А. БЕЛЯЕВ - 7

ЗАЧЕМ ИДУТ НА МОРЕ?

Через рейс капитан выззал Тимофея к себе в каюту и в присутствии старпома зачитал приказ о назначении матроса Таволжанова и. о. третьего помощника капитана. Одновременно в приказе указывалось, что третий помощник Кравчук назначается вторым, а Кирпичников списывается с судна в распоряжение отдела кадров пароходства «по личной просьбе».

—   Поздравляю вас, Тимофей Андреевич, с назначением на штурманскую должность. Надеюсь, вы оправдаете доверие, — торжественно и официально добавил капитан.

Тимофей вытянулся по стойке «смирно» и машинально ответил:

—   Есть оправдать доверие!

Шулепов рассмеялся:

—   Вот и хорошо. Идите принимайте дела.

Он вышел от капитана в полной растерянности. Вот оно, пришло время начинать штурманскую службу... А у него и диплом еще не выплаван... Но ведь «и. о.»... Хитер старик! И портнадзор с такой формулировкой согласится. Раз и. о.— значит,  под личную  ответственность  капитана судна.

Вечером зашел к Тимофею в каюту списанный с судна Егор Матвеевич Кирпичников и пригласил на «традиционный», как он выразился, «отвальный приемчик». Кирпичников был необычно боек, суетлив и предупредителен. Он так убедительно просил Тимофея пойти с ним, что отказаться было нельзя.

—   Ну, вот и хорошо.   Все   теперь   чин   по   чину   будет. А как же? Уходит с судна один из помощников, должен же он проститься с товарищами?  Ведь кто знает,  куда теперь меня назначат.

Тимофею стало жалко Кирпичникова. Видно, не совсем «по собственному» уходил он сейчас с судна...

Они собрались за столиком в ресторане «Арктика». Их было четверо — Кирпичников, Тимофей, нынешний второй помощник Сергей Сергеевич Кравчук и боцман Горлов Василий Серафимович. Пожалуй, боцман был самым пожилым человеком в их компании. Старый холостяк, он вел замкнутую жизнь и жил своей работой, своим пароходом. Дело своё знал он отлично, и потому капитан Шулепов очень ценил   Горлова. И соответственно  ценили  его  и  помощники капитана.

Егор Кирпичников налил по первой рюмке водки, поднял рюмку на уровень глаз и, рассматривая прозрачную влагу, произнес:

—   Какая она чистая,   водочка!   Выпьешь  ее, родимую, и вся ржа с души отстает, испаряется, и чувствуешь ты себя после этого легким и счастливым,   и  все   впереди   видится тебе в розовом свете, и сам себя ты начинаешь любить, а то

и жалеть. Так давайте же выпьем по единой, по первой, помянем бывший мой пароход, мои собачьи вахты. «Служил он недолго, но честно...»— так в песне поется. За то и выпьем.

Он залпом выпил рюмку, тут же налил вторую и осушил се. Потом долго молча сидел, курил.

Тимофей подвинул Кирпичникову тарелку с салатом:

—   Вы закусывайте, Егор Матвеевич, а то можете быстро опьянеть.

Кирпичников встрепенулся:

—   Эх, милый Тимофей   Андреевич,   да   разве   страшно это — опьянеть? Мне как раз, может,   и   хочется   опьянеть. Нынче я сам себе и царь, и бог, и воинский начальник...

Кирпичников налил еще рюмку, выпил, затянулся папиросой и заговорил опять:

—   Вот вы все тут сидите смирно и спокойно, все умные люди, образованные. Ну, так ответьте мне на простой, казалось бы, вопрос: почему пьют люди? А?

Боцман усмехнулся:

—   Брось ты умничать, Матвеич, тебе дело говорят — раз пьешь, надо закусывать. А то нахватаются рюмок без закуски — и все, уже под столом ищи...

Кирпичников раздраженно отмахнулся:

—   Оставь, боцман! Мы тебя знаем и уважаем. Но не мешай разговору. Ну, камрады, так почему и кто пьет горькую на Руси?

