А. БЕЛЯЕВ - 13

Вот он, дом двадцать семь. Вот подъезд... Первый этаж, второй, третий, четвертый, пятый... квартира восемнадцать. Коричневая дверь... синий почтовый ящик... Звонок... Ковалевой — два звонка... Тимофей перевел дыхание и нажал звонок. Мягко щелкнул замок, и дверь медленно открылась.

Марина стояла, смотрела на Тимофея и молчала. Руки ее медленно поднялись к вороту халатика и застыли.

—   Марина,— выдохнул Тимофей и шагнул ей навстречу. Она судорожно вздохнула, и руки ее несмело обхватили

шею Тимофея.

—   Маринушка... я только вчера   ночью   узнал,   что   ты здесь. Целый день бегал по поликлиникам города, искал тебя И вот нашел.....

Он услышал ее тихий, прерывистый голос:

—  Я уже две недели здесь, а ты все не идешь и не идешь. А я все ждала и ждала...— Она подняла голову, улыбнулась сквозь слезы, и Тимофей принялся целовать ее глаза, ее соленые щеки, мягкие, открытые губы...

—   Тима,— слабо отбивалась она,—нас же увидят...

—   Пусть видят. Пусть знают, что я люблю тебя, Марина, люблю, люблю.

—   Сумасшедший, пойдем в комнату.

Мебели в ее комнате было мало — стол, три стула и в углу раскладушка.

—  Вот  так,   Тима,  я  и  жизу  пока,— смущенно сказала Марина.

Они сидели рядышком на стульях, и Тимофей держал ее руки в своих, бесконечно перебирая гибкие пальцы.

—   Марина, Фурсов здесь. Я вчера виделся с ним. Тимофей почувствовал, как вздрогнула Марина.

—   Я с ним разговаривал. Он рассказал мне все.

—   Зачем он приехал?

—   Уговаривал меня отказаться от тебя, пытался на чувствах играть, на морском товариществе и прочее. Говорил, что любит тебя и что он не позволит мне разрушать семью. Говорил, что и ты любила его.

—   Я была глупой. Он был добрый и ласковый со мной, он мне нравился. До того, как увидела тебя на выпускном вечере. Знаешь, когда я тебя увидела, у меня сердце захолонуло.  Но ты  был такой неприступный,  такой  гордый. А потом та встреча в сквере у театра. Господи, если бы ты хоть намеком дал мне понять   тогда!..   Я   помню   весь  наш разговор, я повторяла его тысячу раз... И  курить бросила, ни разу сигарету не брала. Я уже тогда поняла, что не люблю я Алешку.  И если бы еще раз я встретилась с тобой, если бы ты... Но ты мне ничего не сказал и никаких надежд не оставил. А тут Фурсов словно понял что-то,  заторопил со свадьбой. И ты уехал... Я смалодушничала,  не посмела отказать ему и... отказала себе. Вот так   вот   и   случилось страшное— я вышла за него замуж. Ох, если бы можно было вернуться в прошлое!

Марина закрыла лицо руками, тихо и горько заплакала, медленно качаясь из стороны в сторону. Тимофей смотрел на ее вздрагивающие плечи, на ее поникшую фигуру, и слезы ее острой болью отзывались в его душе.

Он молча обнял ее. Она приникла к нему и затихла. В наступившей тишине отчетливо стучал маленький будильник на столе.

—  Это я во всем    виноват, — произнес    наконец    Тимофей.— Я должен был догадаться, я должен был пойти наперекор всему. Я никогда не прощу себе этого. Марина высвободилась из его рук.

—   Не смотри на меня, я сейчас такая зареванная... давно собиралась   отреветься.—Она   улыбнулась   и   сказала: — Ты не представляешь, как    мне    легко сейчас. Я расскажу тебе, как я жила в Ленинграде. Работать он мне не разрешил.  И всё тряпки привозил.  Всю квартиру завалил ими. И  ковры.  А   придет   из   рейса — вечеринки   обязательные. И все заставлял    меня    наряжаться,   таскал   по   приятелям. Я быстро поняла, что я ему тоже нужна для похвальбы — смотрите, мол, какая она у меня кукла разряженная. Другие завидовали мне. А я не могла больше выносить такой жизни. А чем больше думала я о тебе, тем противнее становился мне Фурсов и вся моя жизнь с ним. И я решилась. Брошу, думаю, все, не нужны мне ни тряпки, ни деньги, ни Ленинград, уеду. Найду тебя или нет — мне было уже все равно. Я сама себе стала противна от такой пустой жизни. И поехала я в Мурманск. Нет, сначала написала в горздравотдел, спросила, дадут ли работу.  Ответили    сразу — дадим.  И я ушла от Фурсова.

—   А я вчера всю ночь пытался найти твой адрес. В милиции всех на ноги поднял. Нет, говорят, Фурсовой Марины в прописке не значится. А другой фамилии я не знал. Хорошо, наутро в горздравотделе подсказали, что ты не Фурсова, и Ковалева.

—   Я такая сейчас счастливая, просто боюсь поверить! — прошептала  Марина.—У меня есть работа, есть крыша над голоной, и наконец я нашла тебя.

—   Нет, это я тебя нашел. Я тебе весь год писал письма, а ты ни на одно не ответила. А я все писал и писал.

—   Но я не получала...— растерянно   взглянула   на   него Марина.— Честное слово, я не получила ни одного письма, Тима!

—  Ты   и   не   могла   получить, — улыбнулся   Тимофей.— Но теперь получишь, я тебе это обещаю. За весь год сразу. Только читай их по порядку... Я уйду в рейс, а ты читай, ладно? До ухода не надо, а с уходом — тогда можешь читать. Завтра я принесу их тебе вечером и оставлю. Они у меня в папке все сложены, я писал и складывал, писал и складывал... И где-то теплилась у меня надежда, что когда-нибудь они дойдут до тебя.

Марина порывисто сжала его лицо ладонями, посмотрела долгим серьезным взглядом в глаза Тимофея, медленным движением прижала его голову к своей груди и низким, чуть дрожащим от волнения голосом произнесла:

—  Тима, я тебя очень люблю и буду любить всегда, один ты у меня на всю жизнь.

—  Мне нужно идти,— прошептал Тимофей.

И снова молчание, и не хотелось ни о чем думать, и не хотелось двигаться.

—   Нужно идти,— опять повторил Тимофей.

—   Как    странно,— протяжно    сказала       Марина,— надо опять расставаться... до завтра я тебя не увижу... Опять одной здесь быть... Зачем? Почему?..

Тимофей поднял голову и увидел немигающий затуманенный взгляд Марины. Ее полураскрытые губы тянулись к нему, и он припал к ним и задохнулся от переполнившего чувства...

—   Я буду тебя завтра ждать... и послезавтра... и каждый день.

—   Разговоры разные могут пойти. Ты не боишься? Она взглянула ему в глаза и медленно усмехнулась:

—   Я целый год боялась. А теперь нет, никого и ничего не боюсь. Кто меня осудит? Я ушла от человека, которого не люблю, уехала из Ленинграда. А приехала куда? На Север, в Заполярье, приехала к любимому. Так кто же меня осудит?

—  До завтра...

—  До завтра.

• Вперед