А. БЕЛЯЕВ - 22
- Опубликовано: 13.04.2010, 10:14
- Просмотров: 116305
Содержание материала
И СНОВА В МОРЕ...
В полдень, как и было назначено, моряки с «Тавриды» собрались в кабинете начальника пароходства. 13 парадной форме они сидели за длинным столом, уставленным бутербродами и вазами с фруктами. Дымились стаканы с круто заваренным чаем.
Николай Иванович Бурмистров развел руками: — Товарищи, это не натюрморт, на который можно только смотреть. Прошу вас, берите чай, печенье, фрукты, воду — не стесняйтесь.
Все сразу задвигались, зазвенели ложечки, зазвякали ножи.
— Что чай? Много не выпьешь,—громко сказал Чекмарев и рассмеялся.— Товарищ начальник, я вовсе не в том смысле. Не подумайте, что...
— Не подумаю, Чекмарев, не подумаю. Когда моряк на берегу, ему не грех и чего-нибудь покрепче чая употребить иногда. Но всему свой черед.
— Это верно, согласен,— охотно закивал Чекмарев, довольный тем, что шутку его приняли.
Капитан Шулепов сидел рядом с начальником пароходства и ревниво оглядывал свой экипаж. Все как будто нормально — все аккуратные, подстриженные, при галстуках, хмурых нет... Он смотрел на знакомые лица своей команды и думал о том, что вот и пришло время расставаться, они еще не знают, а Шулепову уже сказали, что «Тавриду» ставят на капитальный ремонт. Это на два-три года. Команду рассортируют по другим судам. Пока временно, как он надеется, потом он попробует опять их собрать в один экипаж.
Шулепов так погрузился в свои мысли, что не расслышал, о чем завязался разговор у Бурмистрова с моряками. А тот вежливо расспрашивал каждого о планах и намерениях. Кто-то просился в отпуск — Бурмистров согласно кивал и делал пометку в списке экипажа, кто-то просился на но-вые пароходы - и Вурмистров обещал сделать это. Двое попросились перевести работать на берег и получили согласие. А боцман, старый морской волк Горлов Василий Серафимович, неожиданно для всех попросил отставки.
— Я дважды уже тонул, Николай Иванович. Первый раз — когда немцы торпедировали «Стрелу» у Медвежки. Двое нас тогда только и осталось, я да буфетчица Полина. Второй раз...
— Знаю, Василий Серафимович, знаю про второй раз,— тихо перебил боцмана Бурмистров.
— Второй раз,— тем же ровным голосом продолжал боцман, — тонули вместе с вами и с Ардальоном Семеновичем, когда на мину напоролись у Святого Носа. Тоже спаслись немногие, двенадцать из сорока восьми... Стар уж, тяжело такие катавасии, как эта последняя, переносить стал. Сердце сдает,— виновато закончил он.
Бурмистров тронул боцмана за плечо и проговорил:
— Я понимаю тебя, Василий Серафимович. Ты послужил флоту честно, как дай бог каждому из нас служить. Только зачем увольняться из флота? Пойдешь в мореходку учить молодежь? Очень твой опыт пригодится там.
— Ну какой я учитель?— смущенно проговорил боцман.
— Не учителем, а руководителем морской практики курсантов. Зимой будешь учить их матросскому делу, а летом — хочешь в отпуск иди, а хочешь — с курсантами на учебном корабле пару месяцев поплаваешь.
— Подумаю,— серьезно ответил боцман.
— А вы, Тимофей Андреевич?— повернулся к Таволжа-нову Бурмистров.— Вы бы куда хотели? Отдыхать?
— Нет. Я хочу работать на судне.
— «Таврида» становится на капитальный ремонт, надолго. Что вам, молодому, торчать на ремонте? — грубовато сказал Бурмистров, сосредоточенно разминая папиросу.
Тимофей растерянно посмотрел на него.
— Но ведь можно на какой-нибудь другой пароход направить...— неуверенно начал он.
— Почему на какой-нибудь? — весело сказал Бурмистров.— Нам такие отличные штурманы нужны не на какие-нибудь пароходы, а на самые лучшие, на самые большие.
Тимофей выжидательно смотрел на начальника. Шуле-пов покосился на Бурмистрова и вдруг озорно подмигнул Тимофею и улыбнулся ободряюще.
— Вот передо мной лежит заготовленный текст приказа о вашем назначении, штурман Таволжанов,— весело продолжал Бурмистров.— Я так и ожидал, что вы попроситесь направить вас на пароход. Так вот, я беру ручку,— он взял ручку,— и подписываю,—он подписал,—приказ о назначении штурмана Таволжанова старшим помощником капитана дизель-электрохода «Россия».
