А. БЕЛЯЕВ - 5

...Тимофей вздрогнул, когда вдруг кто-то хлопнул его по плечу. Он повернулся и задохнулся от возмущения: перед ним, добродушно улыбаясь, стоял второй помощник и про-тягивал ему пачку папирос.

-Закуривайте. Небось  обиделись   на  меня?   Понимаю.

Да только и на меня сегодня Крокодил налетел ни

с того ни с сего, так уж проработал, что ой-ой-ой. Вот и ра-зозлился я на весь белый свет. Сгоряча, может, и нахамил вам. Только не принимайте близко к сердцу это. Бывает. А на руле вы можете стоять классно, отлично. Я ведь заметил — как по струне вели. Кильватерная полоса по линейке за кормой тянулась.

Тимофей растерялся. Он машинально взял папиросу и прикурил от папиросы вахтенного помощника.

—  Не сердитесь. Я зла вам не желаю. Чего нам делить? Мне Чекмарев сказал, вы мореходку окончили, следовательно, наш брат, штурман. Раньше бы надо сказать об этом... Я вам все условия   создам для практики. Определения,   пеленгование, работа с секстаном, с приборами — пожалуйста, все в вашем распоряжении будет. Ну, помирились?

Помощник протянул руку, и Тимофей, кляня себя за безволие, пожал ее.

—  Ну,   вот   и   прекрасно! — воскликнул помощник.—Зовут меня Егор Матвеевич   Кирпичников. А теперь   сходите посмотрите на карту, где мы там топаем, да и точку нанесите обсервованную.

Тимофей сразу забыл все свои обиды. Спасибо, Егор Матвеевич! Это как раз то, что мне нужно! И побежал в штурманскую рубку.

...В порт назначения — Лиекму —«Таврида» прибыла по графику. Пока судно шло заливом, матросы успели поднять стрелы, раскрыть трюмы, и, как только были поданы швартовы, загрохотали лебедки, и из трюмов корабля поплыли на причал первые стропы привезенного груза. Выгружала своя команда. За выгрузку здесь хорошо платили, и каждый не прочь был заработать. Выгружал и Тимофей. Он работал в трюме, накладывал и стропил тяжелые мешки с мукой, таскал на грузовую площадку тяжелые ящики, катал огромные рулоны, кричал снизу истошным голосом «Вира!» или «Майна!» и к концу дня охрип. Непривычно ломило поясницу и очень хотелось спать. А спать не пришлось — судно отошло в обратный рейс.

С мостика пришла команда: «Матроса Таволжанова прислать на руль». И Тимофей, чертыхаясь и радуясь, побежал на мостик. Капитан коротко сказал:

—   Примите руль. Держите  на  желтые    створы.    И    поточнее.

—   Есть держать на желтые   створы и поточнее! — четко повторил команду Тимофей, принимая руль.

Штурвал в его руках ни минуты не оставался спокойным: чуть влево, чуть вправо, прямо руль, опять влево, больше лево... лево —право, прямо—лево,— руки Тимофея летали по спицам штурвала, а глаза не отрывались от мигающих впереди огоньков на берегу. Судно шло точно по створным знакам. Точность эта доставалась Тимофею нелегко — руки его горели и ныли от непрерывной работы, глаза слезились от напряжения, рубашка взмокла и прилипла к спине... Но какое это имело значение, если капитан после выхода судна в море объявил в присутствии своих помощников о том, что матрос Таволжанов назначается старшим рулевым!

Тимофей покосился на второго штурмана. Тот весело подмигнул, показал большой палец — молодец, мол, и громким шепотом произнес:

—  Воспитанники моей вахты никогда еще не подводили командование судна.

Капитан молча отвернулся к окну.

...Когда в четыре часа утра Тимофей сменился с вахты, он едва добрел до своей каюты и рухнул одетым на койку, заснув раньше, чем коснулся щекой подушки. Заснул крепко, глубоко, без сновидений,  словно провалился в бездонную ночь. И вдруг почти тут же его начали расталкивать. Он с трудом открыл глаза и, не понимая, смотрел на Чек-марева, который тащил его с койки.

—   Вставай,   вставай,   братишка,   времени  мало:     только успеем пообедать — и на вахту.

—   Как — на вахту? — с трудом приходил   в   себя   Тимофей. — Мы же только что сменились...

Чекмарев протяжно засвистел.

—   Э-э, вот оно что... Да ты, видать, вчера крепко вымотался, если тебе кажется, что ты только заснул. Семь часов проспал.   Это   с   непривычки,   братишка. Айда вставай, пошли обедать. На завтрак я тебя не будил, ладно, знай мою доброту. Но от обеда не советую отказываться.

И опять ходовая вахта на руле; опять перед глазами стрелка компаса и юркая, бегающая туда-сюда картушка, за которой надо поспевать; опять штурвал крутится то влево, то «право... И так хочется спать... Неужели не будет конца этой вахте? Черт, опять судно рыскнуло, прозевал... Вот так, теперь все в порядке, надо только следить за картушкой, надо прогнать мысли о сне, успею еще, высплюсь... надо дотянуть только до конца вахты, не заснуть за рулем... - Тимка, что с тобой?

