A+ R A-

Полынь-трава горькая... - 13

Содержание материала

 

 

 

Но вернемся несколько назад.

 

Тут важны последовательность, количество и места взрывов гре­мучей смеси, разрушившей атомный реактор и здание четвертого энергоблока.

После разрушения технологических каналов и отрыва от них па­роводяных и водяных коммуникаций пар, насыщенный испарившимся топливом, вместе с продуктами радиолиза и пароциркониевой реак­ции (водород плюс кислород) поступил в центральный зал, в помеще­ния барабанов-сепараторов справа и слева, в подаппаратные помеще­ния прочноплотного бокса.

С обрывом нижних водяных коммуникаций, через которые в ак­тивную зону подавалась охлаждающая вода, атомный реактор был полностью обезвожен. К сожалению, как мы увидим позже, операто­ры не поняли этого или не захотели в это поверить, что вызвало це­лую цепь неправильных действий, переоблучения и смерти, которые можно было бы избежать.

 

Макет аварии на ЧАЭС (фото 1)

1) Белые конусы - это датчики, которые контролируют общую ситуацию внутри саркофага.

2) Флажки - датчики, установленные в местах скопления реакторного топлива; контролируют температуру и уровень излучения.

3) Маленькие фигурки людей - это места, где побывали люди после аварии (устанавливали датчики, фотографировали разрушения, производили замеры).

4) Реактор расположен на высоте 35 метров над землей, высота центрального зала - 71 метр. Представьте себе колоссальные габариты энергоблока.

5) Зеленые трубы большого диаметра (2 слева и 2 справа) - сепараторы. Разделяют воду и пар. Желтые штуки слева и справа - ГЦН, насосы для подачи воды. Многочисленные погнутые зеленые трубы - обеспечивают снабжение водой.

6) Маленькие отсеки в самом низу - это зона локализации аварий. Расположена НАД землей, это не подвал. Оранжевые лужи - застывшее топливо, которое когда-то прожгло толстое днище защиты реактора и вытекло на нижние уровни.

7) Машинный зал на макет не влез... (именно там расположен турбоагрегат).

 

 

Макет аварии на ЧАЭС (фото 2)

8) На стыке частей макета можно заметить выдвинутую полочку с компьютерами - это БЩУ, блок управления. Получается, что операторы БЩУ во время работы сидели спиной к реактору.

9) Черная цилиндрическая штука в центре макета - защита реактора. На ней лежит крышка реактора ("Е", "Елена"), ее вес - 450 т.! Взрывом ее подбросило аж до самой крыши центрального зала, а потом она рухнула обратно, навсегда застряв поперек жерла реактора. Если присмотреться повнимательнее, то над этой крышкой можно заметить какие-то изогнутые конструкции. Когда-то это были мостовой кран центрального зала и разгрузочно-загрузочная машина. Торчащая "арматура" из этой крышки - вырванные взрывом топливные каналы.

10) ~75% внутренних помещений завалены мусором или полностью разрушены, поэтому доступа туда нет. Совсем нет. В этих помещениях  навсегда замурованы самые разные клапаны, вентиляторы, коллекторы и т. д.

 Серая крыша над макетом - это не изначальная крыша реакторного зала. Это сам саркофаг. Такой вот он тонкий и ненадежный. А с внешней стороны эти бетонные конструкции кажутся такими массивными и долговечными...

 

Итак — взрывы... Как я уже говорил, они произошли вначале в технологических каналах реактора, когда непомерно возросшее дав­ление стало их разрушать. Та же участь постигла нижние и верхние коммуникации реактора. Ведь давление, как мы помним, росло почти со взрывной скоростью — 15 атмосфер в секунду — и очень быстро до­стигло 250—300 атмосфер. Рабочие конструкции технологических ка­налов и трубопроводных коммуникаций рассчитаны максимум на 150 атмосфер (оптимальное давление в каналах реактора — 83 атмо­сферы).

