Заря над Литвой

Заря над Литвой

Так назвал одну из глав своей книги Юстас Игнович Палецкис , пожалуй самый интеллигентный и интеллектуальный первый "советский" литовский президент (с 1940 года по 1967год)... В своё время это был известный своими либеральными взглядами журналист. И это наверное самые реальные воспоминания событий, которые происходили в "свободной" Литве с 1920 по 1941 годы...

Палецкис (Paleckis) Юстас Игнович (10 (22). 01. 1899 — 26. 01. 1980)

Литовский государственный и общественный деятель, писатель, журналист, Герой Социалистического Труда (1969). Член КПСС с 1940. Родился в семье кузнеца. С 1915 рабочий, затем служащий в Риге, с 1922 учитель. В 1926 директор литовского телеграфного агентства «Эльта» в Каунасе, после фашистского государственного переворота уволен (май 1927). Учился в Каунасском университете (1926—1928), с 1927 на журналистской работе. В 1931 установил связь с подпольем КП Литвы, с 1937 член антифашистского комитета в Каунасе. В 1939 был арестован, заключён в концлагерь. После установления Советской власти в Литве с июня 1940 председатель народного правительства. С августа 1940 по апрель 1967 председатель Президиума Верховного Совета Литовской ССР, в 1941—1966 заместитель председателя Президиума Верховного Совета СССР. В 1966—1970 председатель Совета Национальностей Верховного Совета СССР. С 1955 представитель в Совете Межпарламентского союза, в 1966—1970 первый заместитель председателя Парламентской группы СССР. В 1940—1966 член ЦК и Бюро ЦК КП Литвы. С 1970 персональный пенсионер. Награжден 6 орденами Ленина, орденом Дружбы народов, орденом Отечественной войны 1-й степени и медалями.

Печатался с 1919. Автор многих сборников стихов, очерков, рассказов, воспоминаний, документального романа «Последний царь» (1937—1938) и переводов произведений латышских писателей на литовском языке, публицистических книг и брошюр. В поэзии Палецкиса преобладает гражданская тематика.

Накануне

Того, что вас больше всего пугает, не случится. Смею вас заверить, — несколько таинственно сказал доктор Шенеман, когда мы беседовали с ним о между­народных делах.

Он ничего к этому не добавил, полагая, что и так все понятно. И, кажется, я действительно понял, хоть и не знал, почему доктор Шенеман, сопровождавший нас в поездке по Германии, так уверен, что я пойму его.

Вероятно, подумал я, он имеет в виду мои намеки по поводу политики Бисмарка. Дело в том, что во вре­мя этого путешествия я не раз напоминал и доктору Шенеману, и другому нашему спутнику — полковнику запаса Энгельбрехтену — известные слова «железного канцлера», который предостерегал своих потомков от войны с Россией. Я недостаточно владел немецким, но старался как можно ясней и убедительней доказать, что война, а тем более война с Советским Союзом, будет катастрофой для всего мира, и особенно для самой Гер­мании.

Политическое положение в Европе было чрезвычайно напряженным. Весной 1939 года гитлеровская Германия ликвидировала Чехословакию и отторгла от Литвы Клайпедский край. Ничего хорошего не сулила и при­ближающаяся осень: ожидались новые осложнения, на сей раз между Германией и Польшей из-за Данцига — Гданьска. Их столкновение неизбежно затронуло бы и соседнюю Литву и другие Прибалтийские государства. Естественно, что обе враждующие стороны заботило, какую позицию в случае вооруженного конфликта зай­мет Прибалтика, особенно Литва — их непосредственный сосед.Очевидно, именно из этих соображений польское правительство и пригласило в июле группу литовских журналистов. Едва эта группа вернулась на родину, как последовало приглашение в Германию. Приглашения были именные. Состав обеих групп был довольно разно­шерстным, так как в них входили представители прессы различных направлений. Кое-кто из газетчиков участво­вал как в первой, так и во второй поездке. В их числе и мне довелось побывать сначала в Польше, а затем в Германии.

Обстановка день ото дня обострялась. Война каза­лась неизбежной. Трудно было рассчитывать, что в слу­чае столкновения между Германией и Польшей военные действия не распространятся и на другие государства. Гитлер и его приспешники открыто угрожали Совет­скому Союзу, во все горло орали о необходимости лик­видировать «коммунистическую опасность». Мюнхенский сговор недвусмысленно указывал Гитлеру направление экспансии — на Восток! Но теперь в Москве велись пе­реговоры, которые вроде бы свидетельствовали о том, что Англия и Франция наконец-то осознали опасность агрес­сивных планов Гитлера и спешат найти общий язык с Советским Союзом. Кто же мог подумать, что полити­ческие заправилы панской Польши окажутся настолько близорукими, что не примут помощь, обещанную Совет­ским Союзом на московских переговорах. Не имея до­статочной информации, трудно было также предполо­жить, что Франция и Англия будут фактически блефо­вать на этих переговорах. В те дни казалось, что, развязав войну с Польшей, Гитлер должен будет воевать и с Советским Союзом.

