Тверская слава Российского флота - 47

***

После полудня на корабль прибыли командующий флотом адмирал С.М. Лобов и член Военного совета вице-адмирал Ф.Я. Сизов. Адмирал побеседовал со всеми матросами, старшинами/ офицерами. Для каждого из них у командующего флотом нашлось тёплое слово и дружеское напутствие.

Прощаясь, адмирал сказал по корабельной громкоговорящей связи:

-  Военный совет флота осмотрел корабль и нашёл его готовым к выходу в море. Личный состав вашего корабля, как и других кораблей, выглядит бодро. Все здоровы, и каждый заверил нас, что выполнит задачу с честью. Ваш командир доложил Военному совету, что вы готовы выполнить задание. Счастливого плавания, друзья! До свидания!

Вот и отданы швартовы. Отряд атомоходов начал движение. Отступают хмурые, заснеженные скалы.

Море парит. Густой клубящийся туман сократил видимость почти до нуля. Как острым ножом, режет лодка волну.

Нелегко нам пришлось в последние дни...

Зима. Морозы. И в других условиях подготовка к длительному походу была бы очень тяжела. А при морозе - особенно. Десятки и десятки тонн техники, продовольствия приходилось грузить на каждую лодку. Работали день и ночь... Помнили старое морское правило: «Идёшь в море на сутки, бери запас на неделю».

Тщательно проверялись все механизмы.

Мы были уверены в наших людях. И ни одна надежда не обманулась. Во время похода не было случаев, чтобы какая-нибудь мелкая неисправность заставила нас изменить ранее намеченные планы...

Корабли оставили гавань. Оглядываюсь последний раз назад.

Никто из экипажей не знает пока, надолго ли мы покинули свой пирс, через какие моря, океаны снова вернёмся к нему.

Правда, люди уже догадались, что поход предстоит не совсем обычный. Недаром ему предшествовала очень напряжённая и хлопотливая подготовка. Недаром так привередливы были врачи, осматривая каждого матроса, старшину, офицера перед тем как дать заключение: «Годен».

С давних пор среди моряков бытуют поверья и приметы. Я хотя абсолютно не придаю им значения, про себя подумал: «Приметы, если они существуют, в нашу пользу!».

Ни одного человека из экипажа не забраковала строгая медицинская комиссия. Как экспрессы по расписанию, атомоходы точно по графику, утверждённому Главкомом, тронулись в путь.

По графику пора и погружаться.

Впрочем, на меня уже вопросительно посмотрел командир.

-  Всем - вниз!

Задраен верхний рубочный люк. Перезвоном «заговорили» клапаны вентиляции. Стрелка глубиномера дрогнула, поползла по шкале. Ракетоносец погружается на заданную глубину, чтобы через много недель, всплывая, замкнуть подводную орбиту. Какой протяжённости будет она?..

Лаг равнодушно отсчитывает мили.

Дальние океанские походы для советских атомоходцев давно уже стали обычной школой боевой подготовки. Им знакомы широты южных морей, привычны глубины и ледовой Арктики.

Волновался ли я тогда? Конечно! Вроде бы всё было привычным: «По местам стоять! Со швартовов сниматься!», а потом: «По местам стоять, к погружению!», но я-то знал: это начало неизведанного, опасного, сложного пути.

Вижу, и команда напряжена. Все чувствуют: идём в необычный рейс.

Когда мы ушли на глубину и легли на заданный курс, я подошёл к радиотелефону и сказал:

-  Друзья-подводники!  Нам предстоит совершить очень важный и ответственный поход. Мы должны пройти в подводном положении  вокруг света.  Это будет первое в  мире кругосветное групповое плавание атомных подводных лодок. Нам нужно пройти без всплытия более сорока тысяч километров.

Узнав о маршруте движения отряда, никто из членов экипажа внешне особенно не удивился.

-  Подумаешь - «шарик»!  Невидаль.  Вот и посмотрим:  круг-пый он или плоский, - услышал я за спиной, как только выключил боевую трансляцию.

Оглянулся: молоденький матрос-первогодок стоит и еле сдерживает улыбку. А в глазах - такая радость и гордость, что мне даже завидно стало.

Снова включается трансляция.

Зачитывается обращение главнокомандующего Военно-морским флотом. Оно начиналось так: «Дорогие товарищи! Вам оказана высокая честь совершить длительное подводное кругосветное плавание. Ваш поход - важное событие для Военно-морского флота».

Моё сообщение и обращение главнокомандующего Военно-морским флотом передаются и на других подводных лодках отряда.

И сразу слышится:

-  Идём вокруг шарика!

-  Атомоходы на подводной орбите!

- Держись, ребята!

В жилых отсеках и на боевых постах гудит возбуждённое матросское товарищество. Офицеров осаждают вопросами.

-  Сколько тысяч миль придется пройти?

-  Побольше, чем героям Жюля Верна.

-  Мимо Америки будем проходить?

