Море и флот в поэзии...том1 - 14

КОЗЬМА ПРУТКОВ

ПОЕЗДКА В КРОНШТАДТ

Посвящено сослуживцу моему по министерству финансов г. Бенедиктову

Пароход летит стрелою,

Грозно мелет волны в прах

И, дымя своей трубою,

Режет след в седых волнах.

Пена клубом, пар клокочет,

Брызги перлами летят,

У руля матрос хлопочет,

Мачты в воздухе торчат...

Вот находит туча с юга

Все чернее и черней;

Хоть страшна на суше вьюга,

Но в морях еще страшней!

Гром гремит, и молньи блещут,

Мачты гнутся, слышен треск,

Волны сильно в судно хлещут,

Крики, шум, и вопль, и плеск!

На носу один стою я *

* Здесь, конечно, разумеется нос парохода, а не поэта; читатель сам мог бы догадаться об этом. (Примечание К. Пруткова.)

И стою я не страшась,

Морю песни в честь ною я,

И пою я веселясь!..

Море с ревом ломит судно,

Волны пенятся кругом:

Но и судну плыть нетрудно

С архимедовым винтом.

Вот оно уж близко к цели,

Вижу,— дух мой объял страх:

Ближний след наш еле-еле,

Еле видится в волнах,

А о дальнем и помину,

И помину даже нет,

Только водную равнину,

Только бури вижу след.

Так подчас и в нашем мире

Жил, писал поэт иной,

Звучный стих ковал на лире

И исчез в волне мирской!..

Я мечтал; но смолкла буря,

В бухте стал наш пароход,—

Мрачно голову понуря,

Зря на суетный народ,—

Так, подумал я, на свете

Меркнет светлый славы путь!

Ах, ужель я тоже в Лете

Утону когда-нибудь!..

1854

ДМИТРИЙ ДАВЫДОВ

1811—1888

СЛАВНОЕ МОРЕ, СВЯЩЕННЫЙ БАЙКАЛ

Славное море, священный Байкал,

Славный корабль — омулевая бочка.

Эй, баргузин, пошевеливай вал —

Молодцу плыть недалечко.

Долго я тяжкие цепи носил,

Долго бродил я в горах Акатуя;

Старый товарищ бежать пособил,

Ожил я, волю почуя.

Шел я и в ночь и средь белого дня,

Вкруг городов озирался зорко,

Хлебом кормили крестьянки меня,

Парни снабжали махоркой.

Шилка и Нерчинск не страшны теперь,

Горная стража меня не поймала,

В дебрях не тронул прожорливый зверь,

Пуля стрелка миновала.

Славное море, священный Байкал,

Славный мой парус — кафтан дыроватый.

Эй, баргузин, пошевеливай вал —

Слышатся грома раскаты.

1858

АЛЕКСЕЙ ТОЛСТОЙ

1817—1875

*   *   *

Колышется море; волна за волной

Бегут и шумят торопливо...

О друг ты мой бедный, боюся, со мной

Не быть тебе долго счастливой:

Во мне и надежд и отчаяний рой,

Кочующей мысли прибой и отбой,

Приливы любви и отливы!

1856

*   *   *

Если б я был богом океана,

Я б к ногам  твоим принес, о друг,

Все богатства царственного сана,

Все мои кораллы и жемчуг!

Из морского сделал бы тюльпана

Я ладью тебе, моя краса;

Мачты были б розами убраны,

Из чудесной ткани паруса!

Если б я был богом океана,

Я б любил тебя, моя душа,

Я б любил без бури, без обмана,

Я б носил тебя, едва дыша!

Но беда тому, кто захотел бы

Разлучить меня с тобою, друг!

Всклокотал бы я и закипел бы!

Все валы свои погнал бы вдруг!

В реве бури, в свисте урагана

Враг узнал бы бога океана!

Всюду, всюду б я его сыскал!

Со степей сорвал бы я курганы!

Доплеснул волной до синих скал,

Чтоб добыть тебя, моя циана,

Если б я был богом океана!

Лето 1856 г.

ЯКОВ ПОЛОНСКИЙ

1819-1898

КАЧКА В БУРЮ

Посв. М. Л. Михайлову

Гром и шум. Корабль качает;

Море темное кипит;

Ветер парус обрывает

И в снастях, свистит.