Разорвав каналы и попав в реакторное пространство, рассчитан­ное на давление 0,8 атмосферы, пар надул его, и прежде все­го произошел паровой взрыв металлоконструкций. Имеющийся паро­сбросный трубопровод из реакторного пространства рассчитан на разрушение только одного-двух технологических каналов, а тут раз­рушились все.

Приведу фрагмент записи из журнала, сделанной одним из по­жарных в 6-й клинике Москвы: «Во время взрыва находился возле диспетчерской, на посту дневального. Вдруг послышался сильный выброс пара. Мы этому не придали значения, потому что выбросы пара происходили неоднократно за мое время работы (имеется в виду сра­батывание предохранительных клапанов в процессе нормальной ра­боты АЭС. — Г. М.). Я собирался уходить отдыхать, и в это время — взрыв. Я бросился к окну, за взрывом мгновенно последовали следу­ющие взрывы...»

Итак — «...сильный выброс пара... взрыв... за взрывом мгновенно последовали следующие взрывы...».

Сколько же было взрывов? По свидетельству пожарного, как ми­нимум три. Или больше.

Где могли произойти взрывы? Шум от сильного выброса пара — это сработали предохранительные клапаны реактора, но тут же раз­рушились. Далее рвались трубопроводы пароводяных и водяных коммуникаций. Возможно, и трубопроводы контура циркуляции в проч­ноплотном боксе. Следовательно, водород с паром поступил прежде всего в помещения пароводяных коммуникаций, возникли первые мелкие удары гремучей смеси, которые наблюдал начальник смены реакторного цеха В. Перевозченко в 1 час 23 минуты 40 секунд.

Водород с паром поступил также в помещения барабан-сепара­торов справа и слева, в центральный зал, в прочноплотный бокс.

Всего 4,2 процента водорода в объеме помещения достаточно, чтобы началась взрывная реакция гидролиза, в результате которой об­разуется всего-навсего обыкновенная вода.

Итак, взрывы должны были прозвучать справа и слева в шахтах опускных трубопроводов прочноплотного бокса, справа и слева в по­мещениях барабан-сепараторов, в парораспределительном коридоре под самим реактором. В результате этой серии взрывов разрушило по­мещения барабан-сепараторов, сами барабан-сепараторы весом сто тридцать тонн каждый сдвинуло с мертвых опор и оторвало от трубо­проводов. Взрывы в шахтах опускных трубопроводов разрушили по­мещения главных циркуляционных насосов справа и слева. В одном из них нашел свою могилу Валерий Ходемчук.

Затем должен был последовать большой взрыв в центральном за­ле. Этим взрывом снесло железобетонный шатер, пятидесятитонный кран и двухсотпятидесятитонную перегрузочную машину вместе с мостовым краном, на котором она смонтирована.

 

Перегрузочная машина, она наезжает на квадратик с наиболее выгоревшим топливом, затягивает внутрь себя старую топливную кассету, а взамен устанавливает свежую кассету.

 

Взрыв в центральном зале был как бы запалом для атомного ре­актора, который был откупорен и в котором было полно водорода. Возможно, оба взрыва — в центральном зале и в реакторе — произош­ли одновременно. Во всяком случае произошел самый страшный, и по­следний, взрыв гремучей смеси в активной зоне, которая была разру­шена внутренними разрывами технологических каналов, частью рас­плавлена, частью доведена до газообразного состояния.

Этот последний взрыв, выбросивший огромное количество актив­ности и раскаленных кусков ядерного топлива, частью упавшего на крышу машинного зала и деаэраторной этажерки, и вызвал пожар кровли.

Вот продолжение записи пожарного из журнала 6-й клиники Мо­сквы: «Я увидел черный огненный шар, который взвился над крышей машинного отделения четвертого энергоблока...»

Или другая запись: «В центральном зале (отметка плюс 35,6 — пол, самого центрального зала не существовало.— Г. М.) просматрива­лось не то зарево, не то свечение. Но там кроме пятачка реактора го­реть нечему. Совместно решили, что это свечение исходит от реакто­ра...»

