А. БЕЛЯЕВ - 22

И СНОВА В МОРЕ...

В полдень, как и было назначено, моряки с «Тавриды» собрались в кабинете начальника пароходства. 13 парадной форме они сидели за длинным столом, уставленным бутербродами и вазами с фруктами. Дымились стаканы с круто заваренным чаем.

Николай Иванович Бурмистров развел руками: — Товарищи, это   не   натюрморт,   на   который    можно только смотреть. Прошу вас, берите чай, печенье,  фрукты, воду — не стесняйтесь.

Все сразу задвигались, зазвенели ложечки, зазвякали ножи.

—  Что чай? Много не выпьешь,—громко сказал Чекмарев и рассмеялся.— Товарищ начальник, я вовсе   не   в   том смысле. Не подумайте, что...

—  Не подумаю, Чекмарев, не подумаю. Когда моряк на берегу, ему не грех и чего-нибудь покрепче чая употребить иногда. Но всему свой черед.

—  Это  верно,  согласен,— охотно  закивал  Чекмарев,  довольный тем, что шутку его приняли.

Капитан Шулепов сидел рядом с начальником пароходства и ревниво оглядывал свой экипаж. Все как будто нормально — все аккуратные, подстриженные, при галстуках, хмурых нет... Он смотрел на знакомые лица своей команды и думал о том, что вот и пришло время расставаться, они еще не знают, а Шулепову уже сказали, что «Тавриду» ставят на капитальный ремонт. Это на два-три года. Команду рассортируют по другим судам. Пока временно, как он надеется, потом он попробует опять их собрать в один экипаж.

Шулепов так погрузился в свои мысли, что не расслышал, о чем завязался разговор у Бурмистрова с моряками. А тот вежливо расспрашивал каждого о планах и намерениях. Кто-то просился в отпуск — Бурмистров согласно кивал и делал пометку в списке экипажа, кто-то просился на но-вые пароходы - и Вурмистров обещал сделать это. Двое попросились перевести работать на берег и получили согласие. А боцман, старый морской волк Горлов Василий Серафимович, неожиданно для всех попросил отставки.

—  Я дважды уже тонул,   Николай    Иванович.   Первый раз — когда немцы торпедировали   «Стрелу»   у   Медвежки. Двое нас тогда только и осталось, я да буфетчица Полина. Второй раз...

—  Знаю, Василий Серафимович, знаю про второй раз,— тихо перебил боцмана Бурмистров.

—  Второй    раз,— тем   же   ровным    голосом    продолжал боцман, — тонули вместе с вами и с Ардальоном Семеновичем, когда на мину напоролись у Святого Носа. Тоже спаслись немногие, двенадцать из сорока восьми... Стар уж, тяжело такие катавасии, как эта последняя, переносить стал. Сердце сдает,— виновато закончил он.

Бурмистров тронул боцмана за плечо и проговорил:

—  Я понимаю   тебя,   Василий   Серафимович.   Ты  послужил флоту честно,  как дай бог каждому из  нас служить. Только зачем увольняться из флота? Пойдешь в мореходку учить молодежь? Очень твой опыт пригодится там.

—  Ну какой я учитель?— смущенно проговорил боцман.

—  Не  учителем,   а   руководителем   морской     практики курсантов. Зимой будешь учить их матросскому делу, а летом — хочешь в отпуск   иди,   а   хочешь — с   курсантами на учебном корабле пару месяцев поплаваешь.

—  Подумаю,— серьезно ответил боцман.

—  А вы, Тимофей Андреевич?— повернулся к Таволжа-нову Бурмистров.— Вы бы куда хотели? Отдыхать?

—  Нет. Я хочу работать на судне.

—  «Таврида» становится на капитальный ремонт, надолго. Что вам, молодому, торчать на ремонте? — грубовато сказал Бурмистров, сосредоточенно разминая папиросу.

Тимофей растерянно посмотрел на него.

—  Но  ведь  можно на какой-нибудь другой пароход направить...— неуверенно начал он.

—   Почему   на   какой-нибудь? — весело   сказал   Бурмистров.— Нам такие отличные штурманы нужны не на какие-нибудь пароходы, а на самые лучшие, на самые большие.

Тимофей выжидательно смотрел на начальника. Шуле-пов покосился на Бурмистрова и вдруг озорно подмигнул Тимофею и улыбнулся ободряюще.

—  Вот передо мной лежит заготовленный текст приказа о вашем назначении, штурман Таволжанов,— весело продолжал Бурмистров.— Я так и ожидал, что вы попроситесь направить вас на пароход. Так вот,  я беру ручку,— он взял ручку,— и подписываю,—он   подписал,—приказ о назначении штурмана Таволжанова старшим помощником капитана дизель-электрохода «Россия».

