Заря над Литвой - 4

Помню, с положениями этой программы я ознако­мил некоторых близких друзей и деятелей Народного фронта и ждал нового совещания руководителей полити­ческих партий, чтобы огласить программу, но так и не дождался. Чувствовалось, что главари ляудининков, до­гадываясь о моих связях с коммунистами, не доверяют мне. В воззваниях Народного фронта фигурировала вхо­дивший и него группа левых ляудининков, и не так уж трудно было предположить, что я состою в этой группе. Тем более что контакт закрытого Союза Молодежи и ре­дактируемого П. Кежинайтисом и мною журнала «Мусу Яунимас» («Наша молодость») с комсомолом и коммуни­стами осуществлялся давно, и вряд ли партийная вер­хушка ляудининков не знала того, о чем знал Скучас. И почувствовал, что руководители ляудининков избе­гают меня.

В то время я работал корреспондентом выходившей и Риге латышской газеты «Яунакас Зиняс» и часто пе­редавал туда сообщения о событиях в Вильнюсе. В этих корреспонденциях, написанных по материалам литовской печати, а также по свидетельствам людей, приезжав-тих из Вильнюса, я старался рассказать о том, как хорошо обращаются солдаты и командиры Красной Армии с местными жителями, и о том, как рады литов­цы своему освобождению. После одной из таких заме­ток, в которой я писал, что население Вильнюса хорошо отзывается о вежливости и большой дисциплинированно­сти воинов Красной Армии, раздался звонок из Риги. Редактор «Яунакас Зиняс» Я. Беньяминьш настойчиво интересовался, откуда я почерпнул сведения о Красной Армии, действительно ли об этом сообщалось в литов­ской печати. В ответ я несколько раз повторил, что все это было опубликовано в газете «Летувос Жиниос». Тог­да редактор потребовал назвать номер «Летувос Жини­ос», по материалам которого подготовлена корреспон­денция.

Впоследствии я выяснил, почему волновался Я. Беньяминьш. Оказывается, на мои корреспонденции и теле­фонные сообщения обратило внимание министерство иностранных дел Латвии. На «Яунакас Зиняс» посыпа­лись упреки в том, что она, восхваляя Красную Армию, распространяет большевистскую пропаганду. Не мудрено, что редактор газеты Я. Беньяминьш нервничал. В Лат­вии фашистские власти ввели для прессы режим еще более строгий, чем в Литве. Были попросту закрыты все оппозиционные издания, оставались лишь угодные властям. Не тронули только «Яунакас Зиняс», которая в свое время придерживалась либерального направления. По-видимому, приняли во внимание огромный в услови­ях Латвии тираж этой газеты — около 200 тысяч эк­земпляров. «Яунакас Зиняс» была частным органом. Принадлежала она дельцам Беньяминьшам, не связан­ным ни с одной политической партией, так что правя­щей группе во главе с президентом Ульмаиисом было выгодно использовать влияние этой газеты для под­держки своей позиции. Дав обещание быть лояльным по отношению к линии правительства, издатель «Яуна­кас Зиняс» не имел возможности сваливать ответствен­ность на цензора и сам отвечал за содержание своей газеты. Поэтому опубликование сообщений, в которых с уважением говорилось о Красной Армии, грозило из­дателям большими неприятностями, вплоть до закрытия газеты.

В «Яунакас Зиняс» я сотрудничал с 1927 года, когда, вскоре после фашистского переворота, меня уволили из Литовского Телеграфного Агентства («Эльта»). Пока в Латвии еще существовала парламентарная демокра­тия, я мог в своих корреспонденциях и даже информациях, направляемых в «Яунакас Зиняс», разоблачать деяния фашистского правительства Литвы. После про­исшедшего в Латвии в 1934 году переворота стало труд­нее, но все же иной раз представлялась возможность опубликовать в этой рижской газете сведения о некоторых  скандальных  сенсациях политической  жизни  в Литве.

Однако просуществовать только на заработок в «Яунакас Зиняс» я не мог и начал сотрудничать в газете «Лайкас» («Время»), издателем и редактором кото­рой был Г.Блазас. Время от времени я публиковал статьи, очерки и в «Летувос Жиниос», но как-то не мог прижиться в этом органе ляудининков.

Г. Блазаса я знал с давних пор. Он казался человеком довольно прогрессивным, настроенным против фашизма. По его приглашению я и стал работать в «Лайкас». Тем более что в ее редакцию пришел А. Гузявичюс, а среди сотрудников был Анупрас Мацявичюс — обоих я знал как людей левых взглядов. Приличным человеком выглядел тогда и Ю. Лямбергас; он лишь недавно вышел из тюрьмы, куда его бросили на не­сколько лет за участие в революционном движении. Но впоследствии Лямбергас как-то неожиданно отдалился от нас, а затем встал на путь ренегата Б. Райлы — на­чал подвизаться в охранке.