Эту картину пожарные наблюдали уже с крыши деаэраторной этажерки и с крыши блока спецхимии (отметка плюс семьдесят один метр), куда они взбирались, чтобы сверху оценить ситуацию.

Взрывом в реакторе подбросило и развернуло в воздухе плиту верхней биозащиты весом пятьсот тонн. В развернутом, слегка нак­лонном положении она вновь рухнула на аппарат, оставив приоткры­той активную зону справа и слева.

 

Примерное расположение рухнувшей верхней плиты биозащиты после взрывов...

 

Один из пожарных поднялся на отметку пола центрального зала (плюс 35,6) и заглянул в реактор. Из жерла «вулкана» исходило излучение около 30 тысяч рентген в час плюс мощное нейтронное излучение. Однако молодые пожарные хотя и догадывались, но до конца не представляли степени грозящей им радиационной опасно­сти. От топлива и графита, по которым они ходили длительное время на крыше машзала, тоже светило до 20 тысяч рентген в час.

Но оставим на время пожарных, которые вели себя поистине как герои. Они гасили видимое пламя и победили его. Но их сжигало, и многих сожгло, пламя невидимое, пламя нейтронного и гамма-излучений, которые водой не загасишь...

Их было немного, тех, кто видел взрывы и начало катастрофы со стороны, но на близком расстоянии.

Они тушили возгорание в первый час после взрыва и боролись с атомной стихией. Их было 28 бойцов, принявших на себя жар пламени и смертоносное дыхание реактора.

 

 

 

 

 

 

Шестеро из них скончались от острой лучевой болезни. Ценой своей жизни герои отвели беду и спасли тысячи человеческих жизней.

 

Свидетельства их очень важны.

В момент взрыва в управлении Гидроэлектромонтаж, которое рас­полагалось в трехстах метрах от четвертого энергоблока, дежурил сторож Даниил Терентьевич Мируженко, сорока шести лет от роду. Услышав первые взрывы, подбежал к окну. В это время раздался по­следний страшный взрыв, мощный удар, похожий на звук во время преодоления звукового барьера реактивным истребителем, яркая световая вспышка озарила помещение. Вздрогнули стены, задребезжали и во многих местах повылетали стекла, тряхнуло пол под ногами.

Это взорвался атомный реактор. В ночное небо взлетели столб пламени, искры, раскаленные куски чего-то. В огне взрыва кувыркались обломки бетонных и металлических конструкций.

«Що ж воно так бухае?»—в растерянности, со страхом и тревогой подумал сторож, ощутив подпрыгивающее сердце в груди и какую-то сразу сжатость и сухость во всем теле, будто он вмиг похудел.

Большой клубящийся черно-огненный шар стал подниматься в небеса, сносимый ветром. Потом сразу же за главным взрывом начался пожар кровли машинного зала и деаэраторной этажерки. Стало видно, как с крыши полился расплавленный битум. «Вжэ горыть... Бис его... Вжэ горыть...» — не успев опомниться от взрывов и ощутимых сотрясений пола под ногами, прошептал сторож.

Проехали к блоку первые пожарные расчеты от пождепо промплощадки, из окна дежурки которого пожарные видели картину начала катастрофы. Это были машины из караула лейтенанта Владимира Правика.

 

Владимир Павлович Правик (13 июня 1962, Чернобыль, Киевская область, УССР, СССР — 11 мая 1986, Москва, СССР) — советский пожарный, принимавший участие в тушении пожара после аварии на ЧАЭС, лейтенант внутренней службы, Герой Советского Союза (1986, посмертно).

Во время тушения получил высокую дозу радиации, был отправлен на лечение в Москву, где и скончался в 6-й клинической больнице 11 мая 1986 года. Похоронен на Митинском кладбище в Москве.

Жене и дочери Владимир Правик успел отправить из больницы единственное письмо...

