Море и флот в поэзии...том2 - 10

РОМАН ЧЕКНЁВ

ЭТО ДЕЛО БЫЛО У КРОНШТАДТА...

Это дело было у Кронштадта

С комсомольцем, бравым моряком

В дни когда военная блокада

Облегла республику кругом.

В гавани, в кронштадтской гавани

Пары подняли боевые корабли.

Уходим в плаванье из нашей гавани.

Чтоб стать на страже Советской земли.

На заводе был он машинистом.

Но когда настал тревожный год,

Он с отрядом юных коммунистов

Добровольцем уходил на флот.

Распрощавшись с Нюркой чернобровой

Вечерком в садочке у реки.

Он сказал девчонке той бедовой:

«Ухожу я, Нюра, в моряки!»

Как-то раз на вахте комендором

Лунной ночью на корме стоял.

Наблюдая за морским простором,

Он чужую лодку увидал.

Всё сильнее сердце колотилось,

Комсомольский пенился задор.

Громом пушки море огласилось —

Не промазал красный комендор.

Потонули с затаенной злобой.

Не успев от выстрела удрать.

Не пришлось английским твердолобым

Кораблей советских подорвать.

Десять лет. как в сказке, пролетели,

По мы помним вражеский поход,

Из объятий Балтики сумели

Возвратить подлодку в Красный Флот.

Если лорды к нам придут с войною

И затеют снова канитель.—

Угостим сигарою стальною

Мы с подлодки нашей типа «ЭЛЬ».

В гавани, в кронштадтской гавани

Пары подняли боевые корабли.

Уходим в плаванье из нашей гавани.

Чтоб стать на страже Советской земли.

БОРИС КОРНИЛОВ   

1907—1939

ТОЛЬКО С МОРЯ -  ПРЯМО НА КОНЯ

(Отрывок из поэмы * Самсон*)

Их видали люди в Первой Конной,

как они в мерцаньи и в пыли,

сомкнутой,

передовой колонной

в город занимаемый вошли.

Их видали люди в иоле чистом.

как летели, шашками звеня,

каждый был из них кавалеристом,

только с моря  — ,

прямо на коня.

Их погибло много.

Я тоскую

о погибших в яростном бою

и ничем, пожалуй, не рискую,

если о погибели спою.

Нарисуй мое большое слово,

как, опутанный со всех сторон,

окружен

у города Ростова

в плен попался третий эскадрон.

Все патроны были на исходе,—

ну, земля,

сынов благослови!

Только клеши,

по тогдашней моде

в пол-аршина шириной,

в крови.

Белые...

Вспасенье не поверив,

все бойцы прощаются любя,

и последней пулей Мишка Зверев

убивает самого себя.

Милые...

Увидимся? Едва ли...

Но красиво прожили свой век, отгуляли

и отвоевали...

В плен попало десять человек.

Двух из них прикончили.

Расправа

штыковая...

На душе мороз.

Остальных оставили:

—  Направо,

шагом марш!

И штабную, на допрос...

...Он встает

и начинает сразу:

«Мы тебя, такую-то заразу,

вот увидишь, душу с тебя вон!

Мы умрем,

придут другие снова,

это — заключительное слово,

род гадючий...»

И молчит Самсон.

И стоит, дымясь и вырастая,

молодой и злобный впереди,

по лицу струится кровь густая,

рваная тельняшка на груди,—

тут не до мольбы и не до пряток.

Генерал поднялся голубой,

приговор и яростен и краток:

«Шомполами...

Сволочь...

На убой...»

Фонаря мерцающее пламя.

дух амбарный,

на дворе мороз,

и матросов били шомполами,

клочья мяса падали в навоз...

Этой ночью было наступленье

Красной Армии.

И не совру,

коль скажу, что все-таки селенье

было все очищено к утру.

Выносили трупы из амбара,

трупы, связанные по рукам,—

два красноармейских комиссара

приложили руки к козырькам.

На сырую землю положили,

встали, молчаливые, вокруг,

видели разорванные жилы,

но Самсон пошевелился вдруг,

застонал.

Еще одно движенье —

поскрипел зубами, чуть дыша,

видимо, недаром при рожденьи

назвали Самсоном малыша.

В лазарете чистые палаты,

слышен птичий щебет со двора,

На сиделках белые халаты,

на осмотр приходят доктора.

Их больные стонами встречают,

доктора смеются:  «Ты живой...»

Подойдут к Самсону,

покачают,

каждый покачает головой.

Но проходит все на этом свете,

все проходит, задушевный мой,

и Самсон полгода в лазарете

пролежал

и выписан домой...

Вот она,

река моя родная,

величава, широка она...

Правая гористая.

лесная,

левая на Волге сторона...

1936

• Назад
• Вперед