У Тимофея захватило дух. Это же самое новейшее судно, построенное по нашему заказу в Англии! Оно еще и сейчас стоит на заводе.
— Пойдете принимать «Россию» на «Ельце». Он через пару дней отходит. Так что будьте готовы, товарищ старпом. Будем встречать вас в Мурманске после первого рейса «России» из Ливерпуля во Францию и Голландию. Надеюсь, вы будете и впредь нести службу столь же безупречно, как и на «Тавриде».
— Я буду стараться,—проговорил Тимофей и спросил: — А кто капитаном на «России» будет?
Бурмистров достал из папки документы и показал:
— Капитаном вчера утвержден Шулепов Ардальон Семенович.
Тимофей радостно улыбнулся:
— Спасибо, Николай Иванович!
Вместе с Тимофеем получили назначение на «Россию» еще двенадцать моряков из бывшего экипажа «Тавриды».
Тимофей растроганно смотрел на них и радовался тому, что на новом дизель-электроходе около него опять будут эти ребята.
...Марина обрадовалась назначению Тимофея. Она поняла сразу, как много значит оно для него: она видела, что сам он ждет такой же радости и от нее, и ответила ему радостью искренней. Но она была женщиной, и, как всякой женщине, ей было горько сознавать, что новое назначение означает и новые долгие разлуки... опять ожидание... опять одиночество... Но нет, нет, гони горькие мысли прочь, радуйся успехам своего мужа, ты же сама хотела делить пополам с ним и радость и горе! Так вот, начинай с радости, черпай ее полными пригоршнями, упивайся ею. Пусть он увидит твою радость, пусть погордится немного, что доставил тебе эту радость. А то, что через день он уйдет в море, и надолго,— что ж, ты знала это, ты должна быть готова к долгим ожиданиям, ты жена моряка. «Нет, нет... я еще не была женой моряка, я сейчас только готовлюсь стать женой моряка и не стану плакать, я научусь глотать свои слезы, научусь терпеливо ждать».
— Марина, ты жди меня. Она молча кивнула.
— Я буду тебе каждый день радиограммы слать... Она опять кивнула:
— А я письма твои читать буду. Каждый день по письму, и ждать тебя буду. Очень буду ждать! Нам так мало пришлось побыть вместе. Но я не жалуюсь, я готова ждать, лишь бы ты не забывал меня.
— Уж я-то не забуду тебя. Я все время буду идти к тебе и думать о тебе.
— И я... все время идти к тебе и думать о тебе.
* * *
Тимофей стоял на мостике «Ельца» и, пока пароход убирал швартовые и медленно выходил из ковша, все смотрел на причал, где осталась стоять Марина. Она не махала платочком, руки ее крепко сжимали воротник пальто, и так стояла она, одинокая и неподвижная, напряженно следя за неторопливыми маневрами парохода, на котором уходил в рейс ее муж, ее найденная любовь.
...Тимофей сунул руку в карман, и пальцы нащупали конверт. Он достал его, открыл и развернул лист бумаги.
«Тима, родной мой. Знай, где бы ты ни был— я всюду буду с тобой твоей тенью. Я люблю тебя, люблю, люблю...
Не знаю, что будет дальше, но я живу надеждой и ожиданием. Куда бы ты ни позвал меня — знай, все брошу и прилечу к тебе. Я ни о чем не жалею и жду тебя. Ты любишь меня. Спасибо тебе, родной мой. Ты оставил мне пачку писем. Я хочу, чтобы и у тебя в рейсе было мое письмо и ты иногда бы читал его и вспоминал меня. Целую тебя крепко и много раз. Твоя Марина».
Тимофей бережно сложил листок и спрятал его во внутренний карман кителя.
«Спасибо тебе, Маринушка, мне теплее будет в этом рейсе, потому что письмо твое — частица тебя и ты будешь со мной всегда».
Он поднял морской бинокль и опять увидел ее там, далеко на причале.
Она стояла все так же неподвижно, совсем одна. Все разошлись, а она все стояла. Тимофей поднял руку и помахал. Но она уже не могла видеть его: даже в бинокль, в сильный морской бинокль, Тимофей различал только фигурку на причале.
«Елец» вышел на фарватер и лег курсом на выходные створы. Прозвенел машинный телеграф, громче заурчала вода по бортам, и пароход начал набирать скорость.
На ровной, словно облитой маслом поверхности залива неподвижно сидели молчаливые чайки. Спасибо вам, белые птицы, за доброе предзнаменование, хорошая погода всегда радует моряка!