Море и флот в поэзии...том1 - 5

ПАВЕЛ КАТЕНИН

1792—1853

ГРУСТЬ НА КОРАБЛЕ

Ветр нам противен, и якорь тяжелый

Ко дну морскому корабль приковал.

Грустно мне, грустно, тоскую день целый;

Знать, невеселый денек мне настал.

Скоро минуло отрадное время;

Смерть все пресекла, наш незваный гость:

Пала на сердце кручина, как бремя:

Может ли буре противиться трость?

С жизненной бурей борюсь я три года.

Три года милых не видел в глаза.

Рано с утра поднялась непогода:

Смолкни хоть к полдню, лихая гроза!

Что ж? может, счастливей буду, чем прежде,

С матерью свидясь, обнявши друзей.

Полно же, сердце, вернися к надежде;

Чур, ретивое, себя не убей.

1814

КОНДРАТИЙ РЫЛЕЕВ

1795—1826

ЯКОВ ДОЛГОРУКИЙ

Корабль летел как на крылах,

Шумя уныло парусами,

И, зарывался в волнах,

Клубил их и вздымал буграми.

Седая пена за кормой

Рекой клубящейся бежала

И шум однообразный свой

С ревущей бурею сливала.

На шканцах шумною толпой

Стояли с пленниками шведы,—

Они летели в край родной

С отрадной вестию победы.

Главу склонив, с тоской в очах

И накрест опустивши руки,

На верхней палубе, в мечтах,

Сидел отважный Долгорукий.

Об чем ты думаешь, герой?

Об чем в унынии мечтаешь?

Знать, мыслишь о стране родной

И плен постыдный проклинаешь.

Он говорил: «Родной земли

Уже не зреть страдальцу боле;

Умру, как изгнанник вдали.

Умру с бесславием в неволе.

В печальном плене дни влача

В своей темнице безотрадной,

Я буду таять, как свеча,

Как пред иконой огнь лампадный;

В печальном плене дни влача,

Вотще пылаю славой дедов;

Увы! не притупить меча

Тебе о кости грозных шведов.

Уж для меня, как битвы знак,

Не загремят в полках литавры,

И не украсят мой шишак

Неувядаемые лавры.

Не буду я. служа Добру,

Творить вельможам укоризны

И правду говорить Петру

Для благоденствия Отчизны.

Ах! лучше смерть в седых валах,

Чем жизнь без славы и свободы;

Не русскому стенать в цепях

И изнывать без цели годы».

Так пел герой. Меж тем вдали

Уже сияли храмов шпицы,

Чернелись берега земли

И стаями неслися птицы.

Вот видны башни на скалах:

То Готенбург на бреге диком —

И шведы с пламенем в очах

Приветствуют отчизну криком!

Подняв благочестивый взор

И к небу простирая длани,

В слезах благодарит пастор

И бога вод и бога брани.

Вокруг него толпы врагов,

Молясь, упали на колена...

Бушует ветр меж парусов.

Корабль летит, клубится пена.

Катятся слезы из очей

И груди шведов орошают;

Они отцов, сестер, детей

Уже в мечтаньях обнимают...

Вдруг Долгорукий загремел:

«За мной! Расторгнем плен постыдный!

Пусть слава будет нам удел

Иль смертию умрем завидной».

Лилася кровь, сверкал булат,

Пал неприятель изумленный,

И завоеванный фрегат

Помчался в Ревель покоренный.

1823

ФЕДОР ГЛИНКА

1786—1880

МОРЕ

Душа томится в вихрях света;

Мне душен воздух городской;

И я. оставив за собою

Заботы, пыль и тесноту,

Спешу на дикий берег моря —

На зов понятной мне мечты...

Я вижу синее пространство

В его роскошной широте;

И мне повеял ветер свежий,

Как будто с родины моей!

Златое сердце утопало

В волнах багряных облаков,

И флаги алые ходили

Под дымным синевом небес;

И я увидел, как знакомца.

Долину влаги голубой;

И необъятное пространство

Так нравилось моей душе,

Как будто что-то ей родное...

Не знаю... или, может быть,

И знаю... но могу ль сказать

Языком скудным человеков

О том, чей дивный образ нам —

Необозримое пространство!

И почему к себе всегда

Манит фантазию поэта

Румянцем блещущая даль?..

Я слушал плеск валов шумящих

И в беспредельность улетал:

Она была мне как свобода,

Когда она в волшебных снах              '

Приснится узнику младому...

Я, сладкой нежностью дыша,

Как будто молодел душой;

И, томность светской суеты

Стряхнув с себя, как пыль градскую,

Я весь как обновленный стал!..

Но звезды вечера зажглися,

И с легкой ношей сладких чувств

Я крался сквозь толпы   народа,

Робея счастье обронить...

Ах, если б в шуме сих кипящих

Расчетов, выгод и страстей,

Где сохнет сердце, вянут чувства,

Ах, если б век я был так свеж

И так в восторгах беспределен,

Как ты. кого теперь пою,

Долина моря голубая!

1825

ПЛАВАНИЕ ДНЕМ

Все взморье  - серебро литое!

Погодный день! — и солнце золотое

Глубоко в зеркале воды горит!

Уж Петербург от нас, как пышный сон бежит;

Чуть видны острова с зелеными елями.

И домы с флагами, и башни со шпилями...

На левом береге мелькает монастырь,

И мыза Стрельная с дворцом своим белеет;

Кругом по берегам то дачи, то пустырь;

Вдали Кронштадт и Сестрорецк синеет...

Спокойствие... погода... тишина,

И стекловидная поверхность вод яснеет,

Как ясный слог  Карамзина.

Как верная земных событии повесть.

Как, в чувстве правоты, светлеющая совесть...

Наш пароход — особый мир!

Тут люди разных стран, чинов и разной веры:

Калмык и жид. красавицы и офицеры;

Играет музыка — как званый пир!

Близ нас и мимо нас беспечно реют волны...

Неясных дум и ясной веры полный,

Я думал: будь земля — огромный пароход,

Будь пассажир — весь смертных род,—

Друзья! спокойно плыть и в беспокойстве вод!

Откинем страх: тут правит пароходом

Уж лучше Берда кто-нибудь!

(Но Берду все и честь и слава!)

Итак    - спокоен, смертный, будь!

Будь жизнь— доверенность, и будет путь   -забава!

Не унывай! по-детски веселись!

И. доброе дитя, отцу добра молись!

Не рабствуй суете -   крепись!

Без воли кормчего твой не погибнет волос,—

С такой надеждою      вся жизнь игра!..

Покуда с палубы раздастся звонкий голос:

«Вот пристань, господа, гулять в саду пора!»

1825

УТРО НА ПАЛУБЕ

Свежо!... и тихо!... и красиво!...

У нас, на палубе, все дремлет молчаливо;

Но позже полчаса — и вот

Пошел ходчее пароход,

И просыпаются... и стало говорливо...

Повеял утренник, и облаков седых

Летят последние частички...

И пассажирок молодых

Видней хорошенькие лички.

1825

• Назад
• Вперед