Кравчук оторвался от бифштекса и пробасил:

—   Егор   Матвеевич, ты не так   вопрос   поставил.   Надо спрашивать не «почему», а «как»? Умеешь закусывать вовремя — никто тебя не спросит «почему».

—  Так, один ответ ясен. Ну, а ты что   скажешь?— Кирпичников с нетерпением уставился на Тимофея.

—  А ничего не скажу. На такой вопрос никто не ответит. А то и так могут сказать: пьют потому, что распустились. Но это же. к нам не относится?

—  Те-те-те... Ох, какие мы умные стали!—Кирпичников раскраснелся от волнения и перешел на «вы».—А вы, молодой человек, Достоевского читали?

—  Читал кое-что,— спокойно подтвердил Тимофей.

—  А «Братья Карамазовы» вам приходилось читать?

—   Приходилось.

—  Так вы плохо читали этот   роман,   молодой   человек. Вот  именно там  я  нашел  ответ  на  свой  вопрос,   именно там.

Кирпичников вытащил записную книжку, раскрыл и торжественно прочитал:

—  «В России пьяные люди у нас самые добрые. Самые * добрые люди у нас и самые пьяные». Вот вам и ответ. От доброты душевной   пьет   русский   человек.   Доброта   губит людей, а не водка.— Он помолчал и вдруг грустно улыбнулся:—А я добрый, поэтому и пью. Впрочем, к черту с философией, давайте выпьем за наш флот и за то, чтобы вам везло в службе получше, чем мне.

Кирпичников выпил, понюхал корочку хлеба и заговорил опять:

—  Мне сегодня вредно  молчать,   если я не выговорюсь, то могу напиться вдрызг...

Он обвел тоскливым   взглядом  товарищей   за   столом и вздохнул:

—   Помните?   «Мы  теперь  уходим  понемногу в ту страну, где тишь и благодать»... Эх, черт, а все-таки обидно. Да, видно, все идет к одному: и люди мельчают, и флот мельчает... не тот уже флот становится. Вот ты, боцман, уже много лет плаваешь. Скажи, как раньше было и как теперь?

—  Что — теперь? — не понял боцман.

—   Ну, кто раньше плавал? Солидный народ плавал, старики плавали.

—   Это верно, пожилой народ все больше был, опытный, надежный,— подтвердил боцман.

—   Вот,—торжествующе   поднял   палец   Кирпичников.— А теперь что   делается?   Много   ли   пожилых   найдешь   на флоте?  Капитанам и тем по большей   части   тридцати еще пет. А мне сорок — и я все еще второй помощник.— Кирпич-пиков судорожно   глотнул, закрыл на мгновение   заслезившиеся глаза.— Вот я и говорю, мельчает   флот.   А   почему? Жить народу стало легче  на  берегу. Зачем  плавать,  жить без семьи, мотаться по волнам? Зачем, когда ту же копейку я и на берегу могу иметь? Отслужил восемь часов — и сам себе ты хозяин, никто за тобой не следит, выпил ты рюмку или нет... А дальше — еще хуже для флота будет...

- Ну, это ты брось!—Тимофей досадливо поморщил-ся. Это ты брось. Что ж, все, думаешь, на флот идут из-за копейки?

—   Нет!--радостно   воскликнул   Кирпичников.—Не все! Дураков еще много. Дурачков романтиков вроде нас с то-бой... Ведь хоть и говорю, сам-то я тоже в душе романтик, не могу я без моря, да и делать на берегу ничего не умею... Разве только пить водку... А впрочем, может, ты никакой и не романтик вовсе, может, ты, как и многие другие, попла-ваешь немного, а когда жизнь поймешь — и побежишь ты с флота, задрав   штаны и прихватив   пузатые   чемоданы с заграничным барахлом, побежишь на бережок, в теплую хату с ванной и мягкой женой, с абажурчиком и диваном... Молодежь — она ныне такая... ненадежная...

• Вперед