Бегство из золотой клетки - 4

У ворот посольства нас уже ожидала молодая пара. Они говорили по-английски и сразу же пригласили Ольгу к себе. Оказалось, что они были из агентства по продаже кинофильмов за рубежом. «Слава Богу, — думала я,—хорошее начало: они займут Ольгу, может быть, понравятся ей, и у нее будет хорошее первое впечатление...»

Меня тем временем позвали поговорить о делах. «Самолет в Москву полетит через три дня»,—сказал некто, чьего имени я не запомнила. А пока что нам предлагали посмотреть Афины и купить подарки в Москву. Для последнего у нас в Англии не было времени. И вечером предстояла встреча (чай) с новым молодым послом, сыном совсем недавно умершего Андропова.

Игорь Юрьевич Андропов был дипломатом нового поколения, цивилизованным, с прекрасными манерами и хорошим знанием иностранных языков. Его по-западному очаровательная жена была театроведом по образованию, а он сам был историк. Они оба сразу же уделили большое внимание Ольге, понимая, что она будет в центре всех наших потенциальных трудностей, проблем и успехов. Игорь Юрьевич сразу же подошел к девочке, заговорил с ней по-английски, и она тут же растаяла, почувствовала себя легко и хорошо. Общительность всегда была ее прирожденным даром, и я видела, как любопытны были для нее «эти русские», которых она никогда еще в жизни не встречала. Каждая ее улыбка обнадеживала меня, и мне становилось хоть чуточку лучше.

Игорь Андропов с женой Татьяной в Греции.

Но остальная компания не внушала никакого энтузиазма. Помимо молодого посла и его супруги, все выглядели старомодными, официальнохолодными советскими бюрократами. Особенно неприязненными были толстые круглолицые дамы. Вдруг мне стало нехорошо от пришедшего на ум вот такого же приема в советском посольстве годы назад — в Дели. Как будто начала крутить обратно старую ленту кино. Такие же мизансцены, такие же взгляды, как и тогда, когда я в последний раз сидела за столом у посла А. Бенедиктова, уже решив бежать... И вот через семнадцать лет снова, как призраки, такие же ситуации — как во сне... Только Оля — существо из реального мира, и она все время дает мне понять, что с реальностью что-то неладно.

(С 1952 года Светлана Аллилуева жила в знаменитом «Доме на набережной». Ей выделили пятикомнатную квартиру, полностью обеспечили материально. Но за ней числилась также историческая квартира Сталина в Кремле с библиотекой, которую собирала ее мать. После смерти отца ключи от этой квартиры у Светланы немедленно забрали. Обидели девочку номер один Советского Союза! Плюс лишили пропуска в Кремль. Она была потрясена.)

В отведенной нам комнате с двумя кроватями ночью она, наконец, разражается негодованием. Мне уже ничего не надо объяснять — она и сама поняла, что мы не возвращаемся отсюда в Англию... Я так устала, так мне было скверно от всех сопоставлений, воспоминаний, от всего, а теперь еще надо представить себе приезд в Москву...

«Ну, ты понимаешь ли, наконец, что я не видела их столько лет?» — говорю я в полном отчаянии. Да, она понимает это. И умолкает. Мы обе молчим. И плачем, каждая на своей постели.

Потом нас возят по Афинам, показывают Акрополь, достопримечательности. Оля ведет себя великолепно, улыбается, фотографируется, покупает сувениры. Еще в Англии в каком-то журнале она прочла, что молодежь в Москве охотится за кроссовками и спортивными сумками фирмы «Адидас», и теперь она нашла именно это для подарка своему племяннику и моему внуку Илье, который на один год старше нее. Она добрая, щедрая душа, всегда хочет сделать приятное другим, и кажется, что она уже забыла о своих огорчениях. Магазины всегда развлекают ее, в ее возрасте неприятное легче забывается. Я купила греческое вышитое платьице для моей внучки Анюты и какие-то безделушки для сына и его новой жены.

Внук Илья, сын Иосифа Григорьевича Аллилуева, родившегося в первом браке Светланы. Илья сейчас носит другую фамилию – Вознесенский. Когда Светлана Аллилуева приезжала в Советский Союз, Илье было четырнадцать лет, но со своей бабушкой он так и не встретился.

Самолет «Аэрофлота» летит завтра в Москву через Софию. Меня любезно спрашивают, следует ли известить сына, чтобы встречал на аэродроме, и я в страхе прошу: «Нет, нет!» Не хватает только эмоциональных сцен перед публикой. Ведь я боюсь и жду этого момента уже давно, столько времени. Пусть уж лучше придет встречать нас в гостиницу. Мы просим о гостинице, так как я уже привыкла за все эти годы жить в гостиницах и чувствовать себя независимой. И вообще, только Богу известно, что это за новая невестка у меня,— не идти же прямо к ней в гости.