У Тимофея захватило дух. Это же самое новейшее судно, построенное по нашему заказу в Англии! Оно еще и сейчас стоит на заводе.

—   Пойдете принимать «Россию» на «Ельце». Он через пару дней отходит. Так что будьте готовы, товарищ старпом. Будем встречать вас в Мурманске после первого рейса «России» из Ливерпуля во Францию и Голландию. Надеюсь, вы будете и впредь нести службу столь же безупречно, как и на «Тавриде».

—  Я буду стараться,—проговорил Тимофей и спросил: — А кто капитаном на «России» будет?

Бурмистров достал из папки документы и показал:

—  Капитаном вчера утвержден Шулепов   Ардальон Семенович.

Тимофей радостно улыбнулся:

—  Спасибо, Николай Иванович!

Вместе с Тимофеем получили назначение на «Россию» еще  двенадцать   моряков из бывшего   экипажа  «Тавриды».

Тимофей растроганно смотрел на них и радовался тому, что на новом дизель-электроходе около него опять будут эти ребята.

...Марина обрадовалась назначению Тимофея. Она поняла сразу, как много значит оно для него: она видела, что сам он ждет такой же радости и от нее, и ответила ему радостью искренней. Но она была женщиной, и, как всякой женщине, ей было горько сознавать, что новое назначение означает и новые долгие разлуки... опять ожидание... опять одиночество... Но нет, нет, гони горькие мысли прочь, радуйся успехам своего мужа, ты же сама хотела делить пополам с ним и радость и горе! Так вот, начинай с радости, черпай ее полными пригоршнями, упивайся ею. Пусть он увидит твою радость, пусть погордится немного, что доставил тебе эту радость. А то, что через день он уйдет в море, и надолго,— что ж, ты знала это, ты должна быть готова к долгим ожиданиям, ты жена моряка. «Нет, нет... я еще не была женой моряка, я сейчас только готовлюсь стать женой моряка и не стану плакать, я научусь глотать свои слезы, научусь терпеливо ждать».

—  Марина, ты жди меня. Она молча кивнула.

—  Я буду тебе каждый день радиограммы слать... Она опять кивнула:

—  А я письма твои читать буду. Каждый день по письму, и ждать тебя буду.   Очень  буду  ждать! Нам так мало пришлось побыть вместе. Но я  не жалуюсь,   я   готова   ждать, лишь бы ты не забывал меня.

—  Уж я-то не забуду тебя. Я все время буду идти к тебе и думать о тебе.

—   И я... все время идти к тебе и думать о тебе.

* * *

Тимофей стоял на мостике «Ельца» и, пока пароход убирал швартовые и медленно выходил из ковша, все смотрел на причал, где осталась стоять Марина. Она не махала платочком, руки ее крепко сжимали воротник пальто, и так стояла она, одинокая и неподвижная, напряженно следя за неторопливыми маневрами парохода, на котором уходил в рейс ее муж, ее найденная любовь.

...Тимофей сунул руку в карман, и пальцы нащупали конверт. Он достал его, открыл  и развернул лист бумаги.

«Тима, родной мой. Знай, где бы ты ни был— я всюду буду с тобой твоей тенью. Я люблю тебя, люблю, люблю...

Не знаю, что будет дальше, но я живу надеждой и ожиданием. Куда бы ты ни позвал меня — знай, все брошу и прилечу к тебе. Я ни о чем не жалею и жду тебя. Ты любишь меня. Спасибо тебе, родной мой. Ты оставил мне пачку писем. Я хочу, чтобы и у тебя в рейсе было мое письмо и ты иногда бы читал его и вспоминал меня. Целую тебя крепко и много раз. Твоя Марина».

Тимофей бережно сложил листок и спрятал его во внутренний карман кителя.

«Спасибо тебе, Маринушка, мне теплее будет в этом рейсе, потому что письмо твое — частица тебя и ты будешь со мной всегда».

Он поднял морской бинокль и опять увидел ее там, далеко на причале.

Она стояла все так же неподвижно, совсем одна. Все разошлись, а она все стояла. Тимофей поднял руку и помахал. Но она уже не могла видеть его: даже в бинокль, в сильный морской бинокль, Тимофей различал только фигурку на причале.

«Елец» вышел на фарватер и лег курсом на выходные створы. Прозвенел машинный телеграф, громче заурчала вода по бортам, и пароход начал набирать скорость.

На ровной, словно облитой маслом поверхности залива неподвижно сидели молчаливые чайки. Спасибо вам, белые птицы, за доброе предзнаменование, хорошая погода всегда радует моряка!

• Вперед