Тесный океан 2 - 10

«Мореходность отсутствует»

Пока на «Иль де Франс» поднимали на борт и крепили спасательные шлюпки, писатель Ганс Гинрихс наблюдал за безмолвно погибавшим итальянским лайнером. «Андреа Дориа» никогда еще не был так прекрасен. В голубовато-сером свете ранней утренней зари кафель трех его плавательных бассейнов искрился в багровых лучах восходящего солнца. Солнце поднималось в то время, когда на противоположной стороне небосвода еще видна была желтая бледная луна. Генрихс был поражен красотой, изяществом, богатством красок. «Коль час его пробил,— сказал он себе, — то вот тот момент, когда он должен опуститься в свою соленую могилу».

За несколько минут до пяти часов утра, как только спасательные шлюпки стали возвращаться пустыми, то есть все пассажиры были уже эвакуированы, капитан «Иль де Франса» получил с борта «Андреа Дориа» разрешение покинуть место бедствия. «Следуйте своим курсом, благодарим», — передали с итальянского лайнера сигнальной лампой. Вслед за этим капитан де Бодеан послал радиограмму на «Стокгольм», спрашивая у его капитана разрешение на уход:

«КАПИТАНУ СТОКГОЛЬМА — ВСЕ ПАССАЖИРЫ СПАСЕНЫ ИДЕМ ПОЛНЫМ ХОДОМ НЬЮ-ЙОРК С АНДРЕА ДО-РИА ОСТАЕТСЯ АМЕРИКАНСКИЙ ВОЕННЫЙ ТРАНСПОРТ ТОМАС В ПОМОЩИ БОЛЬШЕ НЕ НУЖДАЕТСЯ —КАПИТАН ИЛЬ ДЕ ФРАНСА»

В пять минут седьмого была поднята на борт и закреплена на шлюпбалках последняя спасательная шлюпка, а спустя десять минут «Иль де Франс» отправился в Нью-Йорк. Огромное судно стало медленно обходить печальный «Андреа Дориа» по широкой дуге. Прощаясь, французский лайнер трижды приспустил трехцветный национальный флаг Франции.

Одновременно капитан де Бодеан дал три протяжных гудка. Это был прощальный салют в честь одного из юных и прекрасных представителей сословия роскошных лайнеров.

Погребальный салют произвел исключительно сильное впечатление на измученных людей, находившихся в двух спасательных шлюпках «Андреа Дориа», прыгавших по волнам, поднятым появившимся с началом дня ветром. Некоторые плакали не таясь.

Капитан Каламаи сидел с главным штурманом Маджанини на носу спасательной шлюпки 11. Остальные двадцать шесть человек разместились на почтительном расстоянии от своих командиров. Говорили мало. Наступило время, когда каждый из них мог обдумать все, что произошло за прошедшую ночь. Суматоха спасения была позади, и теперь им не оставалось ничего другого, как предаваться печальным размышлениям.

Последние две шлюпки  с "Андреа Дориа" во главе с капитаном...

В тот момент во всем мире не было человека более несчастного, чем капитан Каламаи, лишившийся своего судна. Люди понимали это. Слова утешения были бесполезны. Доктор Тортори Донати спросил, не требуется ли медицинская помощь. Капитан вяло отмахнулся. И только тогда, когда шлюпку отнесло слишком далеко от лайнера, он пробормотал что-то главному штурману, который отдал распоряжение сидевшему у румпеля второму штурману Бадано держать ближе к судну. Покинутый «Андреа Дориа» мог стать призом любого, кто окажется у него на борту и приведет в безопасное место. Хотя это было маловероятным, капитан Каламаи безусловно не хотел, чтобы кто-нибудь другой оказался ближе к его судну, чем он сам. Во все времена фактической подоплекой традиции, согласно которой капитаны не покидали своих тонувших судов до самого последнего момента, являлась боязнь утраты прав на судно.

По сравнению с предшествовавшей спешкой на борту «Андреа Дориа», ожидание буксиров береговой охраны казалось находившимся в спасательных шлюпках целой вечностью. Шлюпки, почти пустые (вместо 146 человек в каждой находилось немногим более двадцати), подбрасывало, как пробки, на коротких быстрых волнах. На шлюпке 11 к гребным рычагам, при помощи которых она приводилась в движение, на смену уставшим членам команды сели штурманы. Из-за носа «Андреа Дориа» медленно вставало солнце. Было нелепо и жестоко, что вслед за туманной ночью, принесший гибель чудесному судну, наступил такой ясный, солнечный день.

По воле волн...

В свете наступившего дня, клонясь все более и более на борт, «Андреа Дориа» умирал суровой смертью под взорами посторонних, глядевших с палуб ближайших судов. Доктор Тортори Донати вдруг вспомнил, как он сидел у ложа умирающего отца, который трудно расставался с жизнью. Многие товарищи доктора испытывали двойственное чувство: у них еще теплилась слабая надежда, что «Андреа Дориа» удастся отбуксировать в безопасное место и в то же время они желали, чтобы эта бессмысленная агония поскорее прекратилась.

• Назад