Адмирал И.С. Исаков - 13
- Опубликовано: 02.01.2013, 11:30
- Просмотров: 397844
Содержание материала
После выпуска всем полагался месячный отпуск. Только трое решили от него отказаться — в их числе и мичман Исаков. «Жаждали отдать свои молодые жизни во славу флота»,— с иронией объяснял он много лет спустя этот поступок молодому инженеру флота Михаилу Корсунскому, исследователю судьбы последнего экипажа «Изяслава». Доля истины в этом была. Но только доля. Исакову надо было поехать в Тифлис — пять лет не видел матери. Да и неплохо показаться в морской форме среди друзей школьных лет и перед насмешниками — в его возрасте простительна и такая слабость. Но где раздобыть на долгое путешествие по разоренным дорогам России деньги, даже учитывая положенные проездные от казны? Не было у него таких денег. И не было желания рисковать будущим, надеяться на волю случая. Он не хотел устраняться от происшедшего, наоборот, его тянуло в гущу событий, и было бы дичайшей нелепостью именно в такой час застрять где-то в пути или в Тифлисе, за бортом флота.
В Адмиралтействе чиновники выдали мичманам проездные документы до Гельсингфорса и вручили какие-то пакеты «особой важности» для передачи на штабной корабль «Кречет».
В поездах уже появились матросские патрули, они придирчиво и с насмешкой смотрели на свеженьких мичманов. А мичманы беззаботно подсчитывали, кому какой нужен срок до лейтенанта и через сколько десятилетий можно рассчитывать на самостоятельное командование хоть небольшим шипом...
В финляндской столице мичманы, ищущие «Кречет», не вызывали симпатий: «Кречет» заработал дурную славу гнезда монархистов.
"Кречет" (до 12.8.1915 -У). Бывший финский товаро-пассажирский параход "Полярис", построеный в 1889 в Англии. 21.5.1915 мобилизован и зачислено в состав БФ. До 12.8.1915 относилось к классу транспортов. Участвовал в 1-й мировой войне (использовалось в качестве штабного корабля командующего БФ) и Февральской буржуазно-демократической революции. 11-20.4.1918 совершило переход из Гельсингфорса в Кронштадт. С 7.12.1918 по 20.6.1919 и со 2.6.1921 по 10.3.1922 находилось в распоряжении Трансбалта и использовалоеь в качестве товаро-пассажирского парахода. 20.12.1926 сдано Совторгфлоту и исключено из состав РККФ. К началу ВОВ входило в состав ДГМП НКМФ и было приписано к Владивостокскому порту. В 1941 мобилизовано вновь и в качестве ПБС ЭПРОН вошло в состав ТОФ. 17.4.1942 ввиду потребности в капитально отремонтировано разоружено и возвращено ДГМП. 14.12.1942 при стоянке на рейде Гонконга было обстреляно, получило повреждения и затонуло.
В учебно-распределительной части штаба Исакова прощупали оловянным взглядом до печенок, вскрыли особо важный пакет, изучили вдоль и поперек не столь уж тайные для него аттестации и сразу решили: черный гардемарин из инородцев — этот скоро примкнет к большевикам. Флаг-офицер, полистав его дело, приказал в Гельсингфорсе не задерживаться. В Ревель отправляется ежедневно «Ермак» — на нем немедленно отбыть на южный берег, найти в Копли на заводе Беккера «Изяслав» и доложить о прибытии командиру эсминца.
В порту он встретил своих друзей — Бекмана и Гаврилова. Бекман пришел проводить Исакова и Гаврилова, сам он назначен на «Цесаревич» - (С 31 марта 1917 года переименован в "Гражданин". Списан и разобран на металл в 1925 году.)
— Опять крестины,— сказал Гаврилов. Он отправлялся в Ревель без назначения.— Будет Алька срубать старый режим...
Они вспомнили прошлое лето на острове Русском и матроса в беседке у борта ледокола «Генерал-адъютант Сухомлинов», срубающего имя опального министра,— под ругань боцмана и капитана матрос ронял в воду тяжелые бронзовые литеры длинного названия; гардемарины смеялись, а несчастный капитан ледокола твердил, что одна только мысль о крещении ледокола заново ему нутро выворачивает, каждая посудина с каким именем родится, с тем и помирает — в славе или в безвестности... Борис Гаврилов, прозванный в классах Гаврюшкой, заикаясь, смущенно спросил тогда рассерженного капитана, как избежать таких казусов. Капитан ответил: «Не гоже крестить корабли именами живых, лучше — именами покойников. Да и то с выбором, понадежнее». Но теперь мичманам не до смеха. Они понимали: идет коренная ломка жизни, имена всяких венценосцев, монархов, великих князей, получающих адмиральские чины не нюхая мостика,— стереть и забыть.
Бекману надо было на рейд в Лапвик, к Гангуту, А Исаков с Гавриловым взошли пассажирами на борт славного «Ермака».
Фото ледокола "Ермак", которое старший штурман Е.А. Вавилов брал с собой в последующем на все корабли...
«Ермак» на каботажной линии!.. Очевидно, дух этой весны был такой мятежный, что не трепет вызвал у мичмана приход на борт детища Макарова, построенного ради величайшего дела — ради опытного плавания по будущему Северному морскому пути, но оставленного по произволу царя в Финском заливе «зимним извозчиком»; не трепет, не высокие мысли о деяниях боцманского сына, а чувство горечи. Как далеко шагнуло бы отечественное мореплавание, если б не зависело от тупых властителей...
«Ермак» ошвартовался в Купеческой гавани Ревеля. На извозчике добрались на полуостров Копли, в район заводских зданий — к дому командиров новостроящихся кораблей.
Исаков уверенно вошел в кабинет командира «Изяслава» Леонтьева (капитан 2 ранга Леонтьев 1-й В. К), лихо отрапортовал ему о своем прибытии и растерялся, когда командир молча указал ему на дверь в соседнюю комнату. Он еще не знал, что за Леонтьевым укрепилась в Ревеле кличка «Анюта», а за обитателем соседней комнаты капитаном I ранга Клавдием Валентиновичем Шевелевым, начальником XIII дивизиона эсминцев,— прозвище «Клаша».
Шевелёв Клавдий Валентинович Контр-адмирал (29 октб 1881, Калиш - 28 мая 1971, Сан-Франциско)
Злословили, что бесхарактерный «Анюта» и полслова не вымолвит без волевого «Клаши», и потому дверь из его кабинета в кабинет комдива всегда раскрыта настежь.
В следующую минуту мичман стоял перед невысоким, но крепким офицером с холодными, умными глазами, способными привести в трепет подчиненного, остудить не в меру горячего и скрыть за внешней благожелательностью неистовую ярость и глубокое презрение.
Высокого, с отличной выправкой и хорошо воспитанного мичмана «Клаша» раскусил, казалось, сразу, отметив про себя и не резко выраженные кавказские черты его внешности. Он подробно расспросил о программе Отдельных гардемаринских классов, давая тем самым понять, что для офицерской среды сия затея — темный лес и выйдет ли из этой затеи путное,— покажет время, умело проверил заодно и уровень «маний новичка, узнал, откуда он родом, кто мать, кто отец, есть ли среди предков дворяне и офицеры, с неудовольствием отметил год, проведенный в Технологическом, и неожиданно повторил фразу непотопляемого старлейта Шлиппе: «Ну-ну, посмотрим, что выйдет из этого эксперимента...»