Дети Светланы Аллилуевой, внуки Иосифа Сталина - Екатерина (Екатерина Юрьевна Жданова) и Иосиф (Аллилуев, Иосиф Григорьевич)

(Иосиф Григорьевич старался избегать публичности, почти не давал интервью, а в одном из них он так отозвался о своей матери: «Моя матушка — абсолютно невыносимый человек в смысле характера… Как-то, разгневавшись, она швырнула в меня, мальчика, молоток. Если бы я не увернулся, сейчас бы с вами не разговаривал…» — вспоминал Иосиф Аллилуев.

У старшей дочери Светланы Аллилуевой Екатерины воспоминания о матери были еще более негативные, и вероятно поэтому, когда ей сообщили о кончине Светланы Иосифовны, она сказала, что не имеет к этой женщине никакого отношения – Катя не в состоянии была простить мать за то, что когда та, покинув страну, бросила дочь на произвол судьбы.)

«Ну, в таком случае, — говорят мне,— вас будет встречать представительница Комитета советских женщин». Так. Значит, все на официальную ногу. Теперь уж все безразлично. Тут не выбирают. Все будет так, как решат «наверху». Вопросов не задают. Да и какое значение имеют все эти детали? Я скоро увижу сына, увижу их всех...

Самолет приближается все ближе и ближе к Москве — городу, где я родилась, выросла, ходила в школу, в университет, городу, где родились мои дети. Почему же я не волнуюсь, не плачу счастливыми слезами? У меня нехорошо на душе, я нервничаю, но это совсем не «радостное волнение». Что-то крепко держит меня внутри и не позволяет дать волю чувствам. Я даже не могу понять своих собственных чувств, когда вижу подмосковные поля и уже заснеженные леса; над ними самолет делает развороты. Зима здесь ранняя и холодная в этом году, сказали мне в Афинах. Греция показалась мне похожей на Черноморское побережье Кавказа, и это было единственным приятным впечатлением за все последние дни. Сейчас я ничего не чувствую. Ольга озирается по сторонам, рассматривает пассажиров. Что это за паралич со мною?

Надежда Сергеевна Аллилуевна...

(Мама Светланы Надежда, сделала все, чтобы девочка росла разносторонней личностью. Она стремилась дать Свете хорошее образование, приглашала лучших учителей, которые еще в дошкольном возрасте обучили ее чтению, нотной грамоте, немецкому языку, рисованию.

«Вы не можете сожалеть о своей судьбе, — сказала однажды Петерс (Светлана Аллилуева), — хотя я сожалею, что моя мать не вышла замуж за плотника».)

Вот и аэропорт Шереметьево, откуда я улетела в 1966 году в Индию. Разросся, громадный стал, модерновый. Наш самолет подруливает к какому-то отдельному входу, очевидно, для особо важных лиц. Вокруг не видно никаких толп, другие пассажиры где-то в другом месте. Знакомая социальная сегрегация. Женщина в строгом официальном костюме с букетиком цветов, завернутых в целлофан, ищет меня глазами, находит и пытается улыбнуться. Это у нее плохо выходит, и мне становится даже жаль ее, бедняжку, за эту миссию, возложенную на нее. Она говорит мне что-то вроде «добро пожаловать», и мы обе смущены нелепостью всего происходящего.

К Ольге подходит молодая миловидная переводчица, и тут, слава Богу, сразу же возникают улыбки и контакт. Чудесно она ведет себя для тринадцатилетней школьницы, какая прекрасная выдержка — или это в самом деле ей любопытно и интересно? «Из нее в будущем может получиться прекрасный дипломат»,— думаю я с каким-то остервенением, потому что мне-то совсем нелегко и неприятно.

«Будущий дипломат»... а пока это Ольга Питерс (Olga Peters), затем – Крис Эванс (Chris (Chrese) Evans) - внучка Сталина... оказалась настоящей татуированной вооруженной, обесцвеченной блондинкой с ирокезом, которую можно легко принять за еще одну стареющую хиппи, живущую своей жизнью в Соединенных Штатах...

Нас всех ведут куда-то в отдельную комнату, усаживают за стол под белой скатертью, наливают в бокалы шампанское. Мы все чокаемся и пьем «за прибытие». Не знаю, как перевела это Оле ее переводчица, но Оля ведет себя исключительно хорошо. Мне надо, очень надо думать нечто положительное среди всего этого сюрреалистического сновидения...

Мы прибыли на родину. (Для себя она пишет слово «Родина» – с маленькой буквы...) Что это значит? Как это произошло? Как это вообще сделалось возможным?.. И было ли это действительно каким-то сумасшествием или, может быть, совсем наоборот, глубоко обоснованным и необходимым шагом, который судьба заставляет нас совершить вопреки «здравому смыслу», но в соответствии с мудростью Божией, которую мы часто не в силах распознать, так как не укладывается она в наши узкие земные рамки?

Не делайте скорых выводов, дорогой читатель. Отложите ваше перо, достойный критик. Дочитайте до конца эту книгу и еще потом не сразу судите. Возможно, ответ придет нескоро, и вы сами удивитесь ему. Автору этих строк, оглядывающемуся назад, думается, что все, абсолютно все было к лучшему, включая конечные результаты этого закономерного возвращения на родину. Но тогда это все ощущалось не совсем так. В особенности в годы, прямо предшествовавшие «пересечению границы».

• Назад
• Вперед