-  Обогнём с соблюдением скрытности в нейтральных водах. Политработники кораблей организуют торжественный митинг.

Он проходит на глубине многих десятков метров. На флагманском корабле горячо выступают командир корабля, офицеры, старшины, матросы <...>

Нам предстояло основательно испытать технику в различных климатических условиях. Кроме того, следовало решить целый ряд чисто практических и научных задач по изучению Мирового океана. Маршрут похода был составлен с таким расчётом, чтобы корабли пересекли все климатические пояса, прошли экваториальные зоны и моря, прилегающие к Антарктиде.

Метод подготовки к походу также вытекал из поставленных перед отрядом задач. Ведь только в том случае, если этот поход готовился в обычных условиях и совершался со штатным личным составом, с обычным для наших подводников рационом питания, с комплектом запасных частей, не превышающим установленные нормы, - только при этих условиях его результаты могли дать настоящие ответы на все вопросы.

Ко мне поступают первые донесения от командиров лодок.

Они не вызывают тревоги - всё идет по плану. Сменилась на вахте первая смена, заступила вторая. Никаких отклонений от походного распорядка.

Прохожу по отсекам флагманского корабля и вдруг ловлю себя на мысли, что долгие-долгие недели не будет теперь этих «отклонений». Жизнь людей в прочном корпусе будет подчинена железному ритму - круговорот вахт, событий, мыслей и чувств. И хотя на поверхности океана шторма станут сменяться штилями, дни - ночами, нам постоянно будут светить всё те же плафоны, и в установленный час будут неумолимо поднимать с постелей неизменные, как таблица умножения, команды.

Целых полтора месяца...

«Рулевые и трюмные! Проходим пролив Дрейка! Выше бдительность!»

Такие плакаты появились в отсеках корабля.

Когда-то спутник Магеллана писал: «...Наконец-то, с Божьей помощью, мы обогнули 6 мая этот страшный мыс... Мы потеряли 21 человека, христиан и индейцев».

Когда Дрейк подошел к этим местам, его встретили свирепые ураганы. Одна буря сменяла другую. Целую неделю он плыл во мгле. Многие из его людей уверяли, что они идут дорогой в ад.

Дрейк повернул на юг, достиг 55 градусов южной широты, но не встретил южной земли, нанесенной на его карты.

Наконец наступила хорошая погода, и моряки причалили к самому южному острову американского континента...

Сколько трагедий, битв и горя видели эти волны!

Пролив Дрейка, отделяющий Огненную Землю от Антарктиды, печально известен у моряков.

Что мы видели в перископ вначале?

Сверкающий горизонт. Таким он бывает, когда корабль входит в полосу льдов. Потом небо заволокли чёрные облака.

Появились айсберги. Сначала небольшие, потом всё крупнее и крупнее. Грани их, как драгоценные камни огромных размеров, отбрасывали блики света. Чем дальше к югу, тем чаще встречались плавучие льдины, тем мощней становились отдельные льдины и айсберги.

Мыс Горн - самая южная оконечность американского континента. На маленьком скалистом островке высится этот утес. Сколько мрачных легенд сложилось о нём на протяжении веков -с тех отдалённых времен, когда первая каравелла в эпоху великих открытий отважилась обогнуть его!

Совсем недавно отошла в прошлое эпоха парусного флота, а с нею была забыта некогда единственная дорога, соединявшая Атлантический и Тихий океаны. По ней на протяжении трёх веков, огибая мыс Горн, отважные капитаны водили свои парусные корабли. Оказывается, ещё в наше время живы некоторые из них, и существует удивительное Общество капитанов «мысгор-новцев», как называют они себя. Судя по тому, что пишет о мысе Горн один из них, носящий замечательное звание «международной грот-мачты» (старинное традиционное название капитанов парусных судов), председатель французской секции этого общества Леон Готье, он, как и все ветераны парусного флота, огибавшие этот страшный мыс, на всю жизнь проникся романтикой морских приключений.

«Мыс, как мы называем его между собой, непостижим в выражении. В самом деле, мыс Горн всего лишь географическая точка на карте огромного мира. Но в то же время он не только мрачная остроконечная вершина на границе Южного моря, поднимающаяся к вечно недоброжелательному небу. В сущности, для нас, кто столько раз огибал этот проклятый, самый опасный мыс, это действительно так. Но это ещё не всё! Мыс Горн - это прежде всего символ навсегда исчезнувшей эпохи, великолепной и славной эпохи великих открывателей, хранивших в самих своих испытаниях лучезарную надежду открытия неизвестных земель, но также и эпохи, когда люди познавали неисчислимые опасности и безбоязненно, с покорностью встречали и воспринимали риск.

Спустя годы это напоминает о свободной жизни на больших океанских дорогах, где лишенные помощи всего, чем в наши дни располагают мореплаватели, и всего, что связывает их с континентами, капитаны чувствовали себя на борту своих кораблей подлинными хозяевами «после Бога».

