Семь футов под килем - 56

Костя понемногу перетаскал на толкучку и в ломбард оставшиеся от бабушки ценные вещи.  Дело  порой  доходило до того, что ему   нечего   было  есть,  но — странное  дело— чем   ниже  он   опускался,  тем   крепче утверждалась   в   его   голове   одна   мысль: неважно как, но на него, по-щучьему велению, по его хотению, проливается внезапно золотой дождь. Золотой не золотой, а так, чтобы на жизнь хватало. И тогда он наконец полностью посвятит себя искусству, будет писать одну картину за другой, искать художественного выражения тому, что заложено (он верил в это!) в нем природой, мучиться и ликовать, страдать и побеждать. Так жили любимые им Ван Гог, Гоген и многие другие. Так жили настоящие   мастера...
Однажды в каком-то кафе, куда он забрел, чтобы на  последние копейки выпить чаю с булочкой, случилось ему стать свидетелем такого разговора. Двое разбитных парней под сильным хмельком перемывали косточки какому-то Леньке — медвежатнику,  который, как они выражались, «подорвал» кассу в больнице  «Красный крест». По словам парней, этот Ленька похитил, ни много, ни мало,пятьдесят тысяч. Его поймали, дали восемь лет, но из денег нашли только часть, остальные, что-то около двадцати  тысяч,  Ленька,  якобы, заблаговременно припрятал.
Ольшевский, невесело думая о своих бедах, слушал поначалу рассеянно, мало ли о чем треплются подвыпившие парни, потом навострил уши. Двадцать тысяч поразили его воображение. «Но восемь лет тюрьмы, — передернуло Костю. — Стоит ли овчинка выделки?»
Покинул он тогда кафе в сильной задумчивости: подслушанный разговор неожиданно глубоко запал ему в душу. И долго шел в нем внутренний спор, пока он не сообразил, что все это — чепуха. Разве решится он когда-нибудь «подорвать» сейф или напасть на инкассатора? Костя с досадой, но, одновременно, и с тайным сожалением прогнал эти мысли.
... Как-то на глаза ему (он частенько посиживал в библиотеке над альбомами репродукций и книгами по истории живописи) попалась газетная вырезка. В ней сообщалось, что одна западная  фирма изготовила   легковой автомобиль — чудо техники— для некоей высокопоставленной персоны. В целях предохранения ее от возможных покушений, машину оборудовали пуленепробиваемыми стеклами. Мало того.  Ее снабдили  детонирующим  устройством, которое позволяло взрывать транспорт преследователей, если там оказывались гранаты или бомбы. Передвижная крепость была, к тому же, оснащена специальным баком:  в случае нужды  из  него выливалось на шоссе масло — прямо под колеса машины заговорщиков. Но даже не само описание уникального автомобиля заинтересовало Костю. Шокировала его сумма:  фирма оценила  свой  шедевр  в  кругленькую  сумму— три  миллиона долларов...
Именно с этого момента неясные мысли Ольшевского заработали в строго   определенном   направлении.   Ведь  машина,  даже обычной отечественной марки, могла обеспечить его  напряженно-творческую   жизнь на долгие годы. «Вот бы как-то заполучить «Жигули», да выгодно его продать! — грезил Константин. — Кому? Ну, это уж дело десятое, покупатель на стоящую вещь всегда  найдется.  Но  где  взять  автомашину?
Украсть?»
Ольшевский, к сожалению, уже не ощущал всего безобразия этой мысли. Он как-то смирился, подчинился ей, хотя время от времени, разумеется, на него находили периоды просветления, когда он посмеивался над   фантастичностью   и   неисполнимостью своих  замыслов.  Однако,   привычно  идя  с самим собой на компромисс, он тогда убаюкивал   себя,  что  они — не  более, как   игра. И тем не менее занятия живописью вскоре потеснило-таки новое странное увлечение. Выглядело внешне оно вполне невинно, даже  комично.   Костя   раздобыл   учебник   по автовождению, с несвойственной ему напористостью проштудировал его и, часто, сидя на стуле посреди пустой комнаты, крутил воображаемую баранку — проигрывал в уме всевозможные автодорожные ситуации.
Одно лепилось к другому.
Ольшевскому повезло устроиться ночным сторожем в таксопарк. За эту работу он ухватился обеими руками, не позволял себе совершать прогулов, был дисциплинирован и исполнителен. Тому была веская причина: в гараже ночами он мог не только обдумывать темы будущих картин. Он получил доступ к машинам. Частенько, когда задремывал второй сторож, он выводил любую из-под навеса и катался на ней по двору.
Константин не раз впоследствии задумывался, отчего у него тогда все шло как по заказу? Взять хотя бы знакомство с Альбертом, который работал в таксопарке слесарем, жил за городом, в рабочем поселке, едва ли не в лесу, и у него оказался сарай. Заброшенное, скрытое от людских глаз ветхое строение,   как  сразу  смекнул  Ольшевский, могло стать прекрасным тайником. В случае чего угнанную машину в ожидании покупателя здесь можно было бы и перекрасить: планы Ольшевского с течением времени обретали вполне конкретную форму. Альберт к ним всерьез не относился. Костя, однако, давно уже не шутил...

• Назад
• Вперед