Все это и понуждало меня напомнить немцам извест­ное предупреждение Бисмарка. Вряд ли для сопровож­давших нас чиновников могло что-то значить мнение о внешней политике какого-то там литовского журналиста, однако разговор о Бисмарке явно заинтересовал их. Разумеется, как поляки, так и немцы, приглашая литовских журналистов, стремились добиться благопри­ятного отношения к себе.

Путешествуя по Германии, мы сравнивали здешние впечатления с польскими. И что удивительно, в Польше настроение было воинственное, на каждом шагу ощуща­лась подготовка к войне. Нас возили там по недавно построенным оружейным заводам. В любом кабаре ис­полнялись патриотические песни и куплеты, пробуждающие боевой дух. Неподалеку от Варшавы нам показали шумные воинские маневры, в которых принимали уча-стие крупные соединения пехоты и конницы, разыграв­шие отражение танковой атаки. Нам сообщили, что подобное зрелище наблюдал и тогдашний командующий литовскойкой армией генерал Раштикис, незадолго до нас побывавший в Польше.

Между тем в Германии нам старательно демонстри-ровали объекты сугубо мирного значения — музеи, про­мышленные выставки, картинные галереи, катали на па­роходах по горным озерам Баварии и по Рейну, повезли на грандиозную выставку цветов, открывшуюся в Штут­гарте. Именно здесь, в Штутгарте, мне пришлось высту­пить на обеде, устроенном в честь нашей делегации. В своей речи я сравнил многонациональную Европу с этой великолепной, красочной выставкой, напомнив ста­рую истину о том, что добрые взаимоотношения между народами надо лелеять так же заботливо, как садовник выращивает цветы, а распри растут сами собой, как сорная трава, их и сеять не надо.

«Плохими хозяевами Европы будут те правительства, которые позволят воинам растоптать это соцветие наций», — сказал я в заключение и провозгласил тост за мир.

Во время поездки я, как и другие журналисты, ста­рался понять, уяснить настроения немецкого народа. Нам довелось говорить со многими людьми в разных местах и при различных обстоятельствах. Я спрашивал, что они думают о международном положении, о воз­можности войны. Было странно, что все, будто сгово-рившись, отвечали почти в один голос: войны не будет, но Гитлер получит все. Эти слова в устах немцев имели особый смысл после событий последнего времени — на­рушения положений Версальского договора о демили­таризации Рейнской области, восстановления военной мощи Германии, аншлюса Австрии, отторжения Судетской области, захвата Чехословакии, занятия Клайпедского края. Все это обошлось без войны, и избалован­ные успехом немецкие бюргеры делали отсюда вывод, что и в данном случае поляки поупрямятся, поломают­ся, да и уступят — как ни остер конфликт, но кто же станет воевать из-за какого-то Данцига, если не воевали при захвате целых государств.

Правда, полковник запаса Энгельбрехтен обронил в какой-то связи, что, если появится необходимость, Гер­мания достаточно подготовлена к войне. А когда я за­метил одному служащему гостиницы, что за Польшу могут вступиться другие государства, тот напыщенно процитировал в ответ заявление Геринга о необычайной мощи германской авиации, которая всегда сумеет обес­печить неприкосновенность рейха: ни один иностранный самолет не посмеет показаться над Германией.

Был на исходе август 1939 года. Поездка близилась к концу. Перед тем как нам отправляться на берлин­ский вокзал, доктор Шенеман пригласил нас к себе на чашку чаю. Здесь и состоялся разговор, во время кото­рого он произнес свою многозначительную фразу.

Едва вернувшись в Каунас из этой интересной поезд­ки, мы услыхали новость, которая стала важнейшей по-литической сенсацией: Советский Союз заключил с Гер­манией договор о ненападении. Теперь был понятен смысл таинственных слов доктора Шенемана, сказанных им накануне нашего отъезда. Чиновник германского министерства иностранных дел, он наверняка знал о том, что ведутся переговоры, и даже осмелился слегка при­поднять завесу тайны прежде, чем было официально объявлено о новом договоре.

Одновременно стало известно, что прерваны пере­говоры, проходившие в Москве между Советским Сою­зом, с одной стороны, и Англией и Францией — с дру­гой. Во время этих переговоров выяснилось, что запад­ные государства заинтересованы не столько в обуздании Гитлера, серьезном сплочении всех сил перед лицом фашистской агрессии и сохранении мира, сколько в том, чтобы, воспользовавшись проволочкой, натравить Германию на Советский Союз. Польское же правитель­ство, возглавляемое Рыдз-Смиглы и Беком, высокомер­но отвергло протянутую Советским Союзом руку помо­щи, заявив, что не пропустит Красную Армию через свою территорию. В этих условиях Советский Союз по­шел на заключение договора, предложенного Германией.

• Назад
• Вперед