И ещё - это незабываемое воспоминание о временах, когда среди спущенных с цепей стихий моряки предоставлялись только своим собственным силам. Это героическая эпоха, где кулак офицера и матроса, внушавший доверие один другому, должен был служить доказательством большого мужества, большой выдержки, большой стойкости к физическим страданиям, а также большому духу самопожертвования, духу, никогда не отсутствовавшему на кораблях дальнего плавания.

Наконец, это тоска по родине, возбуждаемая молодостью, когда в полном расцвете сил и способностей моряк дальнего плавания, выполняя свой долг, избранный добровольно, пытался раз гадать секрет ветров семи морей, чтобы с выгодой для великолепно распущенных белых парусов своего корабля поработить эти ветры.

Для нас, оставшихся в живых, мыс Горн - это всё сразу!»

Так пишет старый морской волк - капитан Леон Готье.

Пролив между Антарктикой и Огненной Землёй открыл известный английский пират и адмирал, первый повторивший путь Магеллана, - Франсис Дрейк. Пролив назван его именем.

Места эти всегда осеняла жестокая слава, особенно Магелланов пролив, уже открытый в 1520 году. В 1577 году, когда Франсис Дрейк, намереваясь поживиться сокровищами Перу, отважился пройти в Тихий океан, мыс охранялся легендами ещё более устрашающими, чем те, которыми окутали сам этот океан. Проход через пролив был подвигом, на который после 1520 года мало кто отважился. Последний из испанских капитанов, рискнувших на это предприятие, был убит своей командой. Матросы Дрейка также взбунтовались, но знаменитый мореплаватель подавил мятеж, обезглавив своего помощника Даути, хотя тот и был его другом.

«К страхам, если можно так выразиться, географическим, -замечает один французский океанограф, - присоединялись многочисленные страхи, внушённые физическими явлениями, наблюдавшимися на море (приливы, течения, водовороты, ветры, бури) и в небе (затемнения, гром, молнии, блуждающие огни)».

Пролив Дрейка знаменит ураганами и айсбергами.

Когда Дрейк подошёл к самому южному острову американского континента, моряки воскликнули: «По воле своей Бог остановил свою карающую десницу!»

И вот мы проходим пролив Дрейка.

И сейчас - это было видно в перископ - он не сделал исключения для советских моряков.

Небо и волны, казалось, смешались в неистовом сумасшедшем вихре.

И айсберги не заставили себя ждать.

Нервы напряжены до предела.

Внимательно работают гидроакустики. Докладывают: айсберг!

Через перископ мы сфотографировали его. Он возвышался над водой метров на шестьдесят. Значит, невидимая его часть составляла метров триста...

Были и минуты необычных ощущений.

Докладывают мне, что за бортом лодки гидроакустиками прослушиваются непонятные звуки. Вхожу в рубку, надеваю наушники. Слышу что-то похожее на громкий посвист птиц. Потом резкое:

- Фь-ю-ю-ю-ю!..

Звук нарастает, становится громче.

В чём дело?

Включаем систему телевидения.

Оказывается, нас сопровождает большое стадо касаток. Смотрят на нас удивлёнными глазами. Что это, мол, ещё за невидаль такая?

Увеличиваем ход, уходим от них.

Киты для лодки, если вдуматься, не такие уж безобидные существа.

Атомоход имеет колоссальную скорость. Когда американская атомная подводная лодка «Сидрегон» налетела на кита, тот был убит, но и «Сидрегон» поломал винт.

Так что приходилось применять меры предосторожности.

Акустики у нас - мастера своего дела: безошибочно определяли тип корабля.

Вскоре после встречи с касатками в центральный пост докладывают:

- Пеленг двести двадцать семь... Иностранная атомная подводная лодка.

Боевая тревога.

Напряжённо застыли на своих местах подводники.

Проходим незаметно...

Часто появлялись по нашему курсу американские корабли и самолёты. Мы ни разу не пропускали их появления и в то же время ни разу, хотя на лодках мгновенно всё приводилось в нужную готовность, не обнаруживали себя.

Для того чтобы выполнять сложное маневрирование, нам нужно было, конечно, всегда знать точно свое положение. Штурманская группа работала очень напряжённо. И надо отдать должное, что со своей задачей она отлично справилась. Мы всегда, каждый день, точно знали своё место.

Но не только о Дрейке и пиратах думали мы, идя легендарным проливом.

Взгляд на карту - и иные имена и события всплывали в памяти...

И вот - мы снова у родных берегов.

Всплываем.

Бинокль на мостике переходит из рук в руки.

На пирсе что-то кричат, машут руками.

«Привет героям-подводникам1» - различаю надпись на кумаче.

Поцелуи. Объятия. Поздравления.

Сразу возникает стихийный митинг <...>

Родина встречала своих сыновей <...>

Нужно ли говорить, что все мы были в те дни особенно счастливы.

А.И. Сорокин, вице-адмирал. «Мы с атомных»

• Назад
• Вперед