Бегство из золотой клетки - 23

Старик внизу у входа посмотрел на меня и получил лучшую из всех улыбок. Он заулыбался в ответ сквозь свои белые усы и распахнул передо мной дверь. Я вышла, не помня себя от счастья. За мной никто не бежит. Все нормально. Надо идти спокойно и как будто бы так и надо. Что я и делаю, пересекая двор с деревьями, источающими ароматы весны. Ноги у меня подкашиваются от волнения, от всего перенесенного и от множества лекарств, дурманящих голову. Ничего—троллейбус за углом, —и вот я уже в нем, и мы едем по направлению к нашей окраине...

Вскоре я дома, счастливая, как жаворонок, и звоню Оле, которая у своих друзей — учителей. Они все недоумевают, смеются и поздравляют меня с избавлением.

Потом я звоню одной очень хорошей приятельнице, преподавательнице театрального института, и изображаю ей в лицах, как я выбралась... Она заливается смехом, долго не может остановиться, потом говорит: «Мо-ло-дец!» А это в Грузии — лучшая похвала джигиту. И я раздуваюсь от гордости.

Олина тетка Мардж Хайакава позвонила по телефону узнать, что случилось: в условленный день 20 марта представители американского консульства в Москве не нашли нас в гостинице «Советская». Пришлось объяснить и пообещать быть там неделей позже, 27 марта.

Теперь уж ничто не могло нас остановить. Олины документы на выезд в Англию были оформлены и посланы в Москву, в МИД. Она едет как «советская школьница», ее встретят представители советского посольства в Лондоне и на следующий день отвезут в школу, в Саффрон Уолден в Эссексе. Она едет как Особо Важное Лицо.

Со мной же — ничего не ясно. Я должна прибыть в Москву сама и пробивать все преграды там, чтобы получить также разрешение на выезд. Слава Богу, товарищ Н. из КГБ больше не звонит: может быть, это знак, что наконец мой вопрос будет решен Горбачевым?

В СССР, к сожалению, еще не существует агентств по перевозке и сохранению имущества. Не вызовешь, не дашь адреса, не скажешь, когда и куда. Все надо делать самим. Поэтому в Тбилиси мы точно знали только то, что Ольга уедет и, как мы планировали, уже не вернется в СССР, а поедет летом на каникулы в США, в Висконсин, куда и я думала направить свои стопы, если выпустят. Но я не знала, собирать ли мне также все свое: бумаги, книги и множество семейных старых фотографий, которые мне отдали мои кузены. На всякий случай я пока собрала для себя только самое необходимое. Но многое осталось в Тбилиси. Я надеялась, что, может быть, позже смогу вывезти и все остальные мои личные бумаги и книги. (Это оказалось большой ошибкой: нам так и не удалось до сих пор получить из СССР наши личные вещи и бумаги, хотя советское консульство обещало нам только недавно «заняться этим вопросом».)

Итак, квартира оставлена в таком виде, как была, когда мы там жили. Ничего невозможно решить, пока у меня нет точного ответа о моем выезде. Конечно, переезжать жить в Москву — как советовал товарищ Н.— даже в случае отказа я не собиралась. Конфликт с правительством? Или с КГБ? Второе — куда опаснее. «Попомни братца», вспомни его и его судьбу. Нет, нет, требуй, стучи — и отворят! И—выпорхни, пока они еще не опомнились, вслед за Олей. Она и ведет меня вон отсюда.

А Оля теперь прощается со своими многочисленными друзьями и плачет. Кроме школы, нависшей над ней, как топор, готовый упасть, вся ее жизнь здесь, в Грузии, была праздником дружбы и любви. Во всяком случае, так она думает, сжимая в руках маленького пекинеса, еще щенка, подаренного ей учительницей грузинского языка, которая тоже вся в слезах. Как и переводчица Наташа, как и тренер верховой езды Зураб, как и Лейла, и Леван, и Котэ, и Георгий, и все остальные... Они не знают, как разрывается мое сердце, оставляя эту землю. В последние дни весны я ходила снова и снова по городу, поднималась на Давидовскую гору, где похоронена моя бабушка, сидела возле ее могилы, где такой мир и тишина... Бабка моя сумела прожить свою бедную жизнь достойно до самого конца. Почему же я не могу найти свой путь? Путь веры, каким был и ее: простой труженицы, вдовы, матери, скромной необразованной старухи. Как завидую я ей, стоя там, на горе, глядя вниз на город, с которым связаны судьбы всей моей семьи, а теперь и младшей дочери-американки... Что за круги мы совершаем, как Пер Гюнт, возвращаясь назад, к любви... Так почему же мы бежим отсюда?

В поэзии найдешь все ответы. И хороший поэт, мой друг, написал:

Аленушка! Попомни братца.
Не возвращайся. Никогда.

Я ничего не говорю Патриарху, чтобы не огорчать его. Он был мудрее всех, потому что знал, как мне следует жить. «Возьмите себе простую работу, но с духовным значением. В больнице, с несчастными, которым нужны внимание и любовь. Дайте им себя, дайте им любовь. Это вы можете. В этом сейчас весь смысл. Вы не преуспеете ни на каком ином поприще, потому что все иное —суета и не нужно вам. У вас было так много суеты. Теперь — живите духовно».

Это было, я думаю, наилучшим советом мне за многие годы. Не знаю, было ли возможно осуществить это под надзором партийных органов как Грузии, так и Москвы и московского КГБ в придачу. Но идея была замечательной. и, может быть, где-нибудь когда-нибудь я смогу осуществить давнюю мечту. Уйти от мира совсем, молиться, помогать больным и умирающим и хоть к концу жизни жить так, чтобы не было за себя стыдно. Возможно; «за стеной Кавказа» и была такая мимолетная возможность, но, насколько она была осуществима на практике — советской практике,— трудно сказать. Скорее всего осуществимость ее была маловероятной даже при самой прямой поддержке со стороны Патриарха.

Я не хотела сделать его «соучастником» моего отъезда, а потому мы ничего ему не говорили. Только пошли последний раз на службу в Сиони, простояли три часа на литургии, потом подошли — вместе со всей медленно движущейся толпой — под благословение. Поцеловали крест, получили помазание миром, а потом и святой водой нас окропили, да как следует. Олю Патриарх узнал и спросил по-грузински, как дела, и она ответила ему по-грузински, и он ласково потрепал ее рукой по волосам.

Не судьба, не судьба жить так, как надо бы. А кому судьба? Скольким это удается? Только малой горстке избранных. Я не в их числе.

• Назад
• Вперед