Помрачился свод небесный,

И, вверяясь кораблю,

Я дремлю в каюте тесной...

Закачало — сплю.

Вижу я во сне: качает

Няня колыбель мою

И тихонько напевает —

«Баюшки-баю!»

Свет лампады на подушках;

На гардинах свет луны...

О каких-то все игрушках

Золотые сны.

Просыпаюсь... Что случилось?

Что такое? Новый шквал? —

«Плохо — стеньга обломилась,

Рулевой упал».

Что же делать? Что могу я?

И, вверяясь кораблю,

Вновь я лег и вновь дремлю я...

Закачало — сплю.

Снится мне: я свеж и молод,

Я влюблен, мечты кипят...

От зари роскошный холод

Проникает в сад.

Скоро ночь — темнеют ели...

Слышу ласково-живой.

Тихий лепет: «На качели

Сядем, милый мой!»

Стан ее полувоздушный

Обвила моя рука,

И качается послушно

Зыбкая доска...

Просыпаюсь... Что случилось? —

«Руль оторван; через нос

Вдоль волна перекатилась,

Унесен матрос!»

Что же делать? Будь что будет!

В руки бога отдаюсь:

Если смерть меня разбудит —

Я не здесь проснусь.

1850

НА ЧЕРНОМ МОРЕ

Отрадней сна, товарищ мой,

Мне побеседовать с тобой:

Сердитый вал к нам в люки бьет;

Фонарь скрипит над головой;

И тяжко стонет пароход,

Как умирающий больной.

Ты так же ранен, как и я...

Но эти раны жгут меня

И в то же время холодят;

Но спас меня хирурга нож,

Но ты меня моложе, брат,

И ты меня переживешь.

Едва ли, впрочем, этот Крым,

И этот гул, и этот дым,

И эти кучи смрадных тел

Забудешь ты когда-нибудь,

Куда бы ты ни полетел

Душой и телом отдохнуть.

На лоне мира и любви

Ты вспомнишь — ужас! — ты в крови

Топтал товарищей своих,

Ты слышал их предсмертный хрип,

Ты, раненый, близ ран моих

Лежал, страдал и — не погиб.

Какой ценой, ты вспомнить, брат,

Купили мы развалин ряд!

Для человеческих ушей

Гром неестественный гремел,

Когда мы лезли из траншей

На вал, скользя но грудам тел.

Но грянул взрыв — последний взрыв...

И я без чувств упал в обрыв.

Когда ж очнулся... Боже мой!

Какая тишь была вокруг!

И страшен город был немой,

И страшно нем был мой испуг.

Стена была обагрена...

Дым застилал, как пелена,

Небесный свод — и от земли

Тяжелый поднимался пар...

Вдали пылали корабли,

И отражал залив пожар.

Ликуйте, гордые умы!

Могилу храбрых взяли мы...

Коварной славы сладкий дым,

Ты горек нам. ты дорог нам!

Но — фимиам необходим

Кумиру и его жрецам.

Когда ты снова посетить

Наш императорский Париж,

Смутит тебя победный крик,

Как пляска после похорон,

Как сумасшедшего язык,

Как смех, в котором слышен стон.

Пускай наш новый полубог

Вкушает славу!.. Я б не мог...

Я для иного был рожден.

Иные цели смел таить,

И был, как бурей, увлечен

Туда, где я не мог любить...

И где, казалось бы, не след

Мне умереть в чаду побед...

Но   - умираю... Все, что я

Любил когда-то, в эту ночь

Как будто около меня

Стоит и не отходит прочь.

Я вижу — пот моя семья...

Вот мать... вот нежная моя

Подруга... дети... Боже мой!

А это кто?! Иль это бред?..

Какой-то призрак роковой —

В блестящей мантии скелет...

Ужели смерть?.. Зачем она.

Грозя, кричит: «Пылай, война!

Враждуйте, племена всех стран!

Вот вам республика и трон,

И христианство и Коран,

Мадзини и Наполеон!»

Скажи, что значу я пред ней

Со всею гордостью моей...

Ее десница мне на грудь

Легла — и я как тряпка смят!

Освободи, брат! дай вздохнуть!..

Ага! да ты уж умер, брат!

1855

• Назад
• Вперед