 

Мируженко бросился к телефону и позвонил в управление строительства Чернобыльской АЭС, но никто не ответил. Часы показывали половину второго ночи. Дежурный отсутствовал или спал. Тогда сторож позвонил начальнику Гидроэлектромонтажа Ю. Н. Выпирайло, но того также не оказалось дома. Видимо, был на рыбалке. Мируженко стал дожидаться утра, рабочего места не покинул.

В это же время с противоположной стороны от атомной станции, ближе к городу Припяти и железнодорожной ветке Москва—Хмельницкий, на расстоянии четырехсот метров от четвертого энергоблока оператор бетоносмесительного узла комбината строительных конструкций Чернобыльской АЭС Ирина Петровна Цечельская, находясь на смене, также услышала взрывы — четыре удара, но осталась работать до утра. Ведь ее бетоносмесительный узел обеспечивал бетоном изготовление конструкций для строящегося пятого энергоблока, на котором в ночь с 25 на 26 апреля работало около двухсот семидесяти человек и от которого напрямую до четвертого блока было тысяча двести метров. Радиационный фон там составлял 1—2 рентгена в час, но воздух тут и всюду уже был густо насыщен коротко- и долгоживущими радионуклидами, графитовым пеплом, радиоактивность которых была очень высока и которыми дышали все эти люди.

Когда грохнули взрывы, вспоминает Цечельская, невольно подумалось: преодоление звукового барьера... Взрыв котла в ПРК (пускорезервной котельной)... А может, рвануло водород в ресиверах? На ум приходило уже известное из прошлого опыта. Но котельная мирно стояла на месте, там шел плановый ремонт оборудования (на улице теплынь)... Звука летящего самолета не было слышно, как это обычно бывает после звукового скачка. В ста метрах ближе к городу Припяти прогромыхал тяжелый товарный состав, и все стихло. Потом стал слышен плеск, треск и клекот бушующего пламени над крышей маш-зала четвертого блока. Это горели керамзит и битум кровли, подожженные ядерным запалом. «Потушат!»—уверенно решила Цечельская, продолжая работу.

На бетоносмесительном узле, где находилась оператор Цечельская, радиационный фон составлял 10—15 рентген в час.

 

Наиболее неблагоприятной была радиационная обстановка в северо-западном направлении от четвертого энергоблока, в сторону железнодорожной станции Янов, переходного путепровода через железную дорогу от города Припяти до автомобильного шоссе Чернобыль— Киев. Туда прошло радиоактивное облако после взрыва реактора. На пути облака лежала и база Гидроэлектромонтажа, из окна которой сторож Мируженко наблюдал взрывы и развитие событий на крыше машинного зала. Облако прошло над молодым сосновым лесом, отсекающим город от промплощадки, обильно посыпав его ядерным пеплом. И станет он к осени и навсегда уже рыжим лесом, смертельно опасным для всего живого. Радиационный фон снаружи, в районе базы Гидроэлектромонтажа, составлял около 30 рентген в час.

Кто еще мог видеть взрыв реактора четвертого энергоблока в ту роковую ночь 26 апреля 1986 года?

Рыбаки — они практически денно и нощно как бы сменяли друг друга у места впадения отводящего канала в пруд-охладитель, каждый рыбачил в свободное от вахты время. Вода после работающих турбин и теплообменного оборудования всегда теплая, и тут хорошо клюет. К тому же весна, нерест, клев и вовсе отменный.

Расстояние от места рыбалки до четвертого блока около двух километров. Радиационный фон достигал здесь полрентгена в час. Услышав взрывы и увидев пожар, многие остались рыбачить до утра, иные, ощутив непонятную тревогу, внезапную сухость в горле и жжение в глазах, вернулись в Припять. Пушечные удары при срабатывании предохранительных клапанов, похожие на взрывы, приучили людей не обращать на подобные шумы внимания, а пожар... Потушат. Велика невидаль!

