Бегство из золотой клетки - 26

Странно, странно было думать обо всем этом в номере московской гостиницы, лежа на кровати, прижимая к себе собачку Маку. Но в моей жизни давно уже ничего не назовешь странным. Новые страницы были впереди. Новый поворот — к чему? Куда? Как он произойдет? И не вылечу ли я вообще из седла?

Ольга поддерживает меня в оптимистическом настроении. Она уже собрана в дорогу, все уложено, и она счастлива. Грузинские друзья из представительства принесли ей огромный букет красных гвоздик. На ее аэрофлотском билете значится: «Миссис Ольга Питерс», и она заливается смехом по этому поводу. Ах, все равно. Миссис Питерс, советская гражданка, едет в квакерскую школу в Эссексе. Англия. Как только она пересечет границу, все эти глупости советского МИДа потеряют всякую значимость и она снова превратится в американскую школьницу.

«Американская школьница» Крис Эванс любит экспериментировать со своей внешностью...

Ее провожают в аэропорт «прекрасные витязи» дядьки Аллилуевы. Мы все едем вместе и ждем, пока она не сядет в самолет. Когда она взлетает, нам всем становится не по себе, особенно мне. Быть здесь без нее — совершенно ненатурально и превыше моих уже и так измотанных сил. Я зову братьев в свой гостиничный номер, и мы съедаем наш последний ужин... Как-то тяжко нам. Я умоляю их не приходить меня провожать завтра — мне будет совсем скверно. В шутку я говорю им, что еду совсем по Маршаку: «Картина, корзина, картонка и маленькая собачонка». Мы пытаемся смеяться, но не можем.

Мои братья так хороши собою, так напоминают мне мою тетю Анну, сестру мамы, и дядю Павлушу, ее брата... Я с ними в семье — как не была с самого детства. Они были внимательны, переворошили для меня кучу старых фотографий, были исключительно добры с Олей, но, по-моему, понимали, что нам здесь — не жить. Они тактично молчат и не поднимают «жгучих вопросов». Я пытаюсь нарисовать им жизнь, которая ждет меня в сельской местности в Висконсине, и они с удивлением слушают... Америка всем здесь представляется страной небоскребов. Я тоже думала так, когда приехала в Нью-Йорк двадцать лет тому назад. Братья приятны, красивы, очаровательны. И я их никогда больше не увижу. Буду только хранить память об этих последних днях, проведенных вместе.

Утром меня везет на аэродром милый молодой человек из грузинского представительства — тот самый, который вчера отвозил Ольгу. Я не хочу больше никого видеть сегодня, потому что боюсь эмоций и слез. Мне и так уже хватает. Маку я держу в руках. Она чувствует важность момента и ведет себя хорошо. Перед отъездом из гостиницы в вестибюле меня встречает представитель МИДа, который просит «сдать все советские документы». Я отдаю ему без всяких возражений паспорт и пенсионную книжку. Он сообщает мне, что Ольгу вчера встретили посольские в Лондоне и что сегодня ее отвезут в школу. «Такая приятная, умненькая девочка!» — говорит он с чувством, и я ему так благодарна.

В аэропорту меня встречает милая дама из американского консульства, чтобы проследить, как я сяду в самолет и вылечу. В моем американском паспорте нет визы, поэтому меня должны провести в самолет представители МИДа. Это глупо, но «такую позицию» они решили занять. Дама смеется над этим и вручает мне картонную коробку с круглыми отверстиями, в которой я должна буду нести Маку. Собачка начинает сопротивляться, и картонка прыгает в моих руках. «Вы можете держать ее на коленях в самолете, это разрешено».— говорит дама, и я благодарю Бога хотя бы за то, что этот цирк с собачонкой не будет слишком долгим. Впрочем, никто не удивится этому нигде, кроме как в Советском Союзе.

Толстый молодой человек из грузинского представительства достает большой носовой платок, так как он собирается плакать: слезы уже наполнили его глаза. Я обнимаю его и целую в щеку. Он плачет. Я не плачу. Мне хочется лишь скорее выбраться отсюда.

Наконец —взлет. Я ничего не чувствую в этом не долгом перелете, кроме тепла и покоя кабины, и Мака спокойно свертывается калачиком у меня на коленях. Оказывается, она приятная компаньонка и даже чем-то помогает мне в этом безумно грустном полете. Я только чувствую пустоту в сердце.

Через три часа мы приземляемся в зеленой, приветливой, весенней Швейцарии — ах, опять апрель, как тогда, в 1967-м... Давай, давай, мой безумный драматург, какие еще параллели ты мне можешь предложить?

Как бы я хотела остановиться здесь, отправиться во Фрибур и хоть на недельку задержаться в монастыре Святого Посещения. Куда там! Мой драматург решил теперь иначе.

В Цюрихе — приятный сюрприз. Меня встречает улыбающаяся женщина— агент компании «Свисс Эйр», которую предупредил их представитель из Москвы, чтобы она помогла мне с пересадкой. Как это славно! Я — в растрепанных чувствах, с картонкой в руках, где бьется негодующая Мака, и мне так нужна сейчас помощь. По пути она спрашивает: бывала ли я в Швейцарии? Ну, не рассказывать же ей всю эпопею двадцатилетней давности, когда она была еще ребенком... Я только говорю с чувством: «О. да! Чудесная страна, чудесная страна!»

Мы прогуливаем не совсем твердую на ее миниатюрных лапках Маку, а потом я сижу в зале и жду своего самолета на Чикаго. У меня стучит сердце, и я молю Бога, чтобы благополучно завершился этот долгий перелет, который продолжится еще восемь часов.

Наконец мы с Макой в другом, просторном и комфортабельном самолете, и нам отводят место, где Мака не будет бросаться на пассажиров. Она что-то становится агрессивной и противно гавкает на хорошеньких стюардесс. Однако это их не сердит. Ах, да, здесь же не сердятся на такие вещи, здесь вас обслуживают, здесь — сервис, положенный и вам, и вашей собачке. Я успокаиваюсь и начинаю понимать, что мы пересекли все рубежи, что мы — в другом мире, что мы уже всегда теперь будем находиться в другом мире и что мне пора привести себя внутренне в порядок.

Я усаживаюсь поудобнее, кладу Маку себе на колени, закрываю глаза — и вдруг чувствую, как уходит напряжение, как отступают в никуда все страхи. И мне становится хорошо и легко, как уже не было давным-давно.

(Мать и дочь Питерсы вернулись в США, денег постоянно не хватало (непонятно, что стало с высокими гонорарами за книги и мемуары), но Аллилуева все время твердила ребенку, что это ничто по сравнению с тем, что они свободны. Свободы оказалось даже чересчур — как только Крис исполнилось 16 лет, она вышла замуж за своего близкого друга Эванса. Лишь бы больше не жить с матерью. Этот ранний брак не просуществовал и двух лет. От семейного союза остались только неприятные воспоминания и фамилия мужа. С тех пор урожденную Ольгу Питерс по паспорту зовут Крис Эванс. Говорят, что у пары должен был родиться ребенок, мол, это и была причина узаконить юношеские отношения, но, увы!)

Крис Эванс (Chris (Chrese) Evans) (Ольга Питерс (Olga Peters)) с гражданским мужем.

• Назад
• Вперед