Море и флот в поэзии...том3 - 19
- Опубликовано: 01.11.2010, 21:39
- Просмотров: 120541
Содержание материала
АЛЕКСАНДР КОВАЛЬ - ВОЛКОВ
1926
БАЛЛАДА О ДВУХ КОРАБЛЯХ
Морякам-балтийцам, павшим за Родину
Юминдамина, мыс Юминдамина,
Мне прошлое покоя не дает,
И крейсер «Киров», проплывая мимо.
На траверзе твоем сбавляет ход.
И глушат рань, раскалывая воздух
Отрывистыми залпами, гудки.
И долго адмирал глядит на воду.
И замерли в шеренгах моряки.
А с норда нарастающие волны
С протяжным гулом ударяют в борт.
Под волнами герои спят безмолвно
Уже который день, который год...
Постой, мгновенье, памяти дорогу!
Вот сорок первый, горестный и строгий.
Смерть ворвалась в отцовские края.
Там боль моя сыновняя, моя...
Шли корабли из Таллина в Кронштадт,
Взяв на борт семьи: женщин и детей,
И моряки сквозь грохот батарей
Шептали: «Мы еще придем назад...»
И крейсер был душою перехода.
Прорвав заслон фашистских кораблей
Стволами артиллерии своей.
Эскадра курс взяла на базу флота.
Уж за кормой остался остров Парген.
Закат в разрывах, языкат, угас.
И, выполняя флагмана приказ,
Эсминец «Свердлов» слева шел на фланге.
И командир эсминца напряженно
Следил за боем, взрывом опаленный.
Дымился путь неблизкий впереди.
Сжималось сердце яростью в груди.
И ярость эта прибавляла сил.
Он, раненный, о боли позабыл.
Вокруг таились минные поля.
Одна турбина выбыла из строя,
Но билось, подавляя перебои.
Пораненное сердце корабля.
«Подлодка!» —вдруг сигнальщик прокричал,
А командир лишь крепче зубы сжал:
«Эсминец протаранит субмарину».—
Ты помнишь, помнишь все. Юминдамина.
Юминдамина. мыс Юминдамина...
Ты помнишь, «Киров» вдруг замедлил ход
И просигналил: «В параване* мина.
Из-под обстрела выйти не дает...»
А в море по одной не ходят беды:
И видит крейсер острый след торпеды.
Теперь ему никак не отвернуть.
Удар ему нацелен прямо в грудь.
И миноносцу море простучало:
Неужто у врага не вырвать жала?!
Не вырвать? —
Врешь!
Торпеда не пройдет.
И «Яков Свердлов» ей подставил борт...
Послушайте секунды перед взрывом:
Эсминец шел вперед неторопливо.
Он медленно в бессмертие вплывал.
И командир па мостике, бесстрастный,
Спокойный, презирающий опасность.
Он выполнял свой долг
И взрыва ждал...
И моряки какая это сила! —
Их служба закалила и сплотила.
Выл каждый, знаю, к подвигу готов:
Герои, на постах они стояли...
Во всех стальных отсеках понимали,
Что здесь навеки не сойдут с постов.
...Идем в Стокгольм.
Приспущен флаг. И «Киров»
Здесь, у Юминды, убавляет ход.
Он почести героям отдает.
И боль живых сердец стучит над миром.
И крепнет Гимн Советского Союза
Над широтою будущих дорог.
И за кормой торжественно и грустно
На плотике качается венок.
И глаз матросских хмурятся глубины:
Мы помним, помним все, Юминдамина...
1967 1969
Стокгольм—борт крейсера «Киров»
- Москва
*Параван —трал, закрепленный перед кораблем.
ВИТАЛИЙ КОРЖИКОВ
1931
КАЧКА
А что такое
Качка?
Уже четыре дня
На палубе — горячка,
В каюте — толкотня.
Ботинки бродят сами.
Я слышу их шаги.
Разводят рукавами
Па стенах пиджаки.
Вода
То хлещет сбоку,
То лезет из угла.
И прыгает
У кока
Посуда со стола.
Но разве качка это?
Бывает, рулевой
Штурвал уже с рассвета
Бодает головой.
Волна поднимет лапу,
Ударит судно в нос —
И катится по трапу
До кубрика матрос.
А море зарокочет,
Поднимет
Десять лап
Он кубарем
Грохочет
Из кубрика на трап.
Но вот он. берег!
Косо
К нему идет корма,
И косо
На матроса
Уставились дома.
Тяжелыми тагами
Он сходит с корабля,
И долго под ногами
Качается земля.
ВАНЯ
Ночная вахта кофе варит,
Плывет в тропический контраст.
То вдруг фантастикой одарит.
То в качку голодом обдаст.
Сойдешь на камбуз — там Ванюша.
Наш добрый кок — колпак на уши —
Шуршит жаровенкой: шу-шу!
— Не спишь?
— Сухарики сушу!
Попросишь Ваню: —Дай сухарик! —
Вдруг расплывается очкарик:
— Да что мне, жалко, корешок?
Держи! —
И выставит мешок!
— Ванюш, куда такая залежь?
Ты ж просто палубу завалишь
С таким старательным трудом!
— А ты забыл, куда идем?
И вдруг мигнет очкарик Ваня,
Припомнит что-то в океане —
И сам ты вдруг припомнишь даль
И это горестное: «Дай!»
Мы с ним прошли на трудном свете
Среди потерь, среди смертей.
Нет ничего страшней, чем эти
Голодные зрачки детей!
Зрачки кричат с земли и неба,
Зрачки, страдая, молят: «Хлеба!»
И Ваня наш: «Держи, малыш!»
И ты его благословишь.
Стоишь на вахте в этой рани.
Хрустит сухарик в океане.
Уже недолго до зари,
А Ваня сушит сухари.
Через рассвет перелетая.
Летучих рыб сверкает стая,
И держит солнышко внутри,
А Ваня сушит сухари.
Дельфины выгнулись, орава!
Фонтан кита по борту справа,
И боцман стонет: «Ты смотри!»
А Ваня сушит сухари.
Плывешь, а сбоку рядом — гонка:
Летит деляга но Гонконгу
Сквозь горькие глаза детей
И не сбавляет скоростей.
А вон, в топазах голубея,
Полураджа среди Бомбея,
Непробиваем, словно дот,
Через лежащего
Идет!
Несутся «боинги» навстречу,
Грозя, сметая и увеча.
Авианосец-истукан
Вот-вот раздавит океан!
Что им земной какой-то шарик?
Не разглядеть им в их зрачки
Того, что видит наш очкарик
Сквозь запотелые очки.
А над безумным этим пиром
Плывет дымок с утра над миром,
И добрый запах у зари:
Ванюша
сушит
сухари.