Бегство из золотой клетки - 6

По приезде мы с Олей сразу направились по крутой лестнице на самый верх, в мансарду, откуда открывался чудный вид на уже золотящиеся деревья большого сада. Хозяйка объяснила сложные приемы добывания горячей воды в ванной, которые показались мне устаревшими даже по сравнению с московскими квартирами. В гостиной и в спальне я не нашла никаких отопительных приборов, кроме газового камина и чрезвычайно старомодной маленькой электропечки. А красивые большие окна, глядевшие в сад, были без вторых рам и обещали стужу зимой. Уже довольно хорошо наслышавшись о холоде в английских квартирах, я старалась не выдавать своих истинных чувств.

Затем появился весельчак-профессор и сказал, что прежде всего остального мы должны отправиться в полицию, чтобы меня формально «прописали» в его доме. Это мы сделали, обсудив по дороге советский колхозный строй, пока он искусно вел машину по неимоверно узким средневековым улочкам Кембриджа. Бумаги мои были в порядке — виза на один год с необходимостью последующего ежегодного продления. С моими хозяевами мы быстро подружились и впоследствии встречались также и после возвращения из Советского Союза.

Одна из улочек Кэмбриджа... - Trinity Lane

Другими съемщиками оказались молодая семья из Южной Африки с двумя малышками и несравненная мисс Мэри-Кэйт, о которой надо рассказать отдельно.

Мисс Мэри-Кэйт, библиотекарша на пенсии, была в неопределенном возрасте далеко за семьдесят. Яркие голубые глаза и горячий темперамент выдавали в ней ирландку. Она проработала в музеях Лондона и Кембриджа всю жизнь, много путешествовала и теперь являла собой кладезь знаний по искусству, и ее комната была теплейшим уголком в этом громадном доме, куда можно было постучаться в любое время.

В ее крошечной гостиной всегда горел газовый камин, она ласкала на коленях старую, хромую кошку, и истории лились из нее без перерыва. На столе у нее всегда был крепкий вкусный чай, хорошая выпечка, круглый хлеб и острый сыр. Весьма часто по вечерам Мэри-Кэйт потягивала виски, а мне наливала джину. Хотя у нее имелись родственники в Ирландии, ехать ей отсюда было некуда. Она вспоминала о не столь давних поездках в Турцию, Италию и Швейцарию, но теперь уже все это было позади. Друзей же у нее было много, и мы встретили некоторых: Мэри-Кэйт обожала, чтобы ее посещали, и чем большая толпа набивалась в ее комнатку, чем больше маленьких шумевших детей, тем больше ей это нравилось.

Южноафриканская молодая чета (муж — адвокат, жена — художница) тоже были людьми очень приятными, и уже после того, как они уехали к себе в Трансвааль, мы продолжали переписываться.

Постепенно мы познакомились и с другими обитателями Чосер Роуд и нашли здесь дружбу, которая все еще продолжается. Муж и жена, археологи с тремя детьми, были особенно доброжелательным семейством. С адмиралом военно-воздушных сил в отставке и его женой также было проведено немало вечеров. А прекрасная художница-акварелистка, жившая через дорогу от нас, любила расспрашивать о России: у нее в прошлом были семейные связи с русскими. Филиппе было где-то под семьдесят, и она отдавала много времени помощи инвалидам, перевозила их в своем автомобиле, участвовала в разных благотворительных мероприятиях и поражала меня своей неистощимой энергией. Она была вдовой известного геофизика, матерью его шести детей и бабушкой бесчисленных внуков, с которыми у нее были назначены различные дни недели для встреч. Одним словом, среди моих соседей я никогда не замечала пресловутой «чопорности и холодности», которыми наградила англичан молва и русская литература. Все были радушными, веселыми, легкими людьми, и нашу жизнь на Чосер Роуд никак нельзя было назвать одинокой.

В Лондоне мне предлагали в то время работу на Би-Би-Си (радиовещание на СССР), от которой я отказалась, так как это было бы чистейшей политикой. Мне в то время не хотелось делать ничего такого, что могло бы выглядеть как пропаганда и политика. Однако наши финансы требовали какого-то пополнения, и ничего другого не оставалось, как писать новую, третью книгу.