В момент взрыва в двухстах сорока метрах от четвертого блока, как раз напротив машинного зала, сидели два рыбака на берегу подводящего канала и ловили мальков. Всякий серьезный рыбак о судаке мечтает. А без малька на судака лучше не ходить, пустое дело. А он весной особенно норовит поближе к блоку, аккурат к насосной станции, и гуляет здесь и кишит. Один из рыбаков — человек без определенных занятий по фамилии Пустовойт. Второй — командированный, наладчик из Харькова Протасов. Очень ему понравились здешние места, хмельной воздух, отличная рыбалка. Подумал даже: «Перебраться бы сюда на постоянное жительство! Если удастся, конечно. Столичная область, лимит на прописку, так просто не устроишься». Хорошо ловился малек, и настроение было хорошее.

Теплая звездная украинская ночь. И не поверишь, что апрель, больше на июль смахивает. Четвертый энергоблок, белоснежный красавец, перед глазами. И приятно удивляет душу вот это неожиданное сочетание великолепной, ослепляющей атомной мощи и нежных плещущихся рыбок в садке.

Они услышали вначале два глухих, словно подземных, взрыва внутри блока. Ощутимо тряхнуло почву, последовал мощный паровой взрыв, и только потом, с ослепляющим выбросом пламени, взрыв реактора с фейерверком из кусков раскаленного топлива и графита. В разные стороны летели, кувыркаясь в воздухе, куски железобетона и стальных балок.

Ядерным светом фигуры рыбаков выхватило из ночи, но они не догадывались об этом. Ну что-то там рвануло. Бочка с бензином, что ли... Оба продолжали ловить мальков, не подозревая, что сами они, как мальки, попали в мощные тенёта (cеть для ловли зверей) ядерной катастрофы. Ловили и ловили мальков, с любопытством наблюдая за разворотом событий. У них на глазах развернули свои пожарные расчеты Правик и Кибенок, люди бесстрашно взбирались на тридцатиметровую высоту и бросались в огонь.

 

Виктор Николаевич Кибено́к (17 февраля 1963 — 11 мая 1986) — советский пожарный, лейтенант внутренней службы, Герой Советского Союза (1986, посмертно).

Во время тушения получил высокую дозу облучения, был отправлен на лечение в Москву, где и скончался в 6-й клинической больнице 11 мая 1986 года. Похоронен на Митинском кладбище в Москве.

 

«Глянь! Видал? Один пожарник (пожарный... admin) аж на блок «В» залез! (Плюс семьдесят один метр над землей.— Г. М..). Каску снял! От дает! Герой! Жарко, видать». Рыбаки схватили по 400 рентген каждый, ближе к утру стало неудержимо тошнить, очень плохо стало обоим. Жаром, огнем будто обжигало внутри грудь, резало веки, голова дурная, как после дикой похмелюги. И рвота, непрерывная, изматывающая. За ночь они загорели до черноты, будто в Сочи месяц на солнце жарились. Это и есть ядерный загар. Но они об этом еще понятия не имели.

Заметили, тут уже рассвело, и ребята с крыши сползают вроде одурелые, и тоже выворачивает их. Будто легче при этом стало, вроде как за компанию. Так и добрели до медсанчасти, а потом и в московскую клинику попали...

Даже утром 26 апреля к месту рыбалки продолжали подъезжать все новые и новые рыбаки. Это говорит о многом: о беспечности и безграмотности людей, о давней привычке к аварийным ситуациям, которые многие годы, оставаясь вне гласности, сходили с рук. Но к рыбакам вернемся позднее, утром, когда солнышко поднимется в ядерные небеса...

Вот свидетельство еще одного очевидца — бывшего начальника отдела оборудования монтажного управления Южатомэнергомонтаж Г. Н. Петрова:

«Из Минска на своей машине я выехал в сторону города Припя­ти через Мозырь 25 апреля 1986 года. В Минске проводил сына в армию для прохождения службы в ГДР. Младший сын, студент, был в стройотряде на юге Белоруссии. К вечеру 26 апреля он тоже пытался пробраться в Припять, но уже стояли кордоны, и его не пу­стили.