Работать в газете приходилось большей частью по вечерам и ночам, так как «Лайкас» выходила утром. Зато были в этой газете и свои плюсы: никто, в том числе и сам Блазас, не мешал печатать на ее страни­цах материалы, содержащие прогрессивные тенденции — насколько это, конечно, было возможно в условиях цен-зуры. Иногда А. Мацявичюс публиковал материалы, по­лезные для рабочего движения. Он, так же как и А. Гузявичюс, был коммунистом. Правда, в то время я не мог об этом знать наверняка: сами они мне ничего не говорили, а спрашивать было по меньшей мере небла­горазумно. Однако я понимал, что они коммунисты.

Занимался я и общественной работой. Меня избрали председателем Общества квартиросъемщиков. Это об­щество служило отличной маскировкой для прогрессив­ной, по сути дела коммунистической, деятельности. Сре­ди наших активистов были коммунисты Нарвидайте, Мейгелис, Руткаускайте, сочувствующий коммунистам социал-демократ Жукаускас. Забавно, что правление общества квартиросъемщиков помещалось некоторое время как раз напротив президентского дворца. Впо­следствии мы перебрались в здание возле университет­ской библиотеки на улице Кауко.

Общество квартиросъемщиков действовало довольно широко и активно, так как жилищная проблема в Кау­насе была очень острой: квартирная плата там была одной из самых высоких в "Европе. Мы же старались общественное недовольство направить против фашист­ского режима и буржуазного строя. Собрания общества проходили всегда бурно и были нацелены против экс­плуататорской политики домовладельцев и властей, поддерживающих капиталистов. На одном из собраний общества я выступил с докладом о квартирных делах. Заодно высказался о политическом положении, коснулся международных вопросов, войны в Абиссинии и Испа­нии, угрозы мировой войны, опасности фашизма, а так­же внутренних дел Литвы. Слушатели бурно одобрили доклад, проявив явно антифашистские настроения.

Участвовал я и в деятельности общества литовско-советской дружбы, которое официально называлось «Ли­товское общество по изучению культуры народов СССР». Председателем общества был профессор В. Креве-Мицкявичюс, а меня избрали его заместителем. Если прежде это общество занималось только пропагандой советской культуры — устраивало выставки советской книги, графики, фотографии и так далее,—то теперь у его членов появился интерес к политике. Помню одно из заседаний правления; состоялось оно на квартире секретаря общества Л. Шмулькштнса в сентябре 1939 года — после освобождения Красной Армией Виль­нюса. Обсуждались не текущие дела общества, а поло­жение, сложившееся в результате военных событий в этом районе Европы. Звучали голоса, что в то время, когда вокруг такие перемены, в Литве все идет по-ста­рому — фашистский режим остается неизменным. Осо­бенно активно возмущался В. Креве-Мицкявичюс; он и предложил поговорить обо всем этом с послом Совет­ского Союза Н. Поздняковым.

И вот на следующий день В. Креве-Мицкявичюс, Л. Гира (или Л. Шмулькштис, хорошо не помню) и я отправились к Н. Позднякову. Говорил в основном В. Креве-Мицкявичюс. Он прямо заявил, что надо про­сить Правительство Советского Союза помочь литовско­му народу избавиться от фашизма, тем более что Во­сточная Литва с Вильнюсом уже освобождена. Я сказал о том, что при нынешней  ситуации  можно    устранить фашизм и изнутри и уже тогда наладить новые отно-шения с Советским Союзом, который в случае нужды пришел бы к нам на помощь. Н. Поздняков выслушал наши суждения и заметил, что вильнюсская проблема приобретает сейчас новые формы. К этому он добавил, что пока не имеет никаких указании от своего прави­тельства. Уже тогда у меня возникли мысли о том, что следовало бы в Вильнюсе создать новый строй, народно-демократическую республику, идея которой нашла бы живую поддержку в Литве. Таким образом, возвраще­ние Вильнюса совпало бы и с ликвидацией фашизма.

Само собой разумеется, что оживилась и деятель­ность антифашистского Народного фронта. Я все чаще встречался с представителями компартии М. Мешкаус­кене и Ш. Майминасом, которые бывали у меня дома (я жил на улице Пародос, № 10). Мы договаривались о печатании газеты Народного фронта в настоящей ти­пографии. До этого мы с М. Мешкаускене, Ю. Вайшно-расом и другими товарищами издавали отпечатанную на ротаторе газету «И Пагалба» («На помощь»), которая была органом нелегальной организации народной по­мощи. Кстати, «И Пагалба» некоторое время печаталась на квартире бывшего президента доктора К. Гринюса; там же проходили иногда и заседания Комитета народ­ной помощи: жена К. Гринюса была членом Комитета и помогала печатать газету.

Поскольку речь шла об издании более внушительно­го печатного органа Народного фронта, требовалось найти подходящую типографию. С этой целью я начал осторожные переговоры с Адомавичюсом — владельцем небольшой типографии, в которой раньше печатал жур­нал «Лайко Жодис». Адомавичюса я знал как человека смелого, готового пойти на риск ради такого дела. И действительно, не успел я сказать и двух слов, как он все понял и сам заговорил о том, что необходимо издавать «газету без цензуры». Тут же, не раздумывая, Адомавичюс согласился нелегально печатать такую сво­бодную газету.

• Назад
• Вперед