Тут не обошлось без сюрприза — из тех, что судьба все время подбрасывала мне. Известный лондонский издатель составлял в то время сборник рассказов в пользу благотворительного общества ОКСФАМ. Он включил в этот сборник мой нигде еще не напечатанный рассказ «Девяностый день рождения». Это была история о моем большом друге в Принстоне миссис Эдит Чемберлен и ее девяностолетии. В антологии мое имя стояло рядом с известными писателями и деятелями Англии, и все они, конечно, не нуждались в гонораре. Для меня же вновь изображать благотворительность, когда у Ольги уже не было денег на колледж, было смехотворно. Но я согласилась: писателю всегда так хочется видеть свою работу напечатанной! Это магия какая-то, когда листаешь страницы своей, пусть и небольшой работы. Ни с чем не сравнимое чувство. Я клюнула на приманку и потом наслаждалась, покупая экземпляры в книжном магазине в Кембридже и посылая их своим знакомым в Америку.

У меня было в ту пору написано около пятнадцати небольших рассказов о жизни в США, и я хотела сделать сборник под заглавием «Рассказы об Америке». Но когда я дала их прочесть знакомому издателю, он сказал, что «цельная книга была бы куда лучше». Я не знаю, почему сборник рассказов оказался «хуже». Он позволил бы мне коснуться самых разнообразных аспектов моих пятнадцати лет жизни в США. Однако надо было делать то, что сказал издатель. И книга эта—«Далекая музыка»— была несчастливой с самого начала.

Издатель, с которым я уже была знакома по антологии, отверг ее на основании того, что «книга эта —об Америке, пусть ее в Америке и издают». Затем литературный агент, к которому меня привела одна знакомая дама в Лондоне, пытался подсунуть мне «соавтора», который, по существу (и по его замыслу), написал бы книгу вместо меня. Эта затея, конечно, не встретила моего энтузиазма. После этого, расхрабрившись, я отправила рукопись в США, в издательство «Харкорт Брейс Иованович», которое когда-то очень хотело получить права на мою вторую книгу. Но ответ пришел неутешительный: вместо рассказов об Америке мне предлагали теперь вновь писать о детстве в Кремле, о Сталине, о моих родителях — обо всем, о чем уже было написано мною в моих старых книгах. Я никак не собиралась «переосмысливать» то, о чем уже писала однажды, и отказалась переделывать написанное. После долгих мытарств и полного отчаяния рукопись наконец была направлена в издательство «Даблдэй» в Нью-Йорк и пролежала там почти год. Издатель ломал голову, что с нею делать, а я полностью уверовала к тому времени, что никто в США эту книгу печатать не станет *

* Когда «Даблдэй» решил наконец книгу издать, мы уже собирали чемоданы для поездки в СССР.

И тут — как это было уже однажды, семнадцать лет тому назад,—как Deus ex machina **, появился на сцене всем известный Тикки Каул, бывший посол Индии в Китае, в Москве, в Вашингтоне, а теперь — член правления ЮНЕСКО.

** Deus ex machina — Бог из машины.

Посол Индии в СССР Т.Н. Каул на пресс-конференции в Москве 16 июня 1987 года

Он оказался вдруг в Лондоне. Мы встретились, обрадовали друг друга взаимным заявлением: «А вы ничуть не изменились!» и пошли в небольшой лондонский ресторан... Встреча эта окончилась тем, что Тикки Кауль приехал в Кембридж где-то в ноябре 1983 года и забрал мою рукопись с собой в Индию, как он сделал это и с рукописью «Двадцать писем к другу» в 1966 году в Москве. Почему события должны так повторяться, я не знаю. Но я уверена, что если я опять встречу Тикки, то это будет опять непременно какой-то роковой момент...

И «Далекая музыка» появилась, наконец, на английском языке в Дели (Индия) в августе 1985 года. Хотя издание оставляло желать лучшего с профессиональной точки зрения, а издатель — «Лансер Интернейшнл» — так никогда и не уплатил причитавшихся мне трех тысяч рупий,— опять-таки держать в руках изданную книгу было несказанным удовольствием.

И этот факт я рассматривала как большое достижение, хотя по условиям контракта книга распространялась только на рынках Индии, Бангладеш и Пакистана для публики, читающей на английском языке. Учитывая размеры этих стран и тот факт, что на английском там читают несравненно больше, чем на каком-либо ином языке, я должна была быть довольна. Но издатель решил автору вообще не платить. Он жаловался, что «название плохое: все думают, что это какая-то специальная книга о музыке, и не покупают».

Господи! Он же прислал мне рецензии, книга была хорошо прокомментирована в печати. Никто не полагал тогда, что эта книга «для музыкантов». Должно быть, он был разочарован, что не сделал на этой книге миллионов. Знакомая история. Но все же третья книга вышла!

• Назад
• Вперед