К городу Припяти я подъезжал где-то около двух часов тридцати минут ночи с северо-запада, со стороны Шипеличей. Уже возле станции Янов увидел огонь над четвертым энергоблоком. Четко вид­на была освещенная пламенем вентиляционная труба с поперечными красными полосами. Хорошо помню, что пламя было выше трубы. То есть достигало высоты около ста семидесяти метров над землей. Я не стал заворачивать домой, а решил подъехать поближе к четвер­тому энергоблоку, чтобы лучше рассмотреть. Подъехал со стороны управления строительства и остановился метрах в ста от торца ава­рийного блока. Увидел в ближнем свете пожара, что здание полу­разрушено, нет центрального зала, сепараторных помещений, крас­новато поблескивают сдвинутые со своих мест барабан-сепараторы. Аж сердцу больно стало от такой картины. Потом рассмотрел завал и разрушенное ГэЦээНовское помещение. Возле блока стояли пожар­ные машины. Проехала к городу «скорая» с включенной мигалкой... (Прерывая рассказ Петрова, скажу, что в том месте, где он остано­вил машину, радиационный фон достигал 800—1500 рентген в час, главным образом от разбросанного взрывом графита, топлива и летя­щего радиоактивного облака.— Г. М.) Постоял с минуту, было гнету­щее ощущение непонятной тревоги, онемение, (глаза впитывали все и запоминали навсегда. А тревога все шла в душу, и появился неволь­ный страх. Ощущение невидимой близкой угрозы. Пахло как после сильного разряда молнии, еще терпким дымом, стало жечь глаза, су­шить горло. Душил кашель. А я еще, чтобы лучше рассмотреть, приопустил стекла. Была ведь теплая весенняя ночь. Я хорошо видел, что горит кровля машзала и деаэраторной этажерки, видел фигурки пожарников(-ных), мелькавшие в клубах пламени и дыма, протянутые вверх от пожарных машин вздрагивающие шланги. Один пожарник(-ый) взобрался аж на крышу блока «В», на отметку плюс семьдесят, види­мо, наблюдал за реактором и координировал действия товарищей на кровле машзала. Они находились на тридцать метров ниже его... Те­перь, спустя время, мне понятно, что он поднялся тогда на недося­гаемую высоту первый во всем человечестве. Даже в Хиросиме люди не были так близко от ядерного взрыва, бомба там взорвалась на вы­соте семьсот метров. А здесь — совсем рядом, вплотную к взрыву... Ведь под ним был кратер ядерного вулкана и 30 тысяч рентген в час... Но тогда я этого не знал. Я развернул машину и поехал к себе домой, в 5-й микрорайон города Припяти. Когда вошел в дом, мои спали. Было около трех часов ночи. Они проснулись и сказали, что слышали взрывы, но не знают, что это такое. Вскоре прибежала возбужденная соседка, муж которой уже был на блоке. Она сообщила нам об ава­рии и предложила распить бутылку водки для дезактивации орга­низма. Бутылку дружно, с шутками распили и легли спать...»

 

Тут уместно напомнить читателю, что на многих пресс-конфе­ренциях говорилось, что непосредственно перед взрывом реактор был надежно заглушен, стержни были введены в активную зону.

Однако, как уже говорилось, эффективность аварийной защиты из-за грубых нарушений технологического регламента была сведена практически к нулю. Поглощающие стержни после нажатия кнопки АЗ вошли, как было уже сказано, в активную зону всего на два с по­ловиной метра вместо положенных семи и не заглушили реакцию, а, наоборот, способствовали разгону на мгновенных нейтронах. Об этой грубейшей ошибке конструкторов аппарата, в конечном счете послужившей главной причиной ядерной катастрофы, не было сооб­щено ни на одной пресс-конференции.

 

 

Яндекс.Метрика