал, провозгласил: – За поэзию, пусть будет больше стихов и меньше пушек!

– Прекрасный тост, пьем до дна! – Восторженно возвестила Анни и подала пример мужчинам.

Александр выпил, улыбнулся и проговорил:

– Настроение такое, что без стихов не обойтись. Прочту я, пожалуй, вам Бунина. Вы любите Ивана Бунина?

– Я не знаю Бунина. Его нет у нас в школьной программе. – Заявил Леонид и вопросительно посмотрел на Александра, а затем на Анни.

– Вы не знаете Бунина? Мне вас очень жаль. Я считаю себя просто обязанным хотя бы вкратце рассказать вам о великом писателе и поэте. Ведь он прожил в эмиграции, вдали от родины 34 года. В Париже, знакомая художница однажды спросила у него: «Может ли русский писатель жить и писать вне России?»

– Да, – ответил он, – не могут те, у кого нет глубокой связи с прошлым, кровной связи с Русью. – У Ивана Бунина была такая кровная связь. – «Все корни мои, ушедшие в русскую почву, до малейшего корешка я чувствую. Чувствую в себе всех предков своих…и дальше». Вот так ответил Бунин.

– Вот одно из его ранних стихотворений:

РОДИНЕ

Они глумятся над тобою,

Так сын, спокойный и нахальный,

Глядит с улыбкой сострадания

Они, о родина, корят

Стыдится матери своей

На ту, кто сотни верст брела

Тебя твоею простотою,

Усталой, робкой и печальной

И для него, ко дню свиданья,

Убогим видом черных хат.

Средь городских его друзей.

Последний грошик берегла.

– Теперь попробую кратко представить вам его биографию…

• Назад