К югу от линии - 36

БЕРЕГ  (НЕАПОЛЬ)

В неприметном с фасада ресторане «Корона», приютившемся в глухом переулке, струнный квартет наигрывал надрывные неаполитанские песни. Жмурясь в соловьиной истоме под рокот гитар, пожилой тенор с солидным брюшком так сладко стонал о любви безграничной, как море, что озноб пробегал по оголенным плечам внимавших ему матрон. Гудело пламя спиртовых горелок на шведском столе, роскошно декорированном ананасами и фрутто ди маре, и отблеск свечей подрагивал в темной влаге зрачков.
Сентиментальный Горелкин, хоть и не понимал по-итальянски, пустил украдкой слезу. Вспомнил предвоенную весну, себя, свежеиспеченного лейтенантика, прощания и встречи на Французском — тогда еще — незабвенном бульваре. Потягивая терпкое, чуть горьковатое «корбо», невесело думал о беспутном сынке, который пришел из плавания по дальневосточным морям и окунулся в разгул, о дачке в Затоне, где в прошлогоднюю засуху сгорели все яблони и абрикосы.
Зато Константин Алексеевич был оживлен на диво. Шутливо пикируясь с Энрико Туччи, подчеркнуто ухаживал за Адриеной, подкладывая ей то ложку плоских макарон лингуине с помидорами и крохотными ракушками туффо, то шарик нежнейшего овечьего сыра. Неожиданно расковавшись не столько от белого вина, сколько от старомодного уюта и непреходящей прелести блиставшей за окнами ночи, сыпал шутками, перемежая английскую речь внезапно всплывавшими итальянскими фразами. Когда же у столика остановилась хорошенькая цветочница, мастер по неожиданному наитию выбрал именно то, что нужно: изысканно скромный букетик фиалок, и целуя Адриенину руку, разразился высокопарной тирадой о нерушимости морской дружбы, суровой нежности и прочей романтической чепухе, которую высмеивал в обычное время. Польщенная синьора Туччи отвечала тщательно выстроенными русскими фразами, а Энрико делился с Горелкиным московскими впечатлениями, совершенно забыв про языковый барьер.
Иван Гордеевич согласно кивал, изредка роняя немецкие слова из позабытого фронтового запаса.
О делах заговорили, когда певец ушел на заслуженный отдых и в зале зажгли свет. Расторопные официанты задули свечи на столиках, переменили тарелки и приборы. Враз отрезвев, Дугин с некоторым удивлением взглянул на развешанные по стенам волынки и деревенские горшки. Впервые за долгое время ему удалось отключиться от обыденных забот и сосущей тоски по дому.
—  Я читал, что у вас в стране тоже начали выпуск контейнеров? — Туччи, скрупулезно следивший за мировой прессой, не доверял газетчикам и при каждом удобном  случае старался  перепроверить информацию.
—  А что мы, хуже    других? — с непобедимой    гордостью одессита ответил Дугин. — Скоро и у нас будут свои двадцатитонные.
—  За успех    контейнерного    флота! — провозгласил Энрико, подымая бокал. — Как насчет маленькой рюмочки водки? — поинтересовался он, отмеряя пальцами коротенький промежуток, — под пармезанский сыр?

—  Не надо водки, — поморщился капитан. — Все и так было отменно, — он украдкой  расстегнул    чуточку тесноватый белый пиджак. — Да и жарковато.
—  Жарковато? — Туччи сделал большие глаза. — Это у нас? Что бы вы сказали про Геную. Вот там действительно  жарко!  Не  успели  очистить порт  от  нефти, как профсоюз объявил забастовку.
—   Синьора Дугина это не  касается,  —  возразила Адриена. — Для контейнерных судов сделано    исключение.
—  Ах, да,    конечно... Итак, за успех? — продолжал Туччи, поднимая бокал.
—   В другой раз.  — Константин Алексеевич перевел разговор на шутку. — Скажите откровенно, Энрико, это не вы устроили забастовку в Генуе?
—  О, если бы у меня была хоть какая-нибудь власть над профсоюзами! —   с полной искренностью воскликнул Туччи. — Но увы, я всего лишь бедный миллионер.
—  Тем не менее сумели выбить преимущества    для контейнерного флота.
—  Это не я, — вздохнул Туччи. Просто вступило в силу международное соглашение. Я лишь приспосабливаюсь к обстоятельствам.
—   Ведь все-таки он миллионер, — смеясь, объяснила Адриена.
—  От стивидора я слышал, что в Ливорно вас ожидает груз на Стамбул и Пирей? — спросил Туччи, когда смолк смех.
—  Да, я получил радиограмму,  —  подтвердил  Дугин. — Но, честно говоря, мне не очень хочется брать. Обстановку в Стамбуле, где только один кран, вы знаете, а в Пирее можно проторчать трое суток на рейде. Вот если бы разведать...
— Загляните завтра к нам на  виа Америго Веспучи. Дадим запрос по телексу.
—  Если будет гарантия, что поставят к причалу хотя бы через сутки, я зайду в Пирей, — кивнул    капитан, — а на Стамбул всего два контейнера. Нет смысла. Свалю в Ильичевске, кто-нибудь завезет.
—   Вполне разумно, — одобрил Туччи. — А как насчет личных планов,    капитан?  Не желаете съездить    в Помпеи? Машина к вашим услугам.
—  Спасибо, но я уже видел. Вот если бы ребят моих свозить, — капитан вопросительно глянул на собеседника. — Электрик наш мечтает, старпом...
—  Сделайте одолжение — в машине четыре свобод-вых места. Ровно в десять она будет ожидать у трапа.
—  Придете проводить нас? — спросил Дугин, когда подошла пора расстаться.
—  Едва ли, — Туччи показал, что дел по горло. — Встречаю клиентов из Греции... Но вы же скоро обратно?
—   Через пару неделек  полагаем пойти в новый рейс... Что привезти из Союза?
—  Удачу, — улыбнулся Энрико.
—  Электрический самовар! — захлопав в ладоши, по-русски выпалила Адриена.
—   Есть такое дело!   —  оживился  Иван  Гордеевич, обрадованный случаю вставить слово.

• Назад
• Вперед