Тимофей  вздрогнул и очнулся. Чекмарев   отпихнул   его в сторону и энергично крутанул штурвал. Тимофей посмотрел вперёд и увидел, как нос судна быстро покатился от берега. Заснул!   Заснул   за   рулем!   А если   капитан  засек?... От этой мысли  Тимофей   похолодел  и  окончательно  проснулся

-Моли бога, второй сидит в штурманской и бати поблизости нет. А то бы досталось нам на орехи, братишка... Сон на руле, увы, не поощряется. Давай беги на крыло, ветерком тебя обдует, и возьми пеленги, отнеси второму в штурманскую. Он обрадуется.

И вдруг Чекмарев громко крикнул:                                      '

—   Курс девяносто восемь принял!

В рулевой показался второй помощник. Он подозрительно посмотрел на Тимофея, потом на Чекмарева и погрозил им кулаком:

—   Вы у меня смотрите, орлы... такую петлю нарисовали за кормой... Заснули, что ли?

Тимофей густо покраснел. Заметил все-таки штурман... Ах да, в штурманской есть иллюминатор на корму, оттуда все прекрасно видно.

Выручил Чекмарев:

—   Не заснули, а заговорились, товарищ вахтенный. Выводы сделали, впредь не подведем.

—  То-то,— кивнул штурман.— Таволжанов, давайте точку на карте.

Тимофей быстро взял пеленги двух маяков, нанес точку на карту. Она оказалась в миле правее курса. Тимофей испугался — неужели он так долго спал за рулем? Уйти на милю от проложенного курса — вот так «старший» рулевой!.. Тимофей взял еще раз пеленги береговых предметов, на этот раз трех, и опять точка оказалась в миле правее курса.

—  На курсе? — послышался сзади голос штурмана.

—  Не совсем, — угрюмо буркнул в ответ Тимофей.

—  Ну, бывает. Течения тут довольно   ощутимые   в   это время года, да и ветром жмет к берегу. Далеко ушли?

—  На милю.

—  Ничего, сейчас поправим. Возьмем три градуса лево, через час опять на курс выберемся.

Тимофей вздохнул с облегчением. Значит, течения... а он было подумал, что это целиком его вина.

А ну, какие здесь течения? Он достал карту. Скорость течения здесь может доходить до трех миль в час. Если ветер совпадает с течением, то и подальше может отнести судно от курса. Курс проходит в трех милях от берега. При плохой видимости это может стать опасным. Тимофей долго изучал карту. А что, если... Почему «если»? Ведь линия у судна постоянная, значит, можно составить таблицы сноса для этой линии в зависимости от течения, силы ветра, скорости судна, его осадки... Таблицы можно превратить в график поправок к курсу судна, иметь их всегда под рукой, и тогда не надо будет каждый раз рассчитывать угол сноса судна и поправку к курсу. Но только спокойно, торопиться не надо. Надо наблюдать, записывать, сопоставлять, копить факты, а потом уж... а потом уж что получится — посмотрим...

...В Мурманск «Таврида» пришла вечером и сразу же встала под разгрузку. В порту работы вели грузчики, и почти вся команда ушла на берег в увольнение до утра. Тимофею никуда не хотелось идти. Он долго стоял на мостике, наблюдая, как краны сноровисто таскали из трюмов полные ковши руды и аккуратно ссыпали ее в одну большую кучу на причале. Никто не видел его, и никто ему не мешал. Внизу, в трюмах, и на палубе позвякивало железо, взвывали моторы кранов и с глухим шорохом сыпалась из ковшей руда на причал.

Отсюда, сверху, с высоты капитанского мостика, все это, казалось, происходило где-то далеко-далеко, словно в другом мире. Здесь же была тишина. Навигационные приборы на крыльях   мостика и машинный   телеграф   были   наглухо закрыты чехлами, главный компас в рубке закрыт колпаком. Приборы никому сейчас не были нужны; они отдыхали, как и команда, перед очередным рейсом...

А назавтра «Таврида» отошла в очередной рейс, чтобы через неделю вернуться обратно. И так четыре раза в месяц. Каждый рейс похож на другой. Таково уж оно, каботажное плавание. Особенно малый каботаж. Особенно на регулярной линии.

Из рейса в рейс, из месяца в месяц монотонно течет жизнь каботажного судна. Все известно до мелочей: где поворот нужно делать, где «трясти» судно начнет и когда, на траверзе какого мыса, с мостика спустится капитан, чтобы появиться опять ровно через девять часов на траверзе маяка Капризного, перед входом в залив и порт назначения...

Никаких случайностей. «Психодром для пенсионеров»,— так пренебрежительно отзывался о регулярной линии «Тавриды» ее второй штурман. Рейс за рейсом второй помощник все откровеннее скучал на своих вахтах, переложив штурманские обязанности целиком на плечи Тимофея. А Тимофей был рад этому — каждые полчаса он старался поточнее определить место судна, замерить ветер, атмосферное давление, волнение моря, определить осадку, число оборотов гребного винта судна... И тщательно заносил в тетрадку снос корабли с курса.

Больше, больше фактов, больше наблюдений, точнее, акаккуратнее...Там, впереди, что-то   потом   прояснится,  факты сами подскажут выводы, а пока — не надо торопиться, не надо забегать вперед...

Оказывается, и каботажное плавание на постоянной линии может стать интересным! Тимофей теперь с нетерпением ждал выходов в рейс, стоянки в порту казались ему нудными. «Только время зря теряем»,— думал он и со злостью слушал сетования Кирпичникова на то, что мало приходится бывать на берегу. Нет, берег Тимофея сейчас не манил, он ему был